Современная проза

В том же детском саду я дала себе слово, что: Никогда! Никому! Не покажу своих слез! Слёз, которые странным образом только радуют и возбуждают моих мучителей. Теперь в любой ситуации я улыбаюсь, или даже смеюсь. Это моё непредсказуемое, неожиданное поведение очень раздражает людей, поэтому меня считают иногда нагловатой и бесцеремонной. По крайней мере, странной. Сейчас я уже не маленькая девочка. Я – девушка, хотя меня этот факт никак не радует. Мне с этого какой прок? Мальчики меня никогда не…

– Не смотри! – отмахнулась Вера, продолжая мыть, как ни в чем не бывало. – Ну да, не смотри, – косился Виктор. – Не показывай – смотреть не буду. Да, занозистая девка! – он подхватил на руки Бажена: – Ну что, герой, мамке, как всегда, мешаешь? – Я помогаю… Вера распрямилась, тыльной стороной ладони провела по упрямо спадающей на лоб пряди – волосы у нее были густокаштановые, пышные, схваченные сзади в узел красно-перламутровой заколкой, – улыбнулась Виктору: – Забери его к себе. А я домою…

– Не смотри! – отмахнулась Вера, продолжая мыть, как ни в чем не бывало. – Ну да, не смотри, – косился Виктор. – Не показывай – смотреть не буду. Да, занозистая девка! – он подхватил на руки Бажена: – Ну что, герой, мамке, как всегда, мешаешь? – Я помогаю… Вера распрямилась, тыльной стороной ладони провела по упрямо спадающей на лоб пряди – волосы у нее были густокаштановые, пышные, схваченные сзади в узел красно-перламутровой заколкой, – улыбнулась Виктору: – Забери его к себе. А я домою…

Кирилл медленно подошел к Захару и, не говоря ни слова, приподнял его над диваном и поставил на пол. – Слушай, ты! если еще! хоть раз! залезешь в холодильник, – убью! И, чтоб Захар действительно уяснил эту мысль, Кирилл дважды ударил Захара – слева направо и справа налево. Не кулаком, конечно, нет; если б кулаком – худо было бы, а так, ладонью, вроде как слегка постращал Захара. На это Захар смело заявил: – Был, есть и буду Ваш неубиваемый поклонник. Поклонник семейного счастья! Но и жить…

И положила трубку. Еще через неделю на имя Екатерины Марковны пришла посылка: обшитый белой наволочкой «дипломат» Евграфова. В «дипломате» оказались запасная рубашка Евграфова, тапочки, носки, запонки, колода карт, валидол, а в отдельном кармашке – номер «Литературной газеты», чистые листы бумаги, шариковая авторучка «Паркер» и злополучный конверт: «На случай моей смерти – распечатать». Как-то Екатерина Марковна возвращалась с работы домой. Обычно от метро «Сокол» она выходила переулками…

* * * Застигнут земною волной, что плещется надо мной, мои поглощая сны, что наяву уже не видны, — иду —         а как же иначе? Не плачу. Движеньем самим околдован, висит горизонт — обманчивый зонт, дыханием вечности скован; его не пройти                 и не перейти за гранями лет; его вроде нет                  как нет. К кому бы воззвать:                         «Помоги!» Вокруг —            ни единой зги. И молнией вдруг: «Себе-то не лги! Чай —         не враг!…

И он думал о том, как полезно порой быть одному, не только тогда, когда рядом нет никого, а когда ты перестаешь быть частью жизни других людей. Когда оказываешься отверженным по каким-то причинам, тем более по причинам социального положения. Когда перестаешь чувствовать себя товаром с биркой и ценником в виде статуса и количества денег, средством, а не объектом интересов, ступенью, а не братом, куском плоти, а не душой. Лишь быв оставленным в покое оценивающими так людьми, можно услышать голос внутри…

Отзвуки нашего стремительного времени можно увидеть и в фразах героев во время их диалогов. Особенно в диалогах главных героев – Максима и Артема. Реплики короткие, похожие на зсэмэсные сообщения, присущие современному стилю общения. Но в то же время и емкие, и наполненные глубоким содержанием. Следует отметить и то, что, повесть написана в современном динамичном ключе, а потому читается легко. И в то же время захватывает читателя и не отпускает до финала, заставляя сопереживать героям. А главное,…

Надо сказать, что часто, когда он садился читать или писать, какая-то странная волна мечтаний-фантазий как бы подхватывала его на свое крыло и уносила в немыслимые дали… В тот, первый свой день президентства, он захватил с собой папку, которую передал ему Максим Владимирович, и уехал домой. Дома он устроился в кабинете за большим письменным столом и начал потихоньку набрасывать тезисы авторецензии, то есть решил обстоятельно проанализировать, как, каким образом и благодаря чему их Департамент смог…

– Что странно? – Она вновь поцеловала его – на этот раз в слабо шевелящиеся, шепчущие губы. – Странно, – повторил он. – Это все с нами происходит? Это не сон, Катя? – Нет, не сон. Мы проснулись. Это жизнь, Гоша. Это наша с тобой жизнь. – И мы никому ничем не обязаны? – Пойдем лучше умываться, философ. Не надо ни о чем думать. Мы вместе. Мы вдвоем. – Она нажала мизинцем на кончик его носа: – Би, би, приехали, Гоша! Проснись! – Знаешь, я люблю тебя, – сказал он. И улыбнулся. И потянулся к…

– Я убила его. Женя подруга Вики сидела напротив нее и не могла понять, что имеет в виду Вика, говоря, что она убила его. – Ты можешь успокоиться и объяснить все поподробнее? – Он сегодня был таким нежным и невероятно страстным, я подозреваю, что он принял что-то перед свиданием… – Виагру? – перебила Женя. – Похоже на то. Я ни одной женщине не пожелаю того, чего довелось испытать сегодня мне. Когда на самом пику блаженства любимый валится на тебя, придавив своим весом и перестает дышать.…

Пашка пытался выровнять отношения, вызывал на откровенные разговоры Свету, но та, от природы не очень многословная, всё больше грустно молчала или отвечала неохотно и односложно. Дома старалась быть как можно меньше, всё своё время проводила на конюшне. Отрепетировав, Пашка бродил по незнакомым улицам гастрольных городов, пытался отвлечься и забыться, пребывая в унынии и отчаянии. Он сходил с ума, не понимая, что происходит. Тут ещё Венька, зараза, крутился под ногами со своими плохо скрываемыми…

«Кольцо на память – петлёй наброшенное одиночество…» Ивану Швец Кольцо на память – петлёй наброшенное одиночество, Шерстяной варежкой терпение надето на сердце, Охваченная пустота между ладонями соперников, Как выдох каменистый теряется в своём падении. Ещё непрошлое гостит. «Мои глаза как две жемчужины покатились по твоей спине…» Мои глаза как две жемчужины покатились по твоей спине, Посреди пустыря-ожидания лопнула взгляда леска, Как рыба с крючка – навстречу своей судьбе,…

Через неделю молодой отец, наняв частника, встречал их на новеньком красном «Москвиче». Все та же Дуся научила брата твердо следовать протоколу: шампанское и торт – персоналу, красные гвоздики – жене. Петр Георгиевич сделал все, как нужно. Из парадного входа роддома вышла побледневшая, все еще тяжеловесная после беременности Надя, прижимая к себе огромный одеяльный сверток с невероятно большим синим бантом. Рядом шагал невозмутимый Петр. По все тому же никем не писаному правилу сверток надлежало…

: В халате? : Одежда в другой комнате, принести? : Почему мы здесь? Что случилось? Объясни мне, наконец, почему ты здесь? Столько лет ни слуху, ни духу! : Ты что, совсем не помнишь, как лихо отпраздновал свой Рош Ашона? : Ты меня изучаешь что ли, мою память проверяешь – Рош Ашонэ еще не наступил. : Уже приговор вынес тебе Судия. Так что в Йом Кипур…: Ты можешь толком объяснить, что произошло? : Я толком тебе и объясняю. Сообщаю. После пожара тебя здесь на время поселить пришлось. Ты пытался…

Взаимодействие с бомжами поначалу давалось Ангелине сложнее всего. Они отталкивали, были омерзительны своими уличными повадками. Грязные, пропахшие канализацией и высохшей мочой, с жёлтыми загибающими ногтями, заражёнными грибком, и напрочь лишенные чувства благодарности – они не могли вызывать в юной прекрасной девушке ничего кроме совершенно естественного отвращения. Однако, желание «спасать мир» было столь сильно в Ангелине, что она безжалостно перешагнула через себя. Она заставила себя прекратить…

Макар, после этого случая, сильно популярным стал. Даже киношники к нему зачастили. Год назад у них съёмки были. У одного актёра зуб заболел, и щека распухла. Чтобы съёмку не срывать, отправили актёра к деду. Тот посадил ему пчелу на другую щеку… Физиономия выровнялась. Правда, сильно на японца стал похож. Но зато теперь режиссёры актёров из азиатских стран перестали приглашать. Чуть что, везут к Макару толпу нашего народа, и через день готова целая квантунская армия… А как пьяниц лечит! Недавно…

«Вот придурок в белых штанах… А с виду такой приличный… Идиот…» Он засунул все обратно в рюкзак и задумался: «Куда это теперь девать? Выброшу на помойку, когда стемнеет» – решил он. Вообще было не в его правилах ворованные вещи приносить домой. Но сегодня как-то все пошло не по его правилам. Разозлясь не на шутку, он выскочил во двор. Устроившись на скамейке под липой, Колька с жадностью закурил, прищурив глаза от пробивавшихся сквозь ветки лучей солнца. – Коль, мать дома? – высунувшись из окна…

С первой главы стало очевидно, что это не просто роман, это пронзительное откровение с психотерапевтическим эффектом. Моей задачей как иллюстратора было создание оригинальных визуальных метафор, поиск ярких образов для передачи прямого и скрытого смысла текста. Анна дала мне полную свободу в выражении моих впечатлений. Она назвала это Сотворчеством. Очень скоро я «подсела» на книгу. Она цепляла своей неудобной правдивостью, пробуждала эмоции и поднимала со дна души то, что требовало осмысления.…

– Я и есть хозяин, – сдалась я. – Шесть триста с вас. И без сдачи! И подрезать я их не буду! – Спасибо, волшебница! Видишь, как хорошо получилось? – обрадовался незваный гость. – Мы на «ты» не переходили, – буркнула я, считая и отбирая розы. Мальчик весь сиял. Я протянула огромный прекрасный букет. Сама очень люблю цветы без оберток. Обертка опошляет, что ли, крадёт красоту бутонов. Счастливая девчонка, – та, что будет с минуты на минуту в баре напротив. Парень принял цветы и быстрым шагом…