Золотое дно (сборник)
Шрифт:
как дыхание, небо на западе очистилось и огненно за
горелось, все пронизанное длинными сиреневыми дыма
ми, и, как отражение заката, струилось в реке багровое
облако; порой его пересекали неторопливые буксиры,
они казались черными странными рыбами. Река не то
чтобы успокоилась — волны ходили по-прежнему высо
ко, — она как бы надулась от пришлой морской воды,
выгнулась меж берегов, и дальние острова с маленьки
ми деревеньками сейчас были едва видны, чудилось,
155
ко крыши изб и вершины деревьев.
Геля постепенно отогрелся, озноб прошел, и только
в душе не успокаивалась тревога, как отражение не
давнего возмущения природы. Он закатал штанины и
вошел в мелкую воду — она оказалась теплой, как пар
ное молоко, и когда он вернулся на берег, ноги сразу
покрылись пупырками дрожи. Тут что-то заставило
Гелю Чудинова оглянуться, но душа его не взволнова
лась, когда он увидел, как вдоль реки, с покорной точ
ностью повторяя извилистые очертания берега, бежит
собака, вся вялая и какая-то опущенная: мало ли этих
животных, бездомных и вечно голодных, с сиротской
печалью в слезящихся глазах, болтается по городским
закоулкам — и Геля безразлично отвернулся, разгля
дывая огнистый закат. Но пути их пересеклись со
странной закономерностью, и собака не захотела усту
пить человеку. Геля обернулся в то самое мгновение,
когда, подобно электрической искре, ударила пониже
лодыжки внезапная боль: собака прокусила ногу, и то
ли она сделала шаг в сторону или Геля испуганно от
скочил, но только они оказались друг против друга.
У суки была длинная острая морда с желтыми бровя
ми над дымчатыми печальными глазами, а челюсть
широкая и уродливая, с неровным прикусом и слизью
в черных бархатистых углах губ. Лишь на какое-то
мгновение встретились их взгляды, и собака тут же
равнодушно повернулась и мерно побежала дальше,
поджав хвост и неряшливо разбрасывая тонкие кривые
ноги. Геля опомнился, хотел схватить палку или ка
мень, но под руку ничего не попадалось, и он с досадой
бросил вслед пригоршню сырого речного песку — сука
так и не обернулась и вскоре скрылась за поворотом.
Геля осмотрел ногу, увидел след двух клыков и кро
хотную капельку крови, быстро смахнул ее, раскатал
штанины и пошел через пляж в город, все прислуши
ваясь к ноге. Но кроме тонкого нытья ничего не чувст
вовал и потому вскоре успокоился и, когда оказался
на улице, почти забыл о происшедшем.
А ночыо Геле снилось что-то фантастическое: будто он
едет верхом на тракторе и хотя не видит его, но знает,
что это именно трактор. Потом оказалось вдруг, что он
156
зал к изгороди, а трактор оборвал веревку и скрылся
в чьем-то доме. Геля, схватившись за голову, со стра
хом думал: «Господи, куда же лезет эта бездушная
тварь?!» И тут на крыльцо вышла женщина, вся в сле
зах, и, качая укоризненно головой, стала показывать
рукою на дверь, где скрылся трактор, и Геля понял,
что случилось что-то непоправимое...
Неимоверным усилием воли он заставил себя про-
будиться, ужасаясь реальности и жуткости сна. Ночь,
наверное, кончалась, и по высокому потолку скользили
тусклые блики света. Геле отчего-то было страшно,ион,
обливаясь холодным потом, с необъяснимой тоской
представил, что его действительно укусила бешеная со
бака, а значит, он скоро умрет... «Нет-нет, бред какой-
то! Бежала по пляжу одинокая голодная бродяжка, я
заступил ей дорогу, и она рассердилась и укусила.
Что с собаки спросишь?»
И тут тонко до самого колена заныла нога, и снова
вспомнилась темная, как ночь, сука с желтыми бровя
ми. С холодной расчетливостью, как о ком-то посторон
нем, Геля стал предполагать, сколько осталось ему
жить: «Неделю, наверное, иль две, потом будет меня
душить... Глупо, как глупо, только новая жизнь откры
лась. Столько всего хотел сделать, прочувствовать...
Рок какой-то иль судьба. Один как перст — вот непри
ятность. Хватится ли кто?.. Домой, домой надо! — вдруг
ухватился он за эту спасительную мысль, лихорадочно
вскочил с кровати и распахнул чемодан. — Как же я
раныпе-то, дурило? Ну конечно же, домой! Мать выхо
дит, поставит на ноги, а если и что, так — дома, своя
земля. Приду, скажу: «Мама, здравствуй!» — и ника
ких телеграмм, как снег на голову... А может, еще
обойдется? Ведь не может же так просто — дико даже:
раз — и все...»
2
Геле подумалось, что он вроде бы и не отлучался из
родных мест: тот же крошечный аэродром, в дальнем
конце которого паслись коровы; тридцать серых ступе
нек вверх на угор, мимо провинциального вокзальчика
157
деревенский амбар с тремя мутными оконцами, врос
шими в землю. Геля обошел встречающих, ожидая,
что его окликнут, будут расспрашивать, но его не уз
нали, и Геля подумал, что он теперь вроде бы чужой
здесь. Но запах родины витал в воздухе, свой, какой-то
особый: пахло иван-чаем, пылью и бензином, луговыми