Социально-философская фантастика

Люди превращаются в объект исследования, чем и должны быть. Запасной футляр лег в карман пиджака. Вечером, подумал доктор. Я поменяю очки вечером, на работе, оставшись в одиночестве. Зря, что ли, я записал себе на сегодня ночное дежурство. Еще один самообман, жалкая видимость деятельности. Мозговая кость, брошенная псу общества: тружусь, знаете, не щадя сил и здоровья… Впрочем, пес благодушествует возле будки, сытый былыми подачками. Я раскормил его до ожирения. До утраты бдительности. Не появись…

— Однако, старички, нам пора и за кулисы, чтобы и Джилл могла спеть свое... но сначала хочу, чтобы вы еще раз послушали меня. Я полагаю, вы и сами поймете, что песня эта родилась после нашей первой встречи с Джилл. Видите ли, я встре­тил эту даму, и как-то так получилось, что нам много чего захотелось сказать другу другу, й о том, что мы теперь будем вместе, и о чувствах, и о схо­жести взглядов. — Он взял несколько аккордов. — Но я знал, что главное, о чем я хотел сказать, не имело к словам никакого…

— Да, действительно, мистер Джексон, — вспомнил Лэнсинг. Он открыл дверь, пропустил Джексона и вошел следом за ним. Включив настольную лампу, Лэнсинг указал Джексону на стул. — Спасибо, сэр, — пробормотал студент. Лэнсинг обошел стол, сел и придвинул к себе стопку бумаг. Вынув из кипы работу Джексона, Лэнсинг взглянул на студента. Тот явно нервничал. Лэнсинг отвел взгляд и невольно залюбовался пейзажем в окне — типичная для Новой Англии меланхолическая осень, клонящееся к закату солнце, напоминающее…

— Мне тоже бывает обидно и больно за них. — Ты можешь терпеть. Ты — мудрый и любящий, а я усталый и презирающий. Мне обидно, и мне надоело. Все так перемешалось… Я уже не различаю, где моя работа, а где мое истинное "я". Мои облики срастаются с моей сущностью, а сущность прикипает к моим маскам. Как же я устал! Ты видишь дела их? — Я вижу будущее. — А я — настоящее. И я не вижу того, что спасет их, Создатель. Не вижу того, что спасет меня… Их нужно уничтожить. Уничтожить и создать заново,…

Проснулся он от криков. Мать ругалась с каким-то незнакомым мужчиной. Поначалу он не обратил на это внимания - его мать постоянно с кем-нибудь ругалась. Но постепенно он понял, о чем шла речь. - Так он ведь студент! Все документы есть! Не имеете права его забирать! - Вчера вышел приказ о всеобщей мобилизации! – мужчина старался говорить спокойно, но по голосу чувствовалось, что он уже на пределе. – Забираем всех, подлежащих призыву. Он здесь? - Не знаю ни о каком приказе! Нету его! Ушел вчера…

- Принято, продолжайте. - Обвинение же моих подзащитных во взяточничестве и военной агрессии является абсолютной провокацией и не имеет под собой никаких оснований! По рядам прессы, не ожидавшей, что защита сразу поставит под сомнение все пункты обвинения, прокатился вздох удивления. - Это все, ваша честь, – адвокат сел. - Принято. Вопросы о ведении внутренней политики будут сняты с повестки дня, – ди Роберто стукнул молотком по столу. – Потише, потише! – урезонил он громко перешептывавшихся…

— Ну, сначала попрошу повторить чудо, которое Он в свое время сотворил в Кане Галилейской. — Это когда Он воду в вино превращал? — Вот именно. — А после? — После, убедившись таким образом, что это действительно Он, я попрошу Его, чтобы Он на всей планете превратил плутоний во всех боеголовках и бомбах в безобидный свинец. И, таким образом, мир будет спасен. Завсегдатай казался ошарашенным. — Э-э… интересная, конечно, идея. Но только не очень христианская, тебе, как верующему, должно быть известно,…

— Ничего, — утешал себя Путешественник, выходя из полумрака портика на яркое солнце. — Ремонт храма — не битва при Фермопилах, историки про него могли и не знать. Так успокаивал он себя, отправляясь на поиски Герострата II. Путешественник постучал в дверь, сколоченную из тяжелых дубовых брусьев. Указания случайного прохожего были не вполне вразумительными, но вроде дом этот. Дверь отворилась, и наружу высунулась смуглая, хитроватая физиономия. Должно быть, раб. — Мне сказали, — начал Путешественник…

— А как же это? — Гальбовиц коротко кивнул в сторону роскошных стеллажей. — Да, понимаете, — замялся вдруг хозяин библиотеки, — бывают в жизни редкие удачи… Если очень нужно, если очень хочется, в конце концов, если искать везде, не покладая рук, то, разумеется… Вы не представляете, на какие порой приходится идти ухищрения!.. — Вероятно, — без энтузиазма, скорей из вежливости, согласился Гальбовиц. У него самого покуда не получалось, как он ни старался. Другие обладали грудами сокровищ, но для…

Не знаю, сколько бы я проторчала столбом посреди улицы, если бы не милиция. Когда надо, этих стражей порядка не дозовёшься, зато когда они и на дух не нужны, пожалуйста, — сразу же тут как тут. К нам приближались аж три мента — два гибедедешника и один пепеэсник, а взяткобрательные намерения столь явственно сияли на их физиономиях, что затмевали солнце. Я схватила парня за плечо и потащила к машине. — Всё в порядке! — крикнула я потенциальным мздоимцам. — Это мой брат. Парень подчинялся…

— Я найду их, — ответил Сергей. — Слово офицера милиции. Я засмеялся и тут же оборвал смех. Похоже, для этого человека клятва словом офицера — не пустой звук, и служба в милиции — не только работа и зарплата. — Простите меня, — сказал я. — И… спасибо. — Я найду их, — повторил мент. — Вашего брата это не вернёт, но… Их ведь надо остановить. Сейчас они наверняка убивают ещё какого-нибудь хорошего парня. Или волокут в кусты девчонку. Или грабят бригаду скорой помощи, которая из-за этого не сможет…

– Геночка! – пропела женщина в шляпке умильным голосом, так и не войдя в коридор. – Что же ты? Все уже собрались, а тебя нет. Генка повернулся и побежал в комнату, где прыгнул с ногами на тахту и прижался к стене. Отсюда он услышал обрывки тихого разговора, происходившего в коридоре. – Подарок… – говорила мать. – Он обещал… нет и нет… Стесняется, а я, как назло, больная… – Господи! – воскликнула женщина. – Какие пустяки!.. Не надо ничего! Ничего не надо! Генка услыхал какие-то всхлипывания…

У него открылся дар. Долгие и унылые театральные годы сменились фейерверком, в нем проснулся циркач и затейник, всю нерастраченную энергию дед Мороз отдавал теперь, хотя о нем не писали критики, и зрители не кричали «браво!» Зато жители ближайших домов хорошо его знали по рассказам детей, поэтому, торопясь на последнюю сегодняшнюю елку, дед Мороз часто взмахивал рукой в тяжелой рукавице в ответ на приветствия знакомых. Через плечо у него, как и положено, был переброшен мешок, но в нем лежали не…

От волнения я забыл, как его зовут. Помнил, что Генералиссимус, но отчество совершенно выпало. Генералиссимус Алексеевич? Генералиссимус Ильич?.. – Здравствуйте, Генералиссимус… – сказал я. – О! – протестующе воскликнул Суворов, поднимая тонкие ладони. – Мы с вами не на плацу. Можете запросто – Александр Васильевич. «Тезка, – почему-то подумал я. – Мы с Суворовым тезки». Я последовал за ним через зал, вспоминая все, что читал когда-то или слышал о Суворове. «Переход через Альпы» – так! «Тяжело…

Приковыляла к заколдованному болоту, еле отдышалась. Свистнула по-особому, да никто не отзывается. Ни кикимор, ни водяного не видать. Как вымерло всё. Только гадюка под колодою зашипела и тут же смолкла. Что за напасть такая? С трудом вспомнила Яга старое заклятье, ворона, хранителя Леса, призывающее. Уж ему-то никак нельзя пропасть. Покуда Лес стоит, ворону суждено при нём быть. И точно, зашумели крылья, явился чёрный ворон, сел на плечо. Смотрит старуха — и ворон сдал. Облезлый какой-то, поник…

Он повторял эту фразу довольно часто. — Богу и Бушу, — вставил Дональд. Эта шутка тоже была не из новых. Если несправедливо было приписывать экс-президенту весь каскад непредвиденных последствий, который привел Ирак в Евросоюз, а Иран заставил примкнуть к Китаю, то столь же несправедливо было обвинять в этом Бога. Касим многозначительно поднял указательный палец: — Богу и Бушу! А что остается тебе, Дональд? — Экспортная жестянка консервов. — Уточните, доктор. Здесь все экспортное. — Как…

Никто не знает, откуда появилась Лихорадка, кто вызвал ее и зачем: было ли это сделано намеренно — попытка нападения или переворота или случайно — промышленная авария, неудачный эксперимент, а может быть, даже археологическое открытие. Но когда она пришла, а она пришла внезапно, меньше чем за год охватила всю планету и походила скорее не на болезнь, а на проклятие. На нее не действовали ни лекарства, ни вакцины, ни карантины, она разметала недавно разработанные модификации иммунной системы, словно…

— И я нигде не могу найти половник! Эссегью отмахнулась от гвалта. Она лишь спросила: — А Стриг? В доме мгновенно повисла напряженная тишина. Матери уставились на Эссегью, потом переглянулись. — А что с ней? — Сами знаете, — ответила женщина. — Вам придется выпустить ее. Сегодня ночью. Наверху, в недрах особняка, в слепом сердце Калмаретто, сидела Стриг Харн. При рождении ее нарекли Леретью, но это имя больше не принадлежало ей: ее лишили имени, отстригли от него, и теперь имя Стриг стало…

Под автоматом лежали три картонные папки — когда-то они были стянуты резинками, но теперь от резинок остались только липкие полоски. В папках оказалось множество никому не нужных документов — банковских и на землю. А под ними я заметил что-то похожее на непристойную картинку. Я сразу отвернулся, закрыл глаза и попросил Мухаммеда и Иисуса даровать мне силы. Затем я вынул этот предмет из сундука и направил на него свет. Это был пластиковый пакет с надписью «Азотная печать». Странное, техническое…

Люди недовольно шумят. Взгляды их обращены вверх по течению реки. Нарьян с замиранием сердца понимает, к чему прикованы их взгляды. На горизонте к северу от города, где широкие ленты реки и земли, сузившись, сливаются в одну точку, разгорается огонек. Это баржа с кораблем Ангела, возвращающегося из далекого путешествия вниз по реке, в заброшенный город. Там она нашла пристанище, а потом заставила Нарьяна внимать ее истории. Впервые Нарьян услышал о ней от Дрина, администратора Сенша. Тот лично…