Золотые земли. Птицы Великого леса

Он знал, что разговор у них выйдет нелёгкий, но всё равно захотелось придушить её. В конце концов, он не заслужил столь пылкой ненависти. Он не пытался убить Дару, сдать Охотникам или храму. Он всего лишь разбил ей сердце.

Тогда Милош не понимал, как это бывает больно.

– Дар, – протянул он её имя и вдруг увидел, как за яростью и гневом промелькнуло нечто куда страшнее. – Я знаю, что ты… зла на меня.

Она молчала, слушала, и Милош догадался по её лицу, что терпение Дары было на исходе.

– Но теперь нам лучше работать сообща. Я помогу тебе.

Дара усмехнулась с издёвкой и опустила глаза, точно даже смотреть на него ей было противно.

– С чем же ты мне поможешь?

– Я знаю, что ты готовишься к войне. Я обучу тебя, чему успею. Помогу. А если что пойдёт не так, то придумаю, как сбежать.

– Мне сбежать нетрудно, нужно только взмахнуть крыльями, тебе ли не знать.

– А твоей сестре? – он знал, куда бить. – Пойми, мы друг другу лучшие союзники. Никто не поймёт чародея, как другой чародей. Вместе мы сослужим князю куда лучшую службу.

Ядовитые слова желали сорваться с её губ, но Дара молчала и старательно смотрела куда-то в стену.

В сенях было невыносимо холодно, а кафтан Милоша остался в избе, и он быстро продрог до костей, но уйти не посмел. Если потеряет момент, то вряд ли снова сумеет заставить Дару его выслушать.

– Дар, я хочу вернуть былые обычаи: созвать оставшихся чародеев, чтобы мы были защитой друг для друга. Создать новую Совиную башню. Я хочу, чтобы мы сделали это вместе.

Только тогда она посмотрела ему в глаза.

Глава 12

Ратиславия, д. Пяски

Месяц лютый

На ветку трухлявой яблони был насажен череп. Ежи остановился, выпучил глаза и оглянулся на Здиславу. Старуха громко пыхтела, пробираясь по скользкой тропе. День выдался на удивление светлым и тёплым. Блестел на солнце заснеженный лес, щебетали весело птицы, почуяв весну, а впереди перед покосившейся избушкой висел человеческий череп. И Ежи боялся сделать ещё один шаг вперёд.

– Фто стоиф? – сердито пропыхтела ведьма.

– Нам туда? – уточнил нерешительно Ежи.

– А куда ф ефё?

Она толкнула его в сторону с тропы, Ежи угодил в рыхлый, глубокий снег, и старуха бодро засеменила к избушке. Младенец, привязанный к её спине платками, вдруг впервые издал странный жалобный звук.

Они шли почти несколько дней, и за всё это время ребёнок ни разу не заплакал. Старуха кормила его один раз в день, вечерами, украдкой, Ежи не мог разглядеть, чем. Здислава садилась у огня, отворачивалась и только тогда, спрятав младенца в шубе, давала ему поесть. Он сосал жадно, громко, но кроме этого не издавал никаких звуков. Ежи не решался спросить, почему.

Наконец их путь завершился. Ещё немного, и Ежи сможет распрощаться со Здиславой. Впервые за всю длинную зиму он ощутил тепло лучей на своём лице. Весна приближалась, прорывалась сквозь пургу и морозы.

На старую яблоню, прямо на череп, присел красногрудый снегирь, покрутил с любопытством головой, разглядывая путников, и упорхнул куда-то по своим делам.

Пронзительно заскрипела покосившаяся дверь, Здислава громко ею хлопнула и скрылась в избе.

Небо было чистым и ярко-голубым, солнце пригревало. Стоял отличный день, чтобы отправиться в дальний путь и уйти подальше от избушки сумасшедшей ведьмы, но Ежи направился к крыльцу. Задержав дыхание, он покосился на череп. Ему же не показалось? Точно не показалось? Мгновение назад пустые глазницы были повёрнуты в другую сторону, а теперь смотрели точно на Ежи.

– Чур меня, – верно, стоило осенить себя священным знамением, но он не смог поднять руку.

Дальше мимо яблони Ежи крался, не отрывая взгляда от черепа, и, как только минул его, со всех ног бросился вверх по ступеням крыльца, распахнул дверь и заскочил внутрь.

В избе было темно. В стороне копошилась Здислава, но воображение Ежи разыгралось уже не на шутку, и он представил неведомое чудовище, готовившееся напасть. Кто там? Домовой или анчутка? Волколак или одноглазое Лихо? Ежи слышал о них из сказок, но даже представить не мог, какие они были на вид.

Он видел полуночницу, холодную, как ночь и жыжа огромного, разрушительного и беспощадного. Но духи редко показывались на глаза людям. Как часто они проходили мимо, а Ежи даже не замечал? И кто мог прятаться в избушке ведьмы и следить теперь за ним?

Сверкнула искра. Тусклый огонёк выхватил из темноты деревянный стол без скатерти. Здислава зажгла лучину и принялась развязывать узел на груди.

– Помоги, – велела она, кряхтя. – Подхвати дитя.

Руки у Ежи задеревенели. Он медленно подошёл к старухе, перехватил свёрнутого младенца за её спиной и, как только перевязь ослабла, поспешно схватил его и положил на лавку.

– Трясёфся, – хмыкнула ведьма. – Он тебя не тронет. Мал ефё.

Она захихикала весело над своей шуткой. Да и шуткой ли?

– Зачем тебе ребёнок? – спросил Ежи.

Он был уверен, что не получит ответа, но вышло наоборот.

– Одна я теперь. Нет больфе Воронов. А этот… славным будет, лусфим ис всех нас.

Знал ли Стжежимир, кому служили Вороны? И потому ли Здислава так желала мёртвого ребёнка, что от рождения он поцелован самой смертью? Ежи пробрал озноб.

– Помоги песь растопить, – сказала старуха. – Фустрее, хлопес, фустрее.

А Ежи ещё считал Дару отвратительной. Впрочем, нрав у неё был не лучше. Может, с годами она станет похлеще Здиславы.

Пока он колол дрова, таскал их в избу и раздувал огонь, Здислава всё время сидела на лавке, грела младенца под шубой, прижимая к сердцу. Ежи сомневался, что ребёнок боялся холода.

– Я хочу поскорее уйти, – произнёс он неуверенно, когда искры разгорелись в пламя, облизывая берёзовое полено.

В избе стало светлее. Ежи не хотелось отходить от огня, и он остался сидеть у печи, как если бы живое пламя могло защитить его от ведьмы.

– Иди, кто тебя дерфит?

– Сначала выполни наш уговор, – так резко произнёс Ежи, что сам испугался.

Но Здислава, кажется, не обратила никакого внимания на его наглость и на него самого. Морщинистое сердитое лицо смягчила неожиданная нежность, когда старуха принялась баюкать на руках младенца и что-то тихо шептать ему.

– Я тебя из города вывела, – бросила Здислава через плечо, как от назойливой мухи отмахнулась.

– Ты не только это обещала, – Ежи неохотно прикрыл печурку, чтобы искры от разыгравшегося огня не выскочили наружу. – Найди Милоша и мою мать.