Золотые земли. Птицы Великого леса

– Госпожа Венцеслава не знает никакого Охотника Ежи.

– Но я… – он растерялся, и всю уверенность точно смыли водой. – А ей говорили, что я бывший слуга королевского целителя?

Женщина прищурилась.

– Про такого Ежи она знает. Что за подарок принёс?

– Проведи меня к ней, тогда и узнаешь.

– Показывай, мало ли что ты госпоже тащишь.

– Не пытай меня, – пригрозил Ежи.

И служанка сдалась под неожиданным натиском.

– Пошли, – раздражённо позвала она и быстро пошагала впереди, придерживая руками длинные юбки. – Но если что, – добавила она, оглянувшись, – у госпожи такие стражники, что тебе крепко не повезёт, вздумай ты её обидеть или оскорбить.

Ежи подал знак мальчишкам, и они подхватили обёрнутую мешковиной тварь, пошли следом. Марыля бежала по коридорам так быстро, что они едва успевали следом.

– Я ни за что не причиню вред госпоже Венцеславе, – горячо возмутился Ежи.

– Ну-ну, – хмыкнула женщина.

Стоило служанке остановиться у большой дубовой двери, и сердце у Ежи ушло в пятки.

– Госпожа, к тебе в гости старый знакомый со свадебным подарком, – звонко воскликнула женщина.

– Ещё рано для свадебных подарков, Марыля, – ответил серебристый голосок. Ежи не видел её, но знал, что она улыбалась. – Но я в любое время рада старым друзьям. Пригласи его скорее.

Служанка распахнула дверь, и Ежи вошёл на негнущихся ногах. Всё сияло золотом, серебром и огнём. Но ярче всех Венцеслава в платье, вышитом жемчугом.

Только на мгновение она выдала своё удивление, и тут же улыбнулась.

– Ох, мой друг, как я рада тебя видеть. Что тебя привело в Твердов?

– Я… я…

Ежи поклонился, и с его головы упала шляпа. Он схватил её, прижал к груди, выпрямился и раскрыл рот.

– А где Щенсна? – выпалил он в растерянности.

По лицу Венцеславы пробежала тень.

– Её больше нет с нами, – чуть склонив голову, произнесла она и добавила нетерпеливее: – Так с чем ты пришёл, дорогой Ежи?

Венцеслава ждала чего-то в ответ, а Ежи закрутился на месте, как ужаленный.

– Вы! – он кинулся к мальчишкам.

Они бросили ношу на пол, и Ежи жестом велел им отойти в сторону.

– Ты в порядке, мой друг? – спросила озадаченно Венцеслава. – Что ты принёс мне?

Ежи наклонился, перерезал верёвки на мешковине.

– Вот, – сказал он и развернул мёртвую кикимору.

– Мда-а-а, – протянул Гжегож, покрутил головой, рассматривая кикимору, и снова произнёс: – Мда-а-а-а… вот эта похерень пострашнее Длугоша будет.

Толстяк загоготал, за что Длугош пнул его под зад. Впрочем, ничто не могло сбить Толстяка с ног. Он даже не пошатнулся.

– И чё с этой похеренью делать? – сердито спросил Гжегож.

– Можно сжечь, – пожал плечами Ежи.

– А можно скормить Толстяку, он жрёт всё подряд, – гнусаво произнёс Длугош.

Если это и было шуткой, то никто не засмеялся. Воняла кикимора прескверно. От туши стоило сразу избавиться, но они зачем-то собрались вокруг неё и разглядывали.

– Ладно, сделайте что-нибудь с этим, – поморщился Гжегож. – А ты, Ежи, за мной.

Если поначалу у Ежи тряслись колени от одной мысли о встрече с главой Тихой стражи, то теперь он вдруг испытал удивительное воодушевление. Он снова шёл следом за Гжегожем по коридорам крепости, снова стремился к чему-то потаённому, неизведанному и чувствовал себя… нужным. Он был нужен Гжегожу в прошлый раз, пусть и только для того, чтобы управлять Венцеславой, скармливая ей нужные знания. Он был нужен теперь, но уже для куда более важных дел.

– Как ты это делаешь? – спросил Гжегож.

– Что?

– Как ты убиваешь нечисть? На кикиморе даже ран не было… кстати, ты уверен, что это кикимора?

– Ага, – Ежи шёл, почти наступая Гжегожу на пятки, тот был ниже, и ногами ему приходилось шевелить куда быстрее, чтобы не дать себя обогнать. – Мы остановились ночевать в заброшенном доме, а проснулись ночью оттого, что на чердаке что-то щёлкало.

– Щёлкало?

– Она пряла пряжу… из волос моей матери. Обрезала, пока мы спали.

– Хорошо, что не загрызла, – хмыкнул Гжегож.

– Она потом попыталась. Не знаю, правда, почему она вообще к нам приблизилась. Но… говорят, обычно кикиморы не нападают открыто. Они пакостят, путают волосы, пряжу, иногда могут душить во сне…

– Много ты знаешь о всякой нечисти, – недоверчиво зыркнул через плечо Гжегож.

Коридоры в Твердове были узкие, и идти приходилось друг за другом.

– Я всю жизнь провёл с двумя чародеями, – виновато улыбнулся Ежи. – Правда, они как раз редко что-либо рассказывали. Была одна девушка, ратиславка…

– Лесная ведьма? – понимающе сказал Гжегож.

– Нет, другая. Очень хорошая девушка, – он невольно впился ногтями в свои ладони. – Она многому меня научила… многое рассказала. Думаю, ей просто нравилось меня пугать, но… оказывается, я что-то запомнил.

– Например?

– От полуночницы можно спастись, если рассыпать бусы или зерно. Она начнёт собирать.

– Какая ерунда.

– Ага…

Всё выше и выше они поднимались из подземелий в башню крепости. Ветер гудел, гуляя по Твердову. В узких прорезях окон сверкала покрытая льдом река Тасма. У одного из окон Ежи остановился, опёрся руками о подоконник.

– Голова кружится, – проговорил он.

– Это с непривычки, – кивнул Гжегож. – Тут тебе не Совин. Там замок был громадный, а этот… похерень какая-то.

– Зато, говорят, Твердов никогда не могли захватить.

– Говорят… Так что, расскажешь, как ты умудрился убить кикимору?

– В общем… – Ежи тяжело вздохнул и подался вперёд. Морозный воздух обжёг лёгкие. Они больше не болели. Золотая сила, которую он забрал от кикиморы, а ранее от лесавки, сделала его удивительно сильным и здоровым.

Внизу, на дороге к крепости и на берегу Тасмы, мельтешили люди. Жизнь шла своим чередом, несмотря на угрозы от лойтурцев, тварей Нави и все беды, что свалились на Рдзению за минувшую зиму.

Невозможно было приготовиться к дальнейшему разговору, но и оттягивать его больше не имело смысла. Ежи нужно было доказать Гжегожу, что без него они не могли справиться.

– Меня боятся навьи духи.

– Чего? – Ежи послышалось, что Гжегож хрюкнул от смеха.

– Меня боятся духи, – повторил Ежи.