Зови меня Зверь

– Уходим!

– Нет! – пленник бьётся, выкручивается, но освободиться из рук гиганта нет смог бы и взрослый мужчина. – Пусти! Я не сдамся! Мы не уйдём!

– А что сделает с нами твой отец, если мы тебя не вытащим?!

Охранник берёт его в охапку и несётся вниз, где люди и тени уже неотличимы друг от друга, где воет огонь и мечется камень. Стена и всё, что вокруг, залито винным заревом, конюшня пылает факелом, выбрасывая в чёрное небо клубы дыма. Гигант подбирает щит, суёт в руки юноше и бежит дальше, расчищая дорогу мечом. Кто там рядом, кто под ногами – не разглядишь. Юноша глотает злые слёзы. Он хочет туда, в гущу боя, встать плечом к плечу с теми, кто рубится за него и корону.

Он тряпкой висит в руках воина, потому что знает, что К'Милл пал, а тех, кто выжил и не спас принца, король не пощадит.

Тени метаются вокруг и над головой, путаются под ногами. Рядом вырастает одна и с рёвом вонзает меч в горло гиганта. Хлынувшим потоком принцу заливает глаза. Гигант падает, подминая под себя юношу.

Выбраться!

Принц вскидывает голову, кое–как открывая глаза – и видит зверя.

Выше и больше человека, сильнее, в броне и коже. Из под шлема торчат косматые лохмы, переходящие в наброшенную на плечи шкуру.

Тварь запрокидывает голову и воет – победно, злорадно – и именно этот вой заставляет принца захлебнуться от бешенства.

Двуручник гиганта великоват для подростка, на тренировке он его поднять не смог, но сейчас рукоять ложится в ладони как влитая, а принц даже не думает о том, как управиться с непосильным оружием.

Как на ристалище, только сильнее – клинок вошёл под броню и вышел за плечом. Переливчатый вой перерос в рёв. Принц в последний момент отскочил в сторону, дав противнику упасть. Наклонился за мечом и посмотрел ему в глаза. Пустые, холодные и чужие. Просто человек. Просто враг.

И нет больше страха поднять меч на человека. И нет больше жалости к врагу.

Другого меча у него нет. Сбоку налетает кто–то, пригибает, спасая от удара, и медленно оседает. Юноша оборачивается, но уже ничего не может сделать – только забрать из верной руки орудие.

Солдаты налетают с двух сторон, встают кольцом вокруг наследника и таранят толпу, прорубаясь к выходу. Их мало, очень мало, но это всё что есть. На место павших встают другие, чтобы самим остаться на скользких камнях. Юноша бежит в кольце, сжимая ненужный меч. К нему не допускают врага. Ему не дадут выйти из кольца. Он не сможет помочь.

Крепость горит, освещая поля и лес. Принц рыдает, скорчившись на земле. Шатающийся воин подходит к нему и упрямо тянет вверх. Юноша не упирается, не замечая ничего вокруг. Двое других тащат за собой наспех связанные жерди, к которым примотан защитник крепости, равный годами принцу, со слипшимися чёрными волосами.

Они уходят к холмам – горстка солдат, выживших в бойне – туда, где далеко, в сутках пути им на встречу несётся грозная армия, во главе которой ведёт своих воинов грузный чернобородый мужчина…

…Аврора сидит на полу и плачет. Перебирая мокрые рыжие пряди, она зовёт. Зовёт сюда, где темно и страшно, но нет больше ни горящих стен, запаха боя, ни победного рокота.

Картер не слышит её. Он смотрит мимо и, не переставая, шепчет имена. Имя за именем, имя за именем. Слёзы смешались и капают на каменный пол. Чьи они – неважно. Он лежит и не видит, что всё уже исчезло. Он всё ещё там. Для него башни не потухли. Для него враги ещё рушат стены. А друзья остаются на камнях.

Имя за именем.

Ребята осторожно, с опаской подползли с разных сторон.

– Вы где были?

– Рори, ты меня слышишь?

– Он живой?

Аврора подняла на них заплаканное лицо:

– Я не знаю…

Время перестало существовать. В нем не было смысла. Не было надобности.

Тягучее, абсолютно непролазное чувство затянуло душу, проглотив все звуки, все желания. Мысли больше не путались – они просто не появлялись.

Стены и потолок не давили, отчаяние поселилось внутри и больше не давало свободно дышать. Забивало все эмоции, всё, что могло дать ощущение жизни. Потому что ничего не было.

Иногда они проваливались в полузабытье, и только в этом жутком, тошнотворном состоянии становились прежними.

Картер лежал долго. Сначала безучастно, ни на что не реагируя смотрел вверх, потом начал шевелиться, сел к стене и застыл.

Первая драка произошла между Атоном и Кованом. Вторая – уже со всеми парнями. Почему – никто не знал. И не хотел знать. Аврора вяло наблюдала, как ругающийся ком перекатывается от стенки к стенке и даже не пошевелилась.

Кайрина часто и подолгу плакала. Почему – никто не спрашивал. Никому не было интересно.

Кошмары никогда не повторялись. С каждым разом они становились всё ярче, всё реальнее. Иногда они попадали все в один, иногда делились, но никогда поодиночке. Вывалившись из очередного ужаса, ребята ненадолго оставались собой, но очень быстро снова расходились по углам, переставая не только думать, но и понимать.

После очередного возвращения, когда остальные только–только стали ровно дышать, распластавшись каждый у своей стенки, Дункан поднялся на ноги и подошёл к Ковану. Тот поднял голову, оскалился, но друг его остановил:

– Ты видел снежинку?

– Чё?

– Вот тут, на стенке.

– Ничего я не видел, отвали.

– А я видел.

Отходить Дункан не стал, вперил напряжённый взгляд в друга. Кован, в глазах которого уже начал потихоньку угасать интерес к происходящему, всё–таки спросил:

– И чё?

– Сейчас её нет.

Кован повернулся, посмотрел, куда там тыкает пальцем Ден, но выяснять, какая муха его укусила, не собирался. Просто опустил голову и буркнул:

– Не люблю снег.

Дункан тоже продолжать не стал, уполз к своей стенке и сел. Аврора равнодушно проследила за ним глазами. Мысли перемешивались, путались, вязко перетекали одна в другую, но почему–то постоянно возвращались к снегу. Не любит. Боится. Снег. Снежинка. Была и нет. А почему нет? Растаяла. Не будет бояться…

Аврору как подкинуло. Беспамятство смахнуло, а мысли снова стали чёткими.

Не тратя времени, она подскочила к Картеру и лихорадочно зашарила по его стене. Остальные не вмешивались, даже Картер только вяло отодвинулся в сторонку.