Зов пустоты

– То есть вы взяли всю ячейку? И мы… в безопасности? – спросил Сеньон, думая о жене.

Поджав губы, Марк озабоченно оглядел Сеньона и Гильема.

– Те парни полные придурки, – наконец сказал он.

– Придурки, которые могли перебить кучу народа, – ответил Гильем, набив рот круассаном.

– Да, но есть и кое-что странное. Мы перехватили переписку. Фиссум играл с ними. Накачивал салафитской пропагандой, но в то же время велел ничего не делать и не высовываться.

– Кнут и пряник. Разве это не лучшая тактика манипулирования?

– Нет, тут что-то другое. Судя по тому, что нам удалось обнаружить, их присутствие чуть ли не смущало Фиссума. Главарь их группки даже уговаривал не рассказывать имаму об их планах, чтобы тот не попытался их разубедить.

– Но ведь Фиссум был идеологом, организатором? – вспомнил Сеньон. – Может, он ждал подходящего момента, достойной цели? А они казались ему бешеными псами… которых он не мог удержать.

Марк развел руками:

– Это нам и предстоит узнать. Ладно. Скажите Людивине, что я заходил, и передайте привет от меня. Я возвращаюсь в чистилище.

– Таллек! – позвал Сеньон, когда он уже был в дверях. – Как думаете, будут еще нападения?

Марк глубоко вздохнул и приподнял брови.

– Мы взяли не всех, в этом я уверен. Фиссум не был истинным вдохновителем, а дурачки, которые сидят у нас, не доросли как исполнители до уровня имама. Есть еще что-то, но я не понимаю, что именно, и от этого мне не по себе. Я уверен, что убийца, которого вы ищете, – это связующее звено, и он объяснит, что происходит.

С этими словами он вышел из кабинета.

Но через пятнадцать минут его имя высветилось на экране мобильника Сеньона.

– Она не отвечает на звонки, и ее нет дома, – сообщил Таллек. – У нее всегда распахнута калитка в сад?

Озадаченный серьезным тоном Марка, Сеньон пробормотал:

– Мм… Не знаю. Ее точно нет внутри?

– Я обошел дом, тут никого.

У Сеньона часто забилось сердце. От природы он был спокойным, не любил воображать невесть что, но события последних четырех дней сделали их всех немного параноиками. Он заметался, не зная, что сделать и что сказать, пока инстинкт не подбросил верные слова:

– Ясно, ждите, я еду.

37

Она боялась этого момента. Как могла оттягивала его, была готова пойти на любые сделки, лишь бы он никогда не настал, но понимала, что это неизбежно.

Она чувствовала себя скотиной, которую везут на бойню. Она мечтала, чтобы ее везли вечно.

Но вот фургон остановился, двери сарая распахнулись, и она услышала, как мясники надевают фартуки и точат ножи.

Над головой открылась гробница.

– Выходи, – скомандовал бесцветный голос.

Людивина слегка ошалела от долгого заточения и страданий, ее слепил непривычно яркий свет, в голове все смешалось. Она едва сумела разогнуться – ноги не держали, колени саднило, ягодицы болели, спину свело. Она попыталась встать, но не сумела: мешали стянутые хомутом запястья.

Мужчина схватил ее за руку и рывком вытащил наружу. Он явно силен, отметила она.

Он швырнул ее на холодный бетонный пол.

Из могилы она выбралась, но никогда не была так близка к смерти.

Боль в желудке возобновилась, по внутренностям словно плеснуло огнем, и это ощущение вернуло ей рассудок.

Подвал. Он держит ее в подвале, тут пахнет сыростью.

Органы чувств мгновенно привыкли к новым условиям. Зрение прояснилось, хотя свет и казался слишком ярким после многих часов во тьме. Сколько времени она там провела? Пятнадцать, двадцать часов?

Она увидела небольшое помещение. Стены в темных пятнах там, где облупилась краска. Вентиляционное отверстие заткнуто тряпками и минеральной ватой.

Чтобы приглушить звуки… крики.

Никакой мебели. Ее тюрьма представляла собой крошечную яму под бетонным полом, куда можно было попасть через армированный люк. Сколько времени можно прожить в такой дыре?

Тогда Людивина повернула голову и увидела в противоположном углу грязный матрас. Накрытый прозрачной пластиковой пленкой.

Сердце у нее забилось. Она знала, что все случится здесь. Пленка была чистой, новой.

Это для меня…

Глаза наполнились слезами.

Горло перехватило, когда она заметила пластмассовый короб вроде тех, что используют рыбаки, а рядом с ним – три бутылки отбеливателя.

Вверх по пищеводу рванула горячая кислая волна.

Она заметила хомуты, висящие на гвозде возле матраса, еще не застегнутые, готовые к использованию.

Мужчина отскочил, уворачиваясь от струи желчи, и вскрикнул от омерзения. Обессилевшая Людивина повалилась на пол, стараясь не потерять сознание.

Весь обтянутый кожей, мужчина кружил над ней, пытаясь подступиться. Он голый, вдруг осознала она, и это вызвало очередной прилив кислоты к слабым стенкам желудка. Она застонала.

– Ползи, – скомандовал он, указывая на матрас.

Людивина покачала головой, как собака, которая не хочет слушаться хозяина, ведь то, чего от нее требуют, куда страшнее побоев.

Мужчина встряхнул электрошокером:

– Ползи, не то поджарю тебе киску.

Эти слова ударили ее током. Осознав, что ее ждет, представляя, как именно он станет ее мучить, насиловать, как резко затянет на горле хомуты, чтобы задушить, чтобы смотреть, как она корчится в судорогах, Людивина взяла себя в руки, забыв про изнурение и страх.

Собрать как можно больше информации.

Это единственное, что ей оставалось.

Чтобы выиграть несколько секунд, она перекатилась по полу и поднялась на колени, изображая ужасное страдание, – точнее, изображать ничего не пришлось. Онемение стало проходить, и в конечностях завибрировали мурашки.

Помещение было первым из трех смежных.

В соседней комнате виднелся силовой тренажер, в третьей гудел бойлер.

Лестница наверх там, в самом конце.