Золотые земли. Птицы Великого леса

– Слышал?

– Иди, – коротко ответил ей муж.

Румянец сошёл с круглого лица хозяйки, и Ежи понял, что она ждала другого ответа, но возражать не посмела.

– Сейчас оденусь, подожди в сенях, – обратилась она к Ежи.

Он послушно вышел за дверь. Всё получилось на удивление легко. Ему даже не пришлось объяснять, кто такая Здислава и откуда появился ребёнок. Деревенские точно знали о ней больше него самого.

Скоро вышла новая кормилица.

– Пойдём, господин, – произнесла она, и Ежи удивился такой перемене. Давно ли она звала его просто хлопцем?

– Как тебя звать? – спросил он, хотя до её имени Ежи не было никакого дела.

– Лада.

Отвечала она неохотно, и Ежи не стал её больше мучить вопросами. Не на праздник он её вёл и не в гости к щедрым хозяевам, а в избу ведьмы, и чувствовал себя за это виноватым.

А в чём он, Ежи, по сути был виноват? Сам неволен.

Он шёл впереди, опустив голову, смотрел себе под ноги, и с каждым шагом всё тяжелее становилось на сердце. Дорога назад показалась вдвое дольше, но наконец кончился лес, и на крутом берегу Модры показалась чёрная от времени изба.

Всё осталось неизменным.

Младенец лежал на прежнем месте, не шевелился и не плакал. Печка успела согреть весь дом.

Ежи даже не подошёл к ребёнку. Не зная, чем себя занять, он схватил ведро, попавшееся случайно на глаза.

– Пойду воды наберу. Ребёнок вон лежит.

Лада не успела ни слова сказать, прежде чем он выскочил наружу.

Ежи накидал рыхлого снега в ведро, но назад в избу сразу не вернулся. Он присел на крыльце, слушая, как скрипела, прогибаясь под его весом, ступень, и устремил взгляд на небо за рекой, туда, где стоял Совин. Там ли осталась его мать? Может, Горица искала сына, не спала ночами, думая о нём? Может, она голодала или жила без крыши над головой? Но как её найти? В Совине потерявшийся человек, что иголка в стоге сена, да и стог тот сторожат лютые псы Тихой стражи.

Ему не хотелось уходить. На соседнем берегу остался его дом, единственный, который он знал. Что он будет делать, когда выполнит обещание, данное хозяину подземелий? И что случится, если ослушается?

Он попытался вспомнить, где находился Лисецк, и единственное, что понял, так это то, что город стоял ужасно далеко от рдзенской границы и невыносимо далеко от дома.

Но в Лисецке он найдёт Милоша. Вместе они спасут мать и придумают, как жить дальше. Только бы поскорее добраться до этого самого Лисецка.

В тот день птицы повеселели, радуясь теплу, разлетались над рекой и лесом. Ежи снова заметил шуструю маленькую сову, на этот раз она реяла над Модрой, и синицы испуганно уносились от неё прочь. Но сова не охотилась и будто совсем не обращала на них внимания. Нуждалась ли она в пище или была мертва, как ребёнок Венцеславы?

Ежи вздохнул и встал, поднял ведро. Пора было возвращаться.

Он постучал, прежде чем войти, и осторожно приоткрыл дверь.

Лада запахнула тулуп, когда вошёл Ежи.

– Позже вернусь, – пообещала она. – Пока младенец сыт.

Когда она подошла к двери, то обернулась и спросила, хмуря брови:

– Как его зовут?

– Не знаю, – растерянно пожал плечами Ежи.

– Не знаешь, как зовут твоего ребёнка?

– Он не мой.

– А чей же?

Он не нашёлся, что ответить, и Лада только ещё больше помрачнела.

– До свидания, господин, – попрощалась она и ушла.

Только тогда Ежи понял, что о награде за свою помощь она даже не спросила.

Он поставил ведро на печь и осторожно приблизился к младенцу. Лада переместила его на печку, обложила со всех сторон подушками, чтобы он не скатился. Но ребёнок и не думал вертеться, он лежал совсем спокойно, прикрыв глаза. Брови у него были белёсые, точно седые, как у отца.

Ежи подхватил свой мешок, снова вышел на улицу, присел на крыльцо и стал ждать. На его удачу день выдался тёплый, и он совсем не замёрз. Он съел кусок хлеба с сыром, пососал сосульку, когда захотел пить. На улице он оставался до самого заката.

Когда стало темнеть, он вернулся, зажёг новую лучину и сел за столом, сложил руки для молитвы и зашептал слова благодарности Создателю. Тени вокруг стремительно сгущались. День умирал.

Ещё раз пришла Лада, молча покормила младенца и так же, не прощаясь, ушла.

Когда скрылись последние лучи солнца, дверь снова распахнулась.

В избу вошла голая старуха.

– Фдёфь? – хмыкнула она.

Ежи чуть с лавки не свалился, закрыл лицо руками. За что же так зло с ним шутит Аберу-Окиа?

Здислава зашуршала одеждой.

– Как там мой сыносек? – спросила она, и шаги её раздались у печи.

Ежи едва шевелил языком:

– Кормилицу ему нашёл, зовут Ладой. Она обещала приходить несколько раз в день.

– Так не пойдёт, – рассердилась Здислава. – Пусть фифёт сдесь.

– У неё семья, – зажмурив глаза, Ежи отвернулся к стене, но рук от лица так и не оторвал.

– Не вафно, – отрезала ведьма.

В горле застряли возражения. Ежи вжал голову в плечи и долго молчал, не смея спросить о главном:

– Ты узнала, как делать снадобье?

– Да.

На стол перед ним что-то упало.

Ежи осторожно приоткрыл один глаз, другой. Здислава успела одеться, только седые волосы топорщились в стороны, точно прутья у старой метлы. Перед ним лежал скомканный лист бумаги. Не беден оказался новый королевский целитель, даже у Стжежимира бумага была напересчёт.

Ежи осторожно, боясь порвать, расправил лист. Дыхание замерло, когда он пробежал глазами по строчкам, и с головой накатило глухое отчаяние. Он и половины этих трав не знал, а ещё меньше понимал, как выпаривать, варить да выжимать. Но Милош-то должен был понимать, что делать.

– Ты сможешь сделать мне снадобье? – нерешительно спросил Ежи у Здиславы.

Старуха взобралась на печь, положила себе на колени младенца. Лицо её скукожилось и стало ещё уродливее, когда она вдруг улыбнулась.

– Нет, – ответила она недовольно. – Всего, фто надобно, у меня нет. Сам справифься.

Ежи в отчаянии готов был умолять её, но почти сразу понял, что это бесполезно.

– Но я дам тебе другой оберег. В дороге помофет, – пообещала с неожиданной щедростью Здислава. – А пока лофись спать.