Золотое дно (сборник)
Шрифт:
заметно: тут что-то есть, тут что-то такое: видать, по
непонятным обстоятельствам главный бухгалтер над
своим председателем имеет власть и не малую. Это все
окружающие знали, и потому первыми голоса не пода
вали, а ждали указующего слова Федора Степановича.
Даже бойкая Аня вдруг сникла, осторожно прикрыла
ящик стола и засобиралась пойти на ферму, откуда
только что явилась, словно нерешенные дела срочно
вытребовали ее туда.
— Как ваши ноги, Мартын Конович? — вдруг спро
сил главный бухгалтер,
60
— Да ничего...
— Ах да, прости, — спохватился главный бухгал
тер.
— Ну дак как, еще не протрясли колхоз без ме
ня? — назойливо переспросил он, имея обыкновение шу
тить подобным образом.
Косматые брови Мартына нервно вздрогнули, и
непролазный сивый волос на голове встал торчком,
словно бы ужасно напугался человек:
— Не у чего стало жить. Корова себя не оправды-
ват, и рыба за тридевять земель... Протрясать боле
нечего.
— Ты, Мартын Конович, не в секту ли без меня
вступил? По-молитвенному нынче вдруг заговорил. Ты,
Аннушка, чего не упустила без меня? Небось, полит-
беседы редко проводишь, — коротко хохотнул Федор
Степанович, собираясь разговор свести на шутку,' но,
видно, ответ и самому показался легкомысленным, и
потому солидно добавил, локтем придавливая счеты:—
Денег-то на миллионы нынче считаем. Ты посмотри,
как жить стали.
Видно, спор был давний и загорался не раз.
— Солить, что ли, деньги те. А деревня краше ста
ла? Иль производство какое выросло? — глухо, как бы
самого себя вразумляя, упрямо не отступался Петен
бург. — Ну да правда, чего тут, — вдруг спохватился
он, словно бы пугаясь, что сказал лишнее и непонятное
для постороннего слуха. — Противу прежнего мы пора-
то хорошо жить стали. Белого хлеба не хотим нынче.
Скоро в избы запрячемся, как в большом городе, и —
ку-ку...
— Ты все сразу хочешь: и телегу, и лошадь...
— Сегодня дела сдавать иль до завтра погодишь?
До последнего дня, поди, доотдыхаться хочешь.
Но Федор Степанович не принял всерьез разговора,
опять коротко хихикнул,пряча пепельные глазки в раз-
бежистые густые морщины.
— Слушай, Мартын, а тебе и не угадать, кого я
нынче видел. Оказывается, Иван Павлович в деревне
гостится. Важный такой.
— Какой Иван Павлович? — еще не остыв от раз
говора, машинально переспросил Петенбург.
G1
жили, не разлей вода были. До сих пор вся деревня
вспоминает, — с умыслом иль нет, но задел бухгалтер
Мартына. —
Важный такой: фу ты ну ты — крендельгнутый. Прежнего-то Ваню Соска и не признаешь. Идет,
бывало, по деревне, когда еще в милиционерах служил,
винтовка по земле волочится; малой ведь был, но энер-
гичнный, куда там. Здорово он тебя тогда подъел, а?
Он на все голова был, ба-альшой голова. Помню, как
свечку тайно в церкви зажег. Бабы все сбежались: ой
да ой, крестное знамение, на антихриста треклятого бог
посылает гнев свой. Церковь открыли, а перед алтарем
свеща горит. Все на колена и пали, молятся, а Ваня-то
и выходит в простынке белой на плечах. Из-за алтаря
выходит и давай речугу толкать.
— Мне мати рассказывала, — поддакнула Аня, до
этого молчавшая и всеми забытая, — говорит, вострый
был, характерный такой. Церкву-то ломали, дак первым
пример показал. Да еще учитель был — Лагутин такой...
Говорит, иконы-то сорвут, да под задницу, и с горки
ледяной катаются. Они тогда во главе деревни и шли
да еще Мартын Конович с има, да? — по-девчоночьи
спросила она у Петенбурга и вытаращила наивно пест
рые глаза.
— А стихи-то как складывал. Он здорово тебя то
гда поддел: «Как у вазицкой артели в голове много за
теи. Они бьются без пути, на судне некому идти...» —
Федор Степанович мелко засмеялся, словно икал.—
Длинное такое, бывало, как начнет мать читать — ус-
меешься. Старухе за восемьдесят, а все в памяти. Вот
какая твердая память бывает... Ты скажи, Мартын Ко
нович, за что же он тогда взъелся на тебя... Вы, Петен-
бурги, на язык тоже хороши были, что Парамон, покой
ничек, что ты.
В бухгалтерии все настороженно замолчали, даже
Витя-экономист перестал крутить арифмометр и насто
рожился, а Петенбург смущенно закашлялся, заерзал
на подставочке и, накренясь вперед, в подстолье, стал
разминать ладонями стонущие култышки. Ему бы ра
зозлиться на Федора Степановича и оборвать этот
разговор — он понимал, что не с добра начал воспоми
нания бухгалтер, — но то ли Аня со своей наивной от
крытостью была причиной, или разбуженная память,
62
душе, не успев разлиться. И безногий старик ухмыль
нулся, расправляя кончики усов.
— Он ведь попрыгун был, все с налету хотел взять.
Не позже, как завтра, мировая революция, и все тут,-
Ну я на него и сочинил при всех в сельсовете — тогда
такое увлечение было складывать про все. Первые-то
строчки, как ныне помнится, были таковы: «Сельсовет
есть орган власти пролетарской на селе, но у нас де
ла иначе. И по чьей это вине? Здесь дорога не вешона,