Золотые земли. Птицы Великого леса

– Тогда сын князя, – продолжила женщина.

– Или молодая княжна, – добавил её муж.

– Велел замуровать себя в подвале крепости.

– Княжна прыгнула из крепости в реку и утопла. А с собой от отчаяния она прихватила сына.

– И так сын князя, или… – Жена поймала взгляд мужа и добавила примирительно: – Сын молодой княжны, но в любом случае это сын князя, просто непонятно, взрослый это был или ребёнок, стал духом и превратился в Малого человека. С тех пор он защищает крепость от чужаков. Поэтому наш Твердов никто никогда не смог захватить. Всё благодаря ему.

У Ежи заболела голова от путаницы. Некоторое время он сидел, пытаясь всё осмыслить.

– Значит, ваш дух защищает крепость?

– Да, – гордо улыбнулись сапожник с женой.

– Он маленький и бородатый? – уточник Ежи.

– Да!

– А ещё очень сильный и мстительный, – добавила жена.

– И не любит чужаков?

– На дух не переносит.

Может, Ежи и опасался духов Нави и всё, что было связано с нечистью, но он успел наслушаться немало баек от Весняны. Милош говорил о них реже, но тоже порой делился знаниями, и Ежи был уверен, что…

– Ваш Малый человек – домовой.

Сапожник с женой одновременно поморщились.

– Ишь чего! – воскликнула жена.

– Быть того не может!

– У нас сильный могущественный дух. А что может твой домовой?

– Однажды он раскидал целое войско лойтурцев!

Ежи боялся спорить, поэтому постарался перевести разговор:

– Так какую госпожу преследует Малый человек?

– Будущую нашу королеву, госпожу Венцеславу, – как нечто само собой разумеющееся, ответил сапожник. – Она приехала почти сразу после того, как Охотники прошли через Твердов. Говорят, Малый человек тут же начал преследовать её. Вот уж не знаю, почему.

– Духи часто обижают беременных, а она только-только ребёночка скинула, – жена осенила себя священным знамением. – Да поможет ей святая Лаодика.

Сапожник неопределённо пожал плечами, вдруг вспомнил про остывающий борщ и принялся усердно и громко хлебать. Некоторое время Ежи молча наблюдал за ним, всё ещё пытаясь собрать мысли в кучку.

– Значит, ей нужна помощь, – произнёс он негромко.

– От Малого человека? – спросила жена сапожника. – Вряд ли, тут как поможешь? Нужно просто задобрить его. Конечно, он недоволен, что столько чужаков поселилось в Твердове. У нас гороху теперь негде упасть.

– Зато навьим духам будет чем поживиться. Может, до нас не доберутся, – пробурчал сапожник.

– Вот ты скажешь, – захохотала его жена, игриво хлопнув по плечу. – И правда, пусть сначала лопают совинских. Нас-то, своих, Малый человек защитит.

– Раз он защищает людей, то почему хочет обидеть Белую Лебёдушку? – робко спросил Ежи.

– Да я же говорю, – женщина поставила локти на стол и наклонилась ближе к Ежи, чтобы тот, видимо, лучше понял, – Малый человек принимает только своих. Чужаков он не любит. Хорошо, если не убьёт Белую Лебёдушку. Ей бы или дары ему принести или вовсе уехать из крепости.

– Какие дары? Духу? Ты в своём уме? Да её саму тогда Охотники…

Ежи больше не слушал весёлой перебранки супругов. Коротко он поблагодарил их за рассказ, вышел из лавки и пошёл обратно к корчме. Сапожник с женой могли не соглашаться, но Ежи готов был поклясться: Малый человек был злым и мстительным домовым духом.

Утром Горица успела сходить на рассветную службу и вернулась ещё более взволнованная, чем уходила.

– Ох, Ежи, не показывался бы ты им на глаза, – попросила она. – Уедем, ради Создателя, куда-нибудь подальше. Есть ведь места, где спокойно.

– Почему ты передумала?

– Да я не передумала, – махнула рукой мать. – Давно уже мне покоя нет. Страшно всё-таки. Куда тебе против, – она заговорила тише, – нечистой силы? Ты не воин, Ежи.

– Да я знаю, мам, – пробормотал он нерешительно.

Действительность обрушилась на него со всей тяжестью. Какой из него воин? Что за нелепый дорогой наряд он нацепил на себя? Зачем он носил меч, если толком не умел им пользоваться? Ни меха, ни серебряная вышивка, ничто не могло изменить истинного порядка вещей: Ежи являлся обычным слугой.

– В конце концов, ну куда тебе тягаться с нечистью? – продолжила Горица. – Они же тебя задерут, как щенка.

– А Венцеславу? – робко возразил Ежи.

– А что её?

– Малый человек её преследует.

– У невесты принца достаточно охраны, – фыркнула Горица. – Ежи, – добавила она шёпотом, – золота у нас достаточно, спасибо Милошу. Уж как-нибудь проживём, бедствовать не будем.

Постоялый двор, на котором они остановились, стоял на берегу Тасмы, из низины открывался хороший обзор на старую крепость. Ежи невольно пригляделся к чёрным провалам окон, точно надеялся заметить Белую Лебёдушку. Это правда, что у неё было много охранников, но среди них не осталось Охотников. Смогли бы они совладать с нечистой силой?

Подул ветер, и ткань на телеге вздыбилась, Ежи пришлось плотнее перевязать её верёвками. Он наморщился. Воняло тухлятиной.

Это сделал он, Ежи. И мор в Лисецке, и неприкрытый страх Здиславы, и мёртвая лесавка, и все разбежавшиеся духи Нави по дороге из Ратиславии в Рдзению – это всё тоже Ежи. Он больше не был просто слугой. Он был сыном чародея, пусторождённым и проклятым. Он мог убивать создания Нави.

– Я пойду, – негромко произнёс он.

– Что? Ежи, умоляю, не придумывай глупостей. Я послушалась тебя сначала, но…

– Я пойду! – упрямо повторил он. – Без меня она не справится.

Мать схватила его за руку, и Ежи буквально протащил её на себе по двору.

– Хватит, на нас смотрят!

С трудом он взял старую лошадку под уздцы. Лошадь, взволнованная криками Горицы, заупрямилась и попыталась вырваться.

– Мам, хватит! Пожалуйста, отпусти меня.

Народ у конюшни и вправду оборачивался на них. Наверное, Ежи выглядел жалко: высокий остолоп, которого мать не выпускала со двора. Он покраснел от смущения.

– Я уже взрослый!

– Умрёшь ты, взрослый! Ради чего?

– Ради кого!

Он остановился. Лошадь радостно вырвалась, заплясав на месте.

– Из-за меня погибла Веся.

– Из-за ведьмы, – поправила мать.

– Из-за того, что я доверился этой ведьме. Не спорь. Я… меня теперь даже Милош боится. Я чудище, мама…

Горица хотела возразить, но только открыла рот, как выброшенная на берег рыба.

– Я ещё хуже, чем чародеи. Я настолько ужасен, что даже они меня боятся. И я должен искупить свою вину, а это единственный возможный способ.