Детская проза

Но сегодня Надя ни за что не может взяться. И на подоконнике она устроилась не за тем, чтобы смотреть на ребят. То и дело Надя поворачивает голову в сторону дворовой арки: не появился ли там папа. Рано утром он уехал к какому-то знаменитому хирургу показать снимки Надиных ног. Об этом докторе была большая статья в газете. Там было написано, что он помогает таким больным, как Надя. Может, он возьмётся лечить и её. Доктор живёт где-то далеко, а в Москву приехал на важное совещание. Надин папа тоже…

– За передачу фонда? – За ввод в строй. – И что? – Я телефон прораба тогда списал. Тут мужик вроде заподозрил что-то. – Скажи-ка мне, милый друг, – спрашивает он, – что это за пристрастие у тебя – списывать телефоны прорабов? Зачем это тебе, ответь на милость? – Ну… как зачем. Мужик этим ответом не удовлетворился. – Я, – говорит, – так и знай, этим ответом не удовлетворился. И полагаю, что ни один ответственный человек на моем месте им не удовлетворился бы. Ну, мы же с тобой соседи…

— Как поживаете? — спрашиваю я. — Сторожу, — отвечает Бобик. — А если надоедает, сплю. — А ваш хозяин не сердится, когда Вы спите, вместо того, чтобы сторожить? — спрашиваю я. — Степаныч? — переспрашивает Бобик. — Не-ет. Он тоже в основном спит. Он же сторож! Сторожа всегда спят… Только очень чутко! — Простите, — спрашиваю я, — если вы спите чутко, может быть, Вы заметили моего хозяина, когда он заходил в магазин или выходил из него? — Может, и заметил… Надо подумать… Погоди! — вспоминает…

Собирая вещи, мама сказала, например, что никто из папиного отдела, конечно, никогда в жизни не согласился бы ехать так далеко и что одного только папу могли уговорить на это. А через несколько минут на кухне она уверяла соседей, что все папины сотрудники очень хотели, прямо-таки мечтали поехать в Заполярье, чтобы изучать там вечную мерзлоту, но что доверили это важное дело одному только папе. Короче говоря, мама собиралась в дорогу. Я был еще счастливее папы! Еще бы: я поеду не куда-нибудь на…

— Не могу, — говорит Танька, — мы с мамой в парикмахерскую идём. Будто бы причёска, важнее сокровищ. Всё равно: девчонка — она и есть девчонка. — Тогда вечером давай, — предлагаю я. — Давай, — говорит Танька. И мы по домам разбежались. Я домой захожу, и тут меня как стукнет: карта ж пиратская у Таньки осталась! А потом подумал, подумал и успокоился. Танька не выдаст. Она, вообще, ничего, хоть и девчонка, конечно. Качеля Мы с качели прыгали — кто дальше. Хотя нам взрослые и запрещают.…

У другой стены стоял большой стол, ножки которого сходились в центре, а вокруг него широкие удобные кресла, тоже покрытые чехлами, и на них никто, кроме серьёзных почтенных людей, не сиживал. Напротив висело колоссальной величины зеркало, будто поддерживаемое миниатюрным мраморным столиком, на котором, под большим стеклянным колпаком стояли часы, хода которых никто никогда не слыхал, и они нам казались волшебными и мы их боялись. Канделябры по стенам, масса безделушек и антикварных вещей – всё это…

– Ага, – подумал я радостно, – они вернутся очень поздно. – Слушаю, барыня, – ответила Маша. Стало тихо. Я ждал, выскользнув в беседку. Раздался важный отчётливый топот «Жёлтой», и Андрей, восседая на заднем сидении, показался у последнего окна и осадил. – Пожалуйте, барыня, – почтительно проговорила Маша. Лошадь забила копытами. Белка с лаем бросилась к воротам. – Уехали! – крикнул я во весь голос, влетая к Коле, – уехали! Я вскочил на кровать и дважды стал на голову, упираясь ногами…

– Побить? – переспросил он. Я попробовал движением плеча освободиться, но рука его словно приросла. Тогда, скрыв обиду и проглотив слёзы, я тонким голосом крикнул: – А я кусаться умею!.. Не знаю, как я вдруг очутился на полу, на спине; над собой я увидел широко раскрытые коричневые глаза, и они были холодны, как лезвие ножа. – И ударить тебя жалко, – пробормотал он сквозь зубы. Странно, но в этот миг у меня уже не было гнева. Спокойно билось моё сердце. На душе было легко, точно я устал…

— Страдивариус перепробовал много различных сортов дерева: ель, сосну, тополь, берёзу, липу, пихту, клён, ольху, иву, красное дерево, чёрное и, поговаривают, иногда пускал в дело обломки затонувших галер — были в старину такие огромные, многовёсельные суда. — Теперь скрипка Страдивариуса будет жить у нас? — спросил Димка. — Поживёт некоторое время, — неопределённо ответил отец. — А где ты её взял? Разумеется, отец эту скрипку не купил в магазине, не попросил у товарища и не нашёл на улице.…

Глава вторая. Время ночи Лидия умела летать. Лидия летала над незнакомыми городами, над созревающими пшеничными полями и морем в белых барашках. Как-то раз она обернулась на лету и увидела, что кто-то за ней наблюдает. Кто-то подлетел поближе и сказал: — Угадай, в чем дело. — Ну? — Ты спишь и видишь сон. — Не-а, — сказала Лидия, — я же летаю. А если бы я заснула, я бы сразу упала. — Наоборот, — возразил Кто-то. — Почему это? — Ты упадешь, если попробуешь летать не во…

— Да, Рацга, я приму его. Надеюсь, Бог поможет. И в школу буду его посылать. Летом он может жить здесь со мной и учиться ремеслу. А пока он мне еще не может помогать, я могу не решета делать, а ложки и лопаты. Так Рацга уехал к себе домой, чтобы больше никогда не вернуться, а мальчик остался у Юриги. Вначале он горько плакал по дедушке, но когда убедился, что получил хорошего заместителя, детское его сердце понемногу успокоилось, и мальчик стал таким же жизнерадостным, как и раньше. А через полтора…

Выйти из дому в такую непогодь — против этого протестует всякая душа, и уж только неотвратимый долг принуждает отправиться в путь — для мамы такой неотвратимостью был мой крик, а для доктора? Посмотрев на высокого дядьку, я снова закричал, может, только чуточку потише, включая в дело все малые резервы своей небольшой воли и слабенькой души. Доктор глянул на меня мельком, что-то сказал вполоборота маме — та повела его за переборку, к рукомойнику, и железный друг застучал носиком, сдержанно захлопал,…

Но немцы тоже не были хозяевами в нашем городе, потому что за Слободкой и на подступах к товарной станции летели под откос их эшелоны, горели в порту корабли и склады. Это из-под земли, из катакомб, выходили партизаны. Невидимые глазу и не всякому доступные, тянутся катакомбы в Одессе чуть ли не под каждой улицей. И у наших партизан было столько секретных выходов из-под земли, что немцы прямо-таки ошалели от страха. Особенно в последнее время. Однажды, например, партизаны появились прямо среди…

Столкнувшись в сквере, прилегавшем к двухэтажному толстостенному старой, довоенной постройки, в котором он по-прежнему обитал и который я должна была вскоре покинуть, мы поздоровались за руку, и, усевшись на скамейку, стоявшую под зеленым, с желтыми прядями деревом, слово за слово, разговорились. Он спросил, какое мнение сжилось у меня о Розе, пока мы обе находились в Свердловске, и, должно быть, часто общались. К этому времени, как уже было сказано выше, я, тысячу раз покаявшись, что пошла на поводу…

Фридер в сердцах бросает его на пол. Он раскрасил только несколько цветочков, а их ещё много-много, на всех четырёх стенах. Раскрашивать каждый цветочек по отдельности — это страшно медленно. Тут нужна настоящая краска, которую можно размазывать по стене. Тогда дело пойдёт гораздо быстрее. Фридер стоит и размышляет. И вдруг ему приходит в голову идея! Если превращать комнату в банку с малиновым вареньем, то именно малиновое варенье и надо взять, это же ясно! Его и надо намазать на стены. …

— Не так бы я хотел с тобой увидеться, дружище мой, — негромко сказал Самсонов. Все затихли, слушали внимательно. — Не на кладбище, где ты лежишь холодный и неподвижный, а у горячей паровозной топки, в смелом бою. Ибо ты коммунист, настоящий труженик и смелый борец за лучшую долю, верный и надежный друг. Как горько, что теперь, когда мы находимся на пороге новой жизни, тебя больше нет среди нас. Пусть же тебе пухом будет земля! Мужчины молча вздыхали, женщины тихонько всхлипывали. А тетя Агафья…

Дело в том, что мой Санечка предпочитает умственные занятия, книжки или газеты самые разные, потому что он у нас и есть умственный человек. Кстати, книжки Саня читает любые, с картинками и совсем без картинок, что только в руки ему попадется, а вот газеты он берет с выбором. К примеру «Медицинскую газету», которую выписывает Ольга Алексеевна, Саня читает не всю, а только выбирает в ней самое интересное, скажем, о долголетии. Вначале меня эта Саничкина книжность очень уж раздражала, и я при случае…

У Веснухиной младшей сестры, Дарьки, день рождения был, три года, и мать Дарьку (она её Дайкой зовёт, «р» не выговаривает) фотографировала. Накинула на неё какую-то курточку и в окно выставила. Ну вот, пару кадров и на нас извела. Мы как раз под окнами, на кирпичах, сидели. Не на самих кирпичах вернее, а на бревне, которое на них взгромоздили. И эта «скамейка» валилась всё время, и мы с ней вместе валились — тем и занимались, что падали всё время. Веснухина мать уже пьяненькая была, вот и взбрело…

Сначала Диме было страшно слушать ее, потом привык. Он не верил и не мог себе представить, что не будет ни его самого, ни мамы. Почти все соседи умерли, а он с мамой нет! В углу что-то по-птичьи пискнуло: ить… вить… ити… вити… Дима удивился: «Не может быть, чтобы это была мышка!» Давно уже нет ни мышей, ни кошек, ни собак. Ему кажется, что их вообще никогда не было. На своей раскладушке заворочалась Света и уронила на пол жестяную коробку. В этой коробке она хранила собранную летом коллекцию…

— А все же, быть может, удастся выиграть дело и получить деньги. Матушке Барберен очень хотелось отправиться в Париж и навестить мужа. Но поездка в Париж так дорого стоила, что от этой мысли пришлось отказаться. Вскоре от Барберена пришло из Парижа письмо. Он писал жене, чтобы она прислала денег, так как он начал судиться с хозяином и для этого требовались деньги. За этим письмом последовали и другие письма, в которых каждый раз снова и снова он требовал новой присылки денег. В том случае, если…