Золотые земли. Птицы Великого леса

Вопросы крутились на кончике языка, но задавать их было страшно не столько потому, что Ежи боялся услышать ответ, сколько из-за глубокого ужаса, что охватывал его от одного только взгляда на ведьму.

Он нашёл на печи одеяло и подушку и лёг на жёсткую лавку. Когда-то он спокойно и безмятежно спал в хате Воронов в Гняздеце и не подозревал, кем на самом деле являлась Здислава, теперь же не решался в её присутствии закрыть глаза. Целую седмицу, пока они ночевали вместе, Ежи почти не спал, а если всё-таки проваливался в сон, то мучился от жутких сновидений. Даже днём при свете солнца в голову лезли беспокойные мысли.

Он не мог перестать думать о мертворождённом. В детстве они с Милошем любили пугать друг друга страшными сказками об оживших младенцах, которых звали игошами. Беззубые, бессловесные чудища пожирали людей заживо, крали их жизни и души. Стал ли этот ребёнок игошей? Или он превратился в нечто более ужасное?

Ежи почти поверил, что вовсе не сможет заснуть. Он напряжённо вслушивался в шорохи за спиной и в каждом звуке предчувствовал угрозу. Он дышал тихо, медленно, боясь пропустить момент, когда младенец нападёт и вопьётся ему в шею или старая ведьма занесёт руку с ножом, он старался не моргать, опасаясь заснуть, но вышло так, что когда Ежи однажды моргнул и снова открыл глаза, уже наступило утро.

Он сонно огляделся, присел, потёр лицо. Ведьма сидела за столом, крутила в руках шерстяную нитку, наматывала на что-то.

– Проснулся, хлопес, – заметила Здислава. – Уф солнце высоко, а ты всё дрыхнефь.

Он не стал отвечать, поднялся, подобрал одеяло и подушку и закинул обратно на печь. Младенец лежал всё так же безмолвно.

Стоило спасть дремоте, как Ежи понял, что нужно было как можно быстрее уходить. В избе ведьмы ему даже дышалось тяжело. Он надел тулуп, обулся и оглянулся на Здиславу. Она будто и не замечала его.

– Ну, я пошёл, – перебросив котомку за плечо, сказал Ежи. – Прощай.

– Восьми, – старуха вытянула руку.

Он подошёл ближе к столу. Ведьма держала маленькую тряпичную куколку. Ежи видел похожие у детей бедняков, но сам никогда не играл даже в детстве. Мать говорила, что куколки те ведьмовские и даже трогать их грешно. Здислава сплела куклу из множества ниточек, опоясала белой лентой. Руки у куклы были разведены широко, а в длинную косу вплетены седые волосы.

– Сафитит тебя в дороге, – пообещала Здислава. – От любой беды.

Ежи недоверчиво принял оберег, поблагодарил растерянно и оттого скомканно. Горица бы этого не одобрила.

– Как доберёфься до города, так брось куклу серес плесо, – наказала ведьма. – Стобы беда посади осталась.

– Благодарю, – пробормотал удивлённый такой заботой Ежи. – Тогда я… пойду?

– Иди, – беззубо улыбнулась Здислава. – Иди. А по весне фди меня на Трёх холмах, как снег растает. На русалью седмицу, в последний день. Выполню последнее своё обефание.

Он закивал, даже поклонился и попятился поспешно к двери, прижимая куколку к груди.

Ежи вышел из избы, спустился по ступеням и остановился, вновь наткнувшись на внимательный взгляд пустых глазниц черепа. Солнце в этот день скрывалось за серыми облаками, и не виднелось ни мазка голубой краски на всём бескрайнем небосклоне.

Ночь выдалась морозной, подтаявший снег заледенел, и идти стало скользко. Но дорога легко стелилась под ноги. Ежи пошёл быстро и постарался не думать, что оставлял позади, кем или чем был младенец, кому служила Здислава и что стоило ждать от неё в будущем. В котомке за плечами он нёс своё спасение. Впереди ждала встреча с лучшим другом. Большего Ежи не мог желать.

Минуя старую яблоню с человеческим черепом, он пошёл по тропинке через лес и дальше по дороге от деревни к большому восточному тракту, возвращаясь на старый пройденный минувшим летом путь.

Этот день был иным, чем предыдущий, но ничуть не хуже для того, чтобы отправиться в дорогу, подальше от прошлого.

Глава 13

Мы смежены, блаженно и тепло,

Как правое и левое крыло.

Марина Цветаева

Ратиславия, Лисецк

Месяц лютый

Думалось, что жар тел должен прогнать стужу, но Дара не могла найти покоя. Она тянула силу из князя, глотала жадно, теряясь, забываясь, но стоило спальне погрузиться во тьму, как вернулись беспокойные мысли.

Она пообещала себе, что больше не придёт к Снежному князю, но стоило один раз посмотреть в глаза Милошу, и она забыла о клятвах, посреди ночи прибежала к Ярополку за спасением, теплом и страстью. Как оковы самой себе на руки надела по собственной воле. Возьми, князь, никому своё не отдавай.

Но Ярополк заснул, и Дару снова потянуло прочь от князя. Она присела на постели, не в силах лежать спокойно.

Ярополк почти не говорил о Милоше, только спросил, можно ли доверять чародею.

«Ни за что на свете», – хотела сказать Дара, но ответила:

– Конечно. Он защищал меня от Охотников в Совине.

Он такой же, как она. Никто не сможет понять её лучше. Не его ли это были слова? Или Дара сама их придумала?

Бездумно она касалась кончиками пальцев своих губ, водила по щекам и шее, перебирала распущенные волосы. Её кожа ещё горела от прикосновений князя, но она улыбалась, вспоминая чужие поцелуи.

Лицо её скривилось. Дара закрыла себе рот рукой, сдерживая всхлип. Слёзы пришли так же внезапно, как глупая радость.

Она соскользнула с постели, нашла в темноте на полу сначала рубаху, потом шубу, оделась и осторожно, на цыпочках прокралась к двери. Она побоялась обуваться, пошла босиком, чтобы не стучать каблуками по деревянным полам.

Третьяк поднял голову, но Дара шикнула:

– Спи.

Если холоп и хотел спросить, куда она идёт, то побоялся госпожи княжеской ведьмы.

Она спустилась по лестнице к самым кухням, где в дальнем крыле спали дворовые.

Только в самую первую ночь Милош остался в их избе, а на следующее утро ушёл совсем рано, когда только-только запели первые петухи. Веся изводилась весь день, гадая, куда он пропал, сбегала к Горице и узнала, что он пришёл к названой матери.

Дара остановилась напротив двери, что вела к спальне слуг, замерла в нерешительности.

Как мог Милош спать там, со всеми остальными? Разве не привык он к мягким перинам и чистым простыням? Разве не брезговал всем бедным и простым? Но, видимо, он и на это был согласен, лишь бы находиться подальше от неё.