Золотое дно (сборник)
Шрифт:
— Дай-то бог, а рыба в море есть. Есть рыба-то, —
вдруг сказал Герман, повеселевший, с искрами света в
глазах: рыба шла, а значит, можно жить, оттого и серд
це сладкой патокой смазано и до поры до времени за
таилась, притухла в душе тоскливая досада. Ильинская
семга вот-вот должна подвалить, она крупная, жирная
такая, тяпухи дай бог, просто так ее не возьмешь.
А иной раз по двадцать три килограмма попадет, такая
дурила: лежит, в завеску улипиет зубами — думаешь,
коряга иль бревно.
посмотреть.
Тут Сашка приволок большую голубую миску с ухой,
поверху на полпальца янтарный жир, потому уха даже
не парила,' и весь жар затаился в глубине, но попробуй,
хвати ложку с жадностью, тут и выскочишь из-за стола
с распахнутым ртом и слезой в глазах. Намерились есть
долго и сытно, потому как не поешь, так и не порабо-
53
ведется, но, правда, потом раз пять чай пьют, заедая
остатками холодной рыбы, порой часа в три ночи — ведь
у моря все сместилось: и утро, и день, и ночь — таков
круговой семужий промысел. Но не получилось разме
ренного обеда: вдруг откуда-то родился повальный
комар, и ложку до рта не дотянешь — отмахиваться
нужно, да и в чашку густо западала эта гнусливая не
чисть. Поначалу пробовали ложкой вытряхивать кома
ров из миски вон, но — пустая затея. Сразу вспомни
лось, как едят на сенокосах: там комаров поверх супу
толсто и их бесполезно доставать, потому как на их
место тут же свалятся новые. Обычно на пожне едят и
приговаривают: «Ничего, жирней будет. Тоже мясо...»
— Ничего, уха жирней будет, — сказал звеньевой,
и все охотно поддержали его шутку, только зеленые
Колькины глаза, лениво обегающие море, вдруг насто
рожились, и ложку парень отложил в сторону, вынул
изо рта обсосанное рыбье перо.
— Вроде есть...
Все оглянулись и увидали, как возле сетчатой стены
будто кто ударил резко поленом по воде, потом светлой
сердитой дугой выплеснулась рыба и тут же затабани-
ла хвостом, видно, хотела уйти на волю.
— А ну, беги! — прикрикнул Герман. — Сашка — с
ним, столкните карбас. А то уйдет...
Парни вскоре вернулись и принесли две семги, ко
торые объячеились, и потому на серебристой груди от
печатались глубокие продавлины, и если распотрошить
сейчас рыбину, то можно увидеть, как в том самом мес
те багрово зажглось мясо.
— Положи в ледник. На еду есть, — бросил Герман,
даже не оглядывая сёмог. Сдавать их в план нет смыс
ла, примут третьим сортом, дадут за них гроши, так
лучше съесть, тем более, что питаться чем-то надо.
Так и не пришлось толково похлебать ухи: еще по
разу потянулись к миске,
да с тем и отложили ложкив сторону. Сашка притащил строганую плоскую доску
с горой отварной рыбы, но к ней никто не притронулся,
только Коля База порылся в мясе, отыскивая глаз, по
том положил его на язык и долго сосал, будто конфету.
Море притихло, опало, обнажив длинные песчаные
гривы, вода едва-едва наступала на берег и с тихим
слышный долгий выдох, и только в ловушке толклись
мелкие белые гребешки, да порой в сетчатом котле бу
хались рыбы, выметывая водяные радуги. Мешкать
уже было нельзя —• море окротело, подчиняясь таинст
венной невидимой силе, оно сейчас покорно и равно
душно лежало в своих постелях, но где-то там, за
невидимой гранью, уже набухало, заново полнилось,
чтобы скоро всей своей мускулистой плотью навалить
ся на Зимний берег и потрясти его пушечным ударом.
Карбас спихнули, Коля База еще недолго шел сле
дом, толкая посудину на приглубое место. Сашка сел
на весла, а Герман примостился на переднем уножье,
скрестив калачиком ноги и взглядом проникая сквозь
верхние зеленые слои воды. Каждый знал свое место,
дважды повторять не надо было, и потому все суеверно
молчали, словно боялись вспугнуть рыбу. Герман под
нялся на переднем уножье, хватался за оттяжки тай
ника, и кожа на пальцах побелела от напряжения. А в
сетях, похожая на осиновые поленья, висела семга, и,
накренясь над самой водой, почти омокая отросшие
пшеничные волосы, Герман выпутывал рыбин, коротко
и сильно бил колотушкой по черному костяному лбу
и бросал в карбас. Семга лежала на телдосах — доща
тых настилах и косилась темным непрозрачным зрач
ком, ободки глаз потемнели, стали тусклого травяного
цвета, и было видно, как стремительно уходила из уп
ругих рыбин жизнь: они тускнели, деревянели, и косо
срезанные спинные перья мертво припадали к рябоватой
чешуе. В сам тайник попало несколько пинагоров, их
тоже бросили на дно, даже не коснувшись колотушкой,
потому что они податливо и грузно обвисли в руке Гер
мана, не тряхнувши плавниками. Но в карбасе они жи
ли долго, похожие на броненосцев, все унизанные трех
гранными шипами, одетые в толстую кольчугу, и только
выпуклые надутые животы как-то беспомощно отсвечи
вали нежной зеленью. Пинагоры дышали тяжело круг
лыми ртами, как бегуны на длинной дистанции, делая
рот трубочкой, или словно готовились целовать крест
перед причастием.
Коля База шутки ради сунул недокуренную папиросу