Зов пустоты
Шрифт:
– Бог меня защитит, Он примет мою душу, – выдавила она, едва ворочая языком.
– Заткнись.
– Он откроет мне двери, потому что знает, что я – жертва Зла.
Порывшись в памяти, которая обострилась от стресса, Людивина вспомнила слово, которое бывший коллега-мусульманин использовал, рассказывая о том, что запрещает его религия.
– Убивать меня – харам, – прибавила она. – Ты ответишь перед Ним за свой поступок.
– Молчи!
– Если ты изнасилуешь и убьешь мусульманку, то навлечешь
Он прижал к ее руке электрошокер и ударил током. Людивина выгнулась, тело пронзила молния, зубы стиснулись до боли.
– Заткни свой рот! – заорал он.
Людивина задыхалась, скорчившись на полу. Она его спровоцировала, он ответил, а значит, она нащупала чувствительную струну, заставила его свернуть с рельсов фантазии. Она на верном пути, но этот путь смертельно опасен: одно неверное движение – и на горле затянется пластмассовый хомут…
– Если ты меня изнасилуешь, – выдавила она, – ты изнасилуешь Бога.
Новая порция сильных пинков по ребрам.
– Он повсюду, – стонала она, – Он все знает, Он все ви…
– Ползи, сука!
Пятка врезалась Людивине в губы, и ее отбросило назад. Она ударилась головой об пол и почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Она сопротивлялась. Боролась со всей силой, с упорством человека, понимающего, что умрет, если сдастся. Вкус крови помог ей не отключиться.
– Я знаю, что с тобой происходит, – морщась, выговорила она. – Твои непристойные желания борются с твоей верой. Я все знаю. Бог говорит мне обо всем.
Ее скрутило от нового удара током. Один нескончаемый разряд.
Затем мужчина встал и пошел прочь. Он издал вопль – крик дикого зверя, крик ярости и боли.
Людивина, едва живая после экзекуции, собрала крупицы сил, чтобы держать глаза открытыми, хотя бы наполовину… Она захлебывалась в крови, вонзала ногти в ладони. Но лицо ее кривилось в жестокой усмешке.
Он сорвался. Возбуждение прошло. Теперь он либо убьет ее, либо выждет, пока гнев не уляжется, пока он вновь не обретет самообладание и власть над ней… пока сексуальное желание не пересилит сомнения, вину перед Богом.
Он подошел к ней, схватил за лодыжки и грубо потащил к темной яме.
– Великий джихад. Я должен совершить великий джихад! – произнес он себе под нос, словно пытаясь себя убедить. – Да, да, чтобы перейти к малому джихаду. Он велел вершить догму! Он велел забрать с собой как можно больше людей! Эта кафир – одна из них! Одна из них!
Люк закрылся, и Людивина вновь оказалась во тьме, которая теперь несла ей успокоение.
Она выиграла еще несколько часов.
В следующий раз он найдет способ заткнуть ей рот раз и навсегда.
Она сделала глубокий вдох, чтобы вновь ощутить свое тело. Она была жива. Пусть ненадолго, но ей удалось одержать маленькую победу над временем.
Без паники…
Чтобы забыть страх, нужно на что-то отвлечься.
Этот человек… где я его раньше видела?
Болело везде, она дрожала и плакала, хоть и не желала это признавать. Но сдаваться на милость этого чудовища она не собиралась.
Она погрузилась в себя, ушла как можно глубже и принялась искать в памяти его лицо.
38
Старенький «порше-бокстер» Людивины дремал в гараже.
Сеньон оторвался от пыльного окошка. Он почти никогда не видел ее за рулем этой машины. Зачем покупать себе такую игрушку, если ездишь на ней раз в год?
– Что там? – спросил Марк Таллек от ворот.
– Машина в гараже.
Сеньон подошел к Марку, и они вместе зашагали через сад, оглядывая дом.
– Она часто так поступает? Исчезает, никому ничего не сказав? – спросил Марк.
– Иногда она куда-то срывается, если ей вдруг что-то приходит в голову. Но обычно предупреждает. А после нашего последнего крупного дела она точно не устроила бы такого.
– Может, она еще спит?
Сеньон посмотрел на часы:
– Почти полдень. Вряд ли.
– Какие-то семейные дела?
– Нет, на работе аврал, она не бросила бы расследование без веской причины и точно бы позвонила.
– Может, она потеряла телефон или он разрядился…
Марк пытался убедить себя самого.
– Вы можете войти к ней в дом? – спросил Сеньон.
– В смысле?
– В смысле, что вы из ГУВБ и у вас наверняка есть приборчик, который незаметно откроет любой замок.
Марк тяжело вздохнул:
– Конечно нет. Хватит уже дурацких стереотипов. Может, она кому-то оставила ключи?
– Кажется, был дубликат в казарме, у нее в столе.
Марк внимательно взглянул на жандарма:
– Скажите честно. Вы тоже беспокоитесь?
– В обычных обстоятельствах я не стал бы переживать, но после того, что произошло в пятницу вечером…
– Можете съездить за ключами?
Сеньон покачал головой.
– А вдруг у нее и правда неприятности? Не хочу терять еще полчаса, – заявил он и двинулся к длинной террасе.
Вытащив из кармана джинсов складной ножик, он просунул его в замок раздвижной двери, и та сразу подалась.
– Я же велел ей поставить другой замок! – с досадой ругнулся он. – Хотя бы сигнализацию!
Они двинулись вперед, осматривая дом, и через несколько минут оказались у подножия кованой лестницы.
– Она не ночевала дома, – тревожно сообщил Сеньон.
– Откуда вы знаете?
– Одежды, в которой она была вчера, нет ни в корзине для белья, ни в спальне, ни в ванной.
Марк нахмурился:
– Сеньон, спрошу прямо: может, у нее кто-то есть?
Сеньон сглотнул, но Марк не отставал:
– Вы же явно догадались, если она сама не рассказала, что мы с ней переспали. Но мы не клялись друг другу в верности. Я большой мальчик и переживу, если узнаю, что у нее несколько любовников.