Золотые земли. Птицы Великого леса

– Твою ложницу пока никто не трогал, – Гутрун стояла в дверном проёме, скрестив руки на груди. Волчий воротник щекотал её подбородок. Она смотрела на Вячко, не обращая внимания ни на лесную ведьму, ни на чародея. Если бы только она знала, кем они являлись…

Из-за спины княгини показался Мстислав. Мальчишка уставился на Вячко с нескрываемым любопытством, и не было в нём ни злости, ни страха, ни ненависти. Если мать и пыталась объяснить, отчего родной дядя ему не друг, то он пока не понял.

– Значит, мои слуги пойдут со мной. Они понадобятся мне и моей жене.

– Как пожелаешь, – Гутрун пожала плечами.

Вячко не оглянулся, но услышал, как неуверенно последовали за ним чародеи, как гневно Чичак топала каблуками. Он чувствовал её злость на своей коже, но сам был опустошён.

Глава 23

Так дай же мне воздух, и я стану тебе крылом.

Я дам тебе бурю и, может быть, даже грозу.

«Никогда», Мельница

Ратиславия, Златоборск

Месяц березень

В Златоборске осталась только одна Великая княгиня – Гутрун.

– А где Фиофано? – спросил Милош.

Вячко нахмурился.

– Понятия не имею.

– Когда я был в Златоборске, княгини между собой враждовали. Это Фиофано велела мне идти к Ярополку.

– О ней никто не говорит. Но вряд ли она нам поможет. У Фиофано нет ни дружины, ни верных союзников, кроме Императора. А он и прежде не отвечал на наши просьбы о помощи.

Милош держал в руках косу Дары, играл с её кончиком, почти не задумываясь, как это выглядело со стороны. Она не возражала, а княжич отводил взгляд. Только его жена наблюдала с любопытством.

– Княжич, ты мог бы обратиться к Фиофано за поддержкой?

Вячеслав помотал головой.

– Мачеха меня ненавидит.

Дара подняла на княжича взгляд, точно хотела что-то сказать. Она почти всё время молчала, напряжённая, как тетива.

– Ты можешь сейчас дать все клятвы, что она потребует. Сдержать их необязательно, – рассудил Милош.

– Эти клятвы услышит не только она, а вся столица. И каждый будет знать, что я сам назвал себя недостойным княжения. Кто после этого пойдёт за мной? Народ отвергнет меня.

– Люди – овцы, – скривился Милош. – Они верят тому, кто сильнее, и отворачиваются от того, кто слабее.

Чародеев Совиной башни восхваляли, точно богов, пока Охотники не обратили башню в пепел и не покрыли их имена позором.

– Мой отец пришлёт столько людей, сколько надо, чтобы Гутрун умереть, – прищурилась жена княжича. – Только обмани её теперь. А потом насадим её голову на кол.

– А что будет с детьми? – Вячеслав опёрся локтями о колени, сгорбил широкие плечи. Он не был таким же мощным и сильным, как его брат, но Милош видел, что та же стать должна была прийти к нему со временем. Если это время у него будет.

– Они соперники. Они должны найти смерть, – Чичак протянула руку к мужу, пытаясь заглянуть ему в глаза.

– Нет.

В глазах княжича мелькнул ужас. И боль. И страх. Такой пронизывающий, что Милош его узнал. Страх одиночества опустошающего, точно ночная тьма. Княжич знал, что значит остаться одному во всём мире.

Весь его род уничтожили, точно стаю оголодавших волков длинной зимой. Он остался один.

– Ты должен стать Великий князь, – упрямо сказала Чичак. – Ты должен править.

Вячеслав молчал.

Милош намотал на палец прядь волос Дары.

Он снова стал пленником в княжеском дворце. Будь он один, то не видел бы в этом беды. На окнах не висели решётки, значит, он мог улететь на волю в любое время. Другое дело – чародеи, которые остались за воротами детинца. Если бы скренорцы прознали, что колдовских сил у них толком не было, так перебили бы тут же, как котят.

– Нужно вывести чародеев из города и проводить к Великому лесу, – сказал он. – И как можно скорее.

– И кто же их отпустит? – нахмурился Вячеслав.

– А кто посмеет остановить несколько десятков чародеев во главе с лесной ведьмой? – усмехнулся Милош.

Княжич поднялся с лавки, разулся, залез на кровать и укрылся тёплой звериной шкурой.

– Ложитесь спать. Утром она снова нас позовёт.

Милош наблюдал, как Чичак, не раздеваясь, легла рядом с мужем, положила голову ему на грудь. Он перевёл взгляд на соломенные тюфяки, которые для них с Дарой бросили на пол.

– Бывало и хуже, – прошептала Дара.

– Бывало.

Она заснула в его объятиях, не вырывалась, а Милош прижимал Дару крепче, пытаясь согреться. От волос девушки снова дурно пахло, одежда и кожа пропитались потом, но на холодном полу, в полной темноте это не казалось таким важным.

Милош засыпал, вдыхая знакомый запах, слушая неровное беспокойное дыхание и почти чувствуя на душе покой. Завтра, день после этого и ещё много последующих новых дней их ждало мало чего хорошего. Но он хотя бы был не один.

Стало больно и смешно от того, что злая раненая девчонка помогала ему чувствовать хоть что-нибудь, помимо пустой усталости. Он не знал этому названия. Но Милоша злили её холодность, её равнодушие. Дара была рядом, но точно не с ним. На этот раз выходило, что это он нуждался в Даре, а она в нём нет. Почему? Разве она тоже не осталась совсем одна на этом свете?

Милош не верил, что мёртвый князь много значил для Дары. Он совсем её не знал. Но тогда почему Дара оставалась холодной? Почему не отвечала ни на улыбки, ни на взгляды? Она не могла, не имела права быть равнодушной. Только не к Милошу.

Или всё из-за ребёнка князя? Милош ненавидел его ещё больше, чем дитя Венцеславы. Того она хотя бы зачала от мужа и, наверное, по своей бабской глупости даже хотела его. Но и сам леший бы не разобрал, что чувствовала Дара. Желала ли она это дитя? Жалела ли? И если да, то почему?

Милош бы никогда в том не признался, но он был рад, что ребёнка желал забрать Хозяин леса.

Рядом с Дарой жизнь казалась чуть ярче. Милош не осознавал этого прежде, в Совине, до того, как впервые покинул родной город. Он не чувствовал этого, когда шёл по дороге из Рдзении в Ратиславию. То удивительное чувство им было давно забыто.