Золотые земли. Птицы Великого леса

– Ты же пересёк всю степь от земель ратичей до Дузукалана, – удивлённо произнесла Чичак. – Духи не тронули тебя? Не похитили твою душу?

– А, ты про это… На нас нападали пару раз, но мы справились.

Чичак повела плечами, съёжилась так сильно, что даже под её просторными одеждами это стало заметно.

– С вами был осквернённый, – вспомнила она о Втораке. – Духи не трогать осквернённых.

– Почему?

– Потому что они одно и то же. У них нет души.

Вячко не знал, стоило ли с ней согласиться. Одна только мысль о лесной ведьме разжигала жгучую ненависть в груди.

Катша тоже была непроста и тоже не безвинна, но в сердце не осталось ненависти к ней. Да и сам Вячко – внук Златы. Но всё же… у чародеев слишком большая сила, чтобы не бояться их.

– Чародеи же защищают город от духов.

– Да.

– И хан Барджиль согласен освободить их? Увести чародеев из города?

– Не всё так просто.

Вячко схватил Чичак за плечо и развернул к себе.

– Не трогай меня, – зашипела она, точно кошка, вывернулась, отскочила прочь.

Турар вырос словно из-под земли рядом со своей хозяйкой.

– Объяснись, – потребовал Вячко.

Если бы Чичак действительно не желала говорить, то Турар бы скрутил его легко, как ребёнка, а невеста приставила бы кинжал к шее, вот и весь разговор. Но ему повезло.

– Мать рассказывала, что в её землях иначе, что духи помогать вам. Потому Шибан и хотеть пойти на вас войной, потому что вы оскверняете богиню, вы как осквернённые, только без их дара.

– В степях всё иначе?

– Духи убивать, красть души у люди, – сказала Чичак. – Затем и нужны халтэурх.

– Чародеи, – Вячко сам догадался о значении слова.

– Чародеи-рабы, – поправила Чичак. – У них есть дар, как у духов. Они борются с ними.

– Тогда зачем твой отец хочет освободить их? Город останется без защиты.

– Он отдать не всех. Халтэурх разные. Есть те, что питать город. Есть те, кто идёт в бой. Шибан не сможет забрать тех, кто защищать Дузукалан, храм не позволить это.

– Вот, значит, как, – Вячко вспомнил, каким изнурённым и опустошённым выглядел Вторак, когда попал к нему в плен. Его и вправду точно выпили досуха. – А кто эти люди, к которым мы сейчас идём, и почему втайне от твоего отца?

– Славный хан боится, что ты сбежать.

– А ты нет?

– Тебе некуда.

Вячко горько усмехнулся. Чичак была права.

– Расскажешь, кто эти люди и чего от них ждать?

– Они хотят тебя видеть.

– И?

Чичак долго молчала, решая, стоило ли ему отвечать.

– Идём, – бросила она коротко и что-то добавила на своём языке Турару.

Раз она не ответила, значит, не стоило ожидать ничего хорошего.

Всё стало казаться ещё хуже, когда прошли мимо небольшого храма с луной и звёздами на крыше и приблизились к распахнутым воротам.

– Почему ворота открыты ночью? – Вячко невольно остановился, и Турар толкнул его в спину.

Чичак звонко засмеялась, и бубенцы на её косах зазвенели.

– Это ворота к пристани, – пояснила она. – Зимой духи воды спят.

Он шёл недоверчиво, вглядывался в пустоту впереди. Казалось, что за воротами земля обрывалась. Но от узких, самых маленьких, пожалуй, ворот Дузукалана вдоль берега лежала дорога. Справа возвышалась городская стена. Она обрывалась уже в воде, и волны разбивались о неё с шумным плеском.

По левой стороне стояли дома, горели огни, и там, несмотря на запрет, даже ночью гуляли люди.

После узких городских улиц Вячко задохнулся волей и счастьем, узрев простор ночного моря. Небо было чёрным, и таким же чёрным и бездонным было море. Ничего дальше пристани – только пустота и тьма. И как она была прекрасна!

– Зимой здесь безопасно. Даже если в город проникнут духи, эти ворота закроют, и люди уплыть. А летом на пристань всегда много осквернённые. Есть духи, которые не спят в море, но они жить на глубина. Их боятся моряки. Нам не страшно.

Пристань не спала. Пахло рыбой и гнилью, холодный ветер с моря проникал под одежду, пронизывал до костей. Было шумно, в покосившихся уродливых зданиях горел свет.

Весело кричали, пели, кто-то даже танцевал. Вячко не заметил ни одного стражника в толпе. У воды горели редкие костры, вокруг них собирались гуляки, но куда любопытнее казались распахнутые двери в хижинах. У них стояли женщины, зазывавшие гостей. Они выглядели вызывающе: в распущенных волосах блестели украшения, одежды были яркими и легкими, такие вряд ли могли защитить от холодного ветра с моря. Вячко никогда не видел, чтобы продажные женщины вели себя так откровенно на улице. В Златоборске они держались подальше от людей, прятались за дверями домов наслаждений и за спинами здоровых детин, нанятых их охранять. В Дузукалане любовь продавали так же открыто, как шёлковые ленты на торговой площади.

– Люди Луны ходят сюда?

Чичак прятала лицо то ли стыдливо, то ли пугливо.

– Редко.

Втроём они вошли в корчму, что стояла на самом отшибе. Здесь было не так многолюдно, и пахло ещё отвратнее, чем во всех хибарах, мимо которых они прошли по пути. За столами сидели мужчины, все болезненные на вид, в оборванной одежде. На полу валялась рыбья чешуя, ноги прилипали к грязному полу. Хозяйка, что встретила их, сверкала лиловым синяком под глазом. Она сказала им что-то крикливо, и Турар дал ей монету. Чичак дёрнула слугу за рукав, указала пальцем в дальний угол.

Там за покосившимся обляпанным столом сидел мужчина в драной одежде, худой и грязный. Вячко оглянулся на Чичак, хотел остановить её, спросить, не ошиблась ли она, но девушка уверенно села напротив оборванца. Турар встал прямо за её спиной, как верный пёс. Княжич остался в стороне. Незнакомец заметил его и посмотрел с нескрываемым любопытством.

– Садись, – обернулась Чичак.

Вячко пожалел, что всё так же не мог разглядеть её лица.

Он медленно подошёл, присел на свободный стул. Незнакомец, не отводя глаз от Вячко, отпил из деревянной кружки, и даже на расстоянии княжич мог почувствовать, как от него смердело. Длинные, слипшиеся, точно сосульки, пряди спадали на лоб и лезли в глаза. Разве что мухи над ним не кружили, и то, верно, лишь потому, что была зима.

– Кто ты такой? – спросил Вячко по-ратиславски, отчего-то даже не подумав, что мужчина мог не знать языка.

Но тот неожиданно ответил:

– По-вашему меня звать Жаба. А по-нашему ты и повторить не сможешь.

Жаба был непривычно бледен для дузукаланца, но в конце концов люди приходили в вольный город со всех концов света.

– Ты хорошо говоришь по-ратиславски, – удивлённо отметил Вячко.

– В вольном городе кого только нет, тут и по-лойтурски запоёшь, – усмехнулся Жаба и прищурился. – Так вот ты какой.