Звезда Аделаида - 2

На свалку всёж-таки не очень хотелось, потому и держались зубами за место грузчика, но в полнолуние всем скопом спешили взять отгул и провести его где-нибудь в глуши лесной, нажравшись кроликов, оленят и мышей с кротами. О съеденном некоторыми везунчиками сладком человечьем мясе не принято было распространяться, да и не помнили оборотни после обратной трансформации ничего, кроме вкуса крови во рту, а кому принадлежала эта кровь, припомнить они почти не могли,а, может, просто не хотели. Да и не старались особливо-ито вспоминать, а то, вдруг, так понравится, что станешь, как эти....

А кому какое дело? Главное - пережить трансформации и в то же утро уже выйти на тяжёлую работу, но ничего, на выпивку хоть хватает. Правда, жрать можнот только уценённое, то, что продаётся уже с восьмидесятипроцентными скидками, то, что даже обычные магглы не из совсем уж нищих, не едят, но брезгуют...И то, такая находка для портового грузчика - оборотня без магического образования - тоже удача. Не каждый день можно пожрать, зато кажный - выпить от души, после окончания смены, конечно. И так сладостно этот самый дешёвенький скотч на пустое брюхо влияет! Что аж диву даёшься.

... Ох уж эти страшные трансформации! Ремус с семилетнего возраста мучался, но так и не смог привыкнуть к этой жгучей, выламывающей суставы и преображающей всё тело боли. Но тогда рядом была добрая молодая мама, которая во время трансформации успокаивающе, а после - любовно гладила волчонка, начёсывала ему любимое местечко между ушей и подставленное плотное пузико - Рем был в детстве крепышом - а волчонок сучил лапками от благорастворяющего поистине собачьего удовольствия.

Потом пожилой отец играл с сыном, бросая ему мячик, а волчонок, весело виляя хвостом и порыкивая, не умея лаять, как положено волку, ловил его на лету и приносил обратно папе. Мама же не спала всю ночь, почти без помощи домашних эльфов - ну, если только тесто поставить, а фарш делала всегда сама, чтобы её волчонку ни хрящика не попалось!
– готовила очень вкусные жареные пирожки с мясом, которые так хорошо утешали после перенесённой боли обратной трансформации и утоляли зверский голод. Этому рецепту научила её мать, не дожившая до рождения Рема бабушка, такой старой она была, когда разродилась Ровеной - последышем своим.

Потом, когда Рему исполнилось девять, в день его рождения умер папа, и главой семьи стал, по обычаю чистокровных родов, старший, сводный по отцу старший брат, до этого тихо ненавидевший выблядка - оборотня. Став главным в семье, Годус, несмотря на долженствовавшее присутстовать у него, судя по имени, божественное милосердие, принудил молодую мачеху не относиться к волчонку так ласково, любовно, нежно, щепетильно и всесторонне нежно и заботливо.

Рема во время Полной Луны стали запирать в пустой комнате с железной кроватью, служившей ему отныне ложем вместо уютной кроватки с пологом, такой мягкой, а если попрыгать на ней, то и пружинящей толстым матрацем. Эта новая, железная кровать была в полнолуние с убранными всеми постельными принадлежностями. Маме, теперь вечно печальной и с заплаканными глазами, главой рода - более старшим, чем она, пасынком - было запрещено приходить к милому сыночку - бедному своему волчонку.

Книжные полки располагались почти под потолком, и Рему, чтобы в нормальном обличии почитать, приходилось забираться на шатающийся, жёсткий, деревянный, колченогий стул, дополняющий спартанское убранство его комнаты. Ну, старший брат хоть книги вообще оставил. А то бы решил, что оборотню читать незачем. А маленький Рем даже не понимал, чем уж таким он провинился перед старшими, прежде всего перед подлинным красавцем - братом, уж таким прельщающим, что неизвестно, повторил бы «подвиг» самоубийцы маленький, но уже к одиннадцати годам ставший страстным, волчок, влюблённый по уши (высокие, выше башки, волчьи) в своего сводного брата.

… Ремусу было очень плохо, больно и даже муторно. Да, его действительно мутило - от двухдневного голода, нечеловеческой, но ликантропьей жажды человеческого мяса, так, словно он не пил Аконитового зелья. Видно, на этот раз профессор Слагхорн, положив на оборотня с прибором, но занятый вставкой новой, уже второй пары челюстей - и это в его-то ещё недряхлом возрасте!
– решил перещеголять самого себя в нарушении следованию рецептуры создания непрозрачной, однородной, слегка дымящейся субстанции, изобретённой Северусом Снейпом и в немодифицированном ещё виде широко применявшейся оборотнями вплоть до возглавления правительства мистером Скримджером. Было это четыре с лишним года тому, ещё до заключения оборотней в резервации и появления в ответ террористической организации «Свободу волкам позорным!».

Хоть и была заветная немодифицированная жидкость всегда дорогостоящей, далеко не всем нуждавшимся оборотням по карману, но уж очень хорошо снимало Аконитовое зелье боль трансформаций. Вот и копили на него последние из последних кнаты, в сумме составляющие... Как раз нужное количество, чтобы обеспечить им всё семейство оборотней, прежде всего, волча... тьфу, ну, конечно же, детей! А остатки допивали взрослые - родители и родители их самих. Оборотни всегда жили кучно, целыми кланами вместе с родственниками, заражёнными тем же недугом, или породившими его, как со стороны мужа, так и жены, а также многочисленными дядюшками и тётушками и столь же многими племянниками и племянницами. И даже если те не были укушены, то жили вместе или рядышком. Дядюшки и тётушки осторожничали только в полнолуние,запирая себя и детей на все известные заклинания и.... маггловские замки. В остальное же время позволяли своим детям играть с волча... тьфу, заражёнными ликантропией детьми,ну, конечно же, детьми, не более того.

Вообще все больные ликантропией и их родичи селились в двух - трёх домах в непосредственной близости, все дома стояли в одном районе города, куда прохожие маги и не совались. Так боялись мирных во всё время, даже в полнолуния, ликантропов. Да и Мерлин с ними, такими трусливыми! А ещё волшебниками называются, вот он где, настоящий стыд и позор магического общества - в таких вот трусах!

Модифицированное же Аконитовое зелье сохраняло человеческим и разум страдающих от Полной Луны, только внешне преображая их в огромных волков. Гораций соизволил пояснить презираемому в глубине душе нелюдю во время передачи Аконитового зелья, что и осадок-то выпал от того, что профессор Слагхорн ещё улучшил зелье на основе прежнего изобретения достойного уважения сэра Северуса Снейпа.

Наконец, от подступившей голодной тошноты Люпин начал рвать себя. Последняя полу-человеческая мысль услужливо подсказала, что левую переднюю лапу грызть не надо - она и без того ещё не обросла мясом, а правая лапа потребуется зачем-то необходимым. Поэтому оборотень грыз правую заднюю лапу, увлечённо обгладывая сустав и практически не чувствуя боли. Наевшись собой, он доковылял до постели, порвал подушки и зарычал, не найдя под ними ничего, кроме аккуратно застеленной домашним эльфом простыни. Тогда он в недоумении покрутил огромной башкой, а потом, как громадная собака, свернулся на прикроватном коврике и начал зализывать нанесённые своими же зубами повреждения, за тем занятием и уснул спокойно... до обратной болезненной трансформации…

Глава 30.

… Северуса вызвал Папенька для расследования убийства одного из самых ловких легионеров, совершённого старшим сыном и допроса о повреждении трёх рабов, принадлежащих другим легионерам.

Снейп рассказал, следуя рассказу Поттера, как завязалась драка между рабами двух племён из-за незаконного заключения в ограждение для говорящего скота его «камерного прислужника». Он сделал упор на то, что подошёл, когда Мартиус Кывна Рох`э уже вовсю хлестал бичом по рабам, вот этот-то мерзавец, для него же хорошо, что дохлый, и искалечил принадлежавшее другим легионерам добро...

... Хорошо всё свалить на мёртвого. С него же и спроса никакого уже не учинишь и ничего не вызнаешь...

Северус же, пытаясь унять разошедшегося легионера, чуть не напоролся на выпад пуго, после чего Мартиус повернулся боком для нового замаха кинжалом, на этот раз с целью запустить его во вмешавшегося «не в своё дело» сына военачальника, как выкрикнул Мартиус до смертоносного, а как же, именно такового броска. Северус не стал глупо дожидаться летящего в цель пуго, а отбежал и ранил распоясавшегося солдата в спину. А человек-то вдруг оказался мёртвым.