Детская проза

— Ты все? — Ага, — отвечает Ральф, и они шествуют к бункеру. Разделяй и властвуй. А ведь работает! Двоих одолели, осталось трое, теперь захватить цель несложно. Победа у нас в руках. Ральф и Мартин уже на середине луга, метрах в пятидесяти от бункера, и мне пора бы к ним присоединиться. Но встать не успеваю. Все-таки мы недооценили врага. У них свой хитрый план. На дальнем краю поляны из леса внезапно вылетает с десяток ребят. С адскими воплями они рысят к моим растерянным напарникам.…

Куча замешена у меня внизу, под вишней: две меры навоза, мера угольной пыли, мера земли. Я уже на кухонной крыше, уже втащила по лестнице — со ступеньки на ступеньку — первое ведро. Отдышусь и начну. Штук двести кизяков я сегодня сделаю, это уж точно. Класть буду рядами: удобней считать. Прискачет Танька (хоть бы проспала!), кинется считать и ахнет. Я леплю кизяки торопливо, будто снежки, а сама поглядываю в дальний угол сада. Сейчас из зеленой гущины вынырнет Танькина нечесаная голова. Мы…

Часто по ночам он будит жену: — Анна! Держи мне сердце, а то разорвется. Анна, не зная, чем помочь мужу, крепко прижимает к его груди свои ладони. И Андрею кажется, что боль немного утихает. С двенадцати лет запрягся Андрей в тяжелую работу. Теперь он мастер, зарабатывает «хорошо», но в семье постоянные нехватки, растут долги. К тому же Андрей любит угощать, и этим пользуются приятели. Сам он очень страдает от водки, но во время запоев иногда пьет по целому месяцу. С завода его не выгоняют…

Капиталистам, с помощью меньшевиков и эсеров, удалось тогда обмануть народ: они захватили власть в свои руки, поставили на место царского правительства буржуазное Временное правительство. Что же дало это правительство народу? Рабочие требовали от правительства, чтобы оно обуздало фабрикантов, установило на заводах и фабриках рабочий контроль. Но Временное правительство на это не шло: оно защищало интересы фабрикантов. Крестьянам не хватало земли; они требовали, чтобы им отдали помещичьи земли.…

– Ах ты, Голова ты Чугунная! Я к тебе с добром, а ты драться, – обиделся дедушка. – Живи как хочешь. Миша визжал, кружился, устал и лапы кверху. Горевать сил нет. Дедушка связал ему лапы, взял зубило, молоток, расколол чугун. – Ну что, – говорит дедушка, – Чугунная Голова, будешь ещё с посудой баловаться? А у Миши глаза другие – смирные: видно, что настрадался, дитя лесное. Дедушка новый чугун купил – побольше первого, чтобы таких приключений не было. А старый обколотил повыше донышка – и…

Изредка, нарушая тишину, всплескивала рыбешка, и разбегающиеся круги не сразу замирали на гладкой и отсвечивающей поверхности воды. — Наверное, глубокое? — спросил Фадеев. — Кто знает? — все еще отрешенно, голосом, полным горечи, ответила Серафима Константиновна. И тогда Фадеев сказал: — Когда я подъезжаю к Уралу, будто попадаю в мир легенд. Все тут овеяно преданиями. Бывал я на Кавказе. Там встречал память о Лермонтове, Толстом, Пушкине, а здесь все окутано легендами… …

В воскресенье к нам приехали родители. И мы показали им наши дачи, столовую и сатирическую газету «Расческа». Потом у нас был костер. И хотя солнце еще светило свысока и было жарко, костер получился интересный. Мы показали родителям самодеятельность, а Галя Москвина даже сыграла на скрипке «Эх, хорошо в стране советской жить». Потом мы проводили родителей до калитки. Приходим после ужина в палату, а в палате щенок. Маленький, кудрявый, бегает на прямых ножках-столбиках. — Тихо, — сказал Ваня…

— А сам не упадёшь? — спросила боязливая Надя. — Нет, зачем же! У нас техника безопасности. Там, где нужно, внизу стальная сетка. А где её нет, мы цепями за балки зацепляемся. Если сорвёшься — повисишь немного на высоте, как ёлочная игрушка на ветке, а потом либо сам к балке подтянешься, либо тебя подтянут, — улыбнулся отец. Ребята притихли. Представили себе отца в виде ёлочной игрушки, и им стало страшновато. — Вот и трубку сегодня обронил, — сказал он. — Любимую. Когда отец лёг вздремнуть,…

— Эта лошадь стоит под старой яблоней и не хочет уходить! — спросила Анне. — Да, и яблони такие дряхлые, что на них не растет ни единого яблочка, а потом яблони спилят и сожгут, — ответила Кадри. — И когда их будут жечь, печка с грохотом развалится, — решила Анне. — И огонь попадет в трубу, и крыша загорится, — сказала Кадри. — Тогда надо поскорей разобрать крышу. — И стены обвалятся, и ничего-ничего не останется. — От целого дома ничегошеньки не останется. — А лошадь к тому времени…

Царь и избушка Один царь строил себе дворец и перед дворцом сделал сад. Но на самом въезде в сад стояла избушка, и жил бедный мужик. Царь хотел эту избушку снести, чтобы она сад не портила, и послал своего министра к бедному мужику, чтобы купил избушку. Министр пошёл к мужику и сказал: – Ты счастлив. Царь хочет твою избушку купить. Она десяти рублей не стоит, а царь тебе сто даёт. Мужик сказал: – Нет, я избушку за сто рублей не продам. Министр сказал: – Ну так царь двести…

Так и год прошел и другой, и начали приходить к нам эти самые чудные слухи. Я тогда мальчишкой был, шел мне двенадцатый или тринадцатый год. только развитой я такой был, что все понимал и ко всему прислушивался. Первый раз услыхали мы о новостях от странника. Зашел к нам в избу один такой, что век свой по большим дорогам ходит и подаяньем живет, и стал чудные слова говорить: — Царь, — говорит, — взял себе в друзья генерала по имени Аракчеев, а злей этого генерала на всем свете человека нет, истинно…

Такой интерес не праздный, и его не надо стесняться. Наоборот, надо радоваться, что, пока ты не вырос, умения смотреть и удивляться у тебя больше, чем у взрослого. Оно поможет выбрать профессию и — это очень важно — поможет стать человеком, который уважает тех, кто делает свое дело с совестью и хорошо. Настоящее мастерство вызывает почтение и зависть. «Нейлоновая туника» — повесть об учительнице и ее профессии, но я писала совсем не для того, чтобы кто-то, прочитав, стал учителем. Мне просто хотелось…

Колеса шуршали по асфальту. Справа и слева неслась, убегая назад, выжженная солнцем серокоричневая земля с редкими кустиками желтой колючей травы. Они ехали некоторое время, затем шофер спросил, не оборачиваясь: — Бродяга? — Нет, — неуверенно сказал мужчина. — Пожалуй, я не бродяга… Приходится таскаться с места на место. Где найдешь работу, а где нет… Если смотреть, сколько я городов переменил за последний год, тогда верно похоже, что бродяга. — Тебе сколько лет? — Двадцать пять, —…

— А чего же еще! И так последние десять лет еле двигался вслепую, с палкой. — Откуда же у тебя сейчас вдруг мысль о смерти? — От синицы, невестка, от синицы. — Как так от синицы? Синица ведь не предвещает смерть, другое дело — галка или кукушка. — А мне синица предсказала. — Где же ты ее слышал? — Вчера в лесу. Прилетела и стала клевать мою старую шляпу. — Откуда ты знаешь, что это была синица? — По голосу, а то как же. Стучит клювом и кричит. — И это значит смерть? — Что…

Остаток дня Колька и Петька провели на диване в читальне и всё о чем-то шептались. К вечеру они решили бежать из детдома. Когда все улеглись и заснули, они потихоньку оделись, вылезли в открытое окно, по трубе спустились на улицу и побежали к вокзалу. На чисто выметенной платформе горели фонари, ярко освещая переднюю стену вокзала и блестевшие салом рельсы. Людей не было видно. Только в углу на багажной тележке, завернувшись в тулуп, сидя спал сторож. Где-то в ночном тумане слышался стук и…

Петя посмотрел на пустую клетку, на костыли, представил, как тётя Mania ковыляет по опустевшей квартире, и в голову ему пришла неожиданная мысль. Дело в том, что он давно копил деньги, которые ему давали на игрушки. Всё не находил ничего подходящего. И вот теперь эта странная мысль - купить попугайчика для тёти Маши. Попрощавшись, Петя выскочил на улицу. Ему захотелось зайти в зоомагазин, где когда-то видел разных попугайчиков. Но теперь он смотрел на них глазами тёти Маши. С каким из них она могла…

Я вышел из раздевалки в плохом настроении. Но все оказалось не так страшно. На реке наших лодок было еще мало, ребята толклись возле эллинга. И я успел как следует размяться, сделать хорошую пробежку вокруг футбольного поля. Пока шел на водную базу, я все любовался цветом своего нового костюма. На солнце он ярко-синий. Ребятам понравится. Но никто не обратил на меня внимания, все слушали Володю. Он болтался в своей лодке возле бона и показывал, как набирать скорость, делать повороты, ну и всякие…

Подъехала вагонетка с чемоданами – их загрузили в багажное отделение. Наконец, подогнали и лесенку на колёсах – трап. Вот теперь всё готово к полёту. Объявляют, что началась посадка на наш рейс. Пора прощаться. – До свидания, папа! И Таксик тут как тут. Даёт мне лапку и заглядывает в глаза: «Неужели ты меня оставишь?» – А можно нам взять Таксика с собой? – Нет, – отвечает папа. – Ему придётся подождать вас дома. Что ж… нельзя так нельзя. – Не скучай, милый…

— Кривцов Алексей! Где Кривцов? — громко позвал кто-то. Ух ты, меня на испытание! Я дернул поводок и мы с Тасманом ринулись в калитку. Площадка — прямо целое поле. Даже лесок вдалеке. Слева — снаряды, на которых работают собаки. Барьеры, лестница. Снег истоптан лапами. Есть крупные следы, есть и помельче, как у Тасмана. Я отстегнул поводок, скомандовал «рядом». И ровным строевым шагом направился к середине площадки. Там за столиком, на узкой лавке сидели судьи. Четверо. И еще женщина в берете.…

Первая прогулка Просил я Марию Петровну пустить меня вдвоём с Кери погулять. Она не соглашалась: — Нет, еще отпустишь поводок, она под машину или троллейбус попадёт. А с Марией Петровной идти не хочу. Ребята со двора засмеют, скажут: „Маленький, с тётенькой и собачкой гуляет“. Вот с полковником я бы сразу пошёл. Мне бы все завидовать стали. У полковника много, много боевых орденов! А над бровью глубокий шрам. Мария Петровна говорила, что его ранили, когда он Сталинград защищал от немцев.…