Современная проза

– Должность тебе определим как направленец по взаимодействию между группировкой федералов и группировкой МВД. Каждое утро в 8-00 утра будешь докладывать об оперативной обстановке. По всему району боевых действий, с учетом проводимых мероприятий, как федерал, так и МВД. – Ну все, майор, удачи. Вылет завтра утром! Утром автобусами всех отвезли в аэропорт Чкаловский, загрузили в Ил-76. Через два часа были в аэропорту г. Моздока. Еще через три часа, вертолетом вылетели на Ханкалу. Приземлившись…

Вдруг Дима почувствовал, что происходит что-то странное: в комнате сильно потемнело и стало холоднее, да и сам он уже не сидел в кресле, облокотив голову на плечо сестры, а парил в воздухе. – Настя, где мы? – растерянно спросил мальчик. – Как где, конечно же, в космосе! Тебе нравится? – девушка ответила без капли страха и с искренним восторгом, так что Дима, уверяясь в том, что ничего страшного не случится, тоже быстро перестал бояться и начал с любопытством рассматривать всё вокруг. А…

Как говорил когда-то Михаил Жванецкий: «Может, что-то в консерватории подправить?» Их цепь уже разъедает ржавчина, ржавчина вседозволенности и утраты чувства меры. Ежедневные посадки то одного, а то другого, то чиновника, а то депутата, то правоохранителя, а то и не совсем, говорит о том, что вот, вот, она сама начнет сыпаться. Их шубохранилища лишний раз говорят, что эти люди потеряли стыд, они потеряли и страх. Они приватизировали все, в том числе и нашу лучшую жизнь, но Бог не позволит приватизировать…

На ПодЪяческой с твердым знаком, мощеной крепкими булыжниками, автомобили появлялись редко и дети играли на проезжей части. Одной из игр была игра «обмен домиками», а домиками становились круглые чугунные крышки над люками. У водящего ребенка своего места не было, его целью было захватить временно опустевший чугунный кружок в тот момент, когда непоседливые хозяева, перебегая из «домика» в «домик», обменивались «жилплощадью». Прочны ли были крышки над люками? Сегодняшним умудренным взглядом я провожу…

Подошли остальные студенты нашей группы, и мы гурьбой высыпали на улицу. На чистом, ярко-синем майском небе во всю жарило солнце – такая же редкость для Питера, как студент посещающий все лекции. Мы шли по проезжей части, поскольку места на тротуаре для нашей компании было недостаточно. Но машины здесь почти не появлялись. Привычный маршрут нашей прогулки после занятий пролегал по маленьким, тихим улочкам старого Петербурга. Наш смех и громкий разговор будил тишину сонных домов. Мы сами недавно проснулись…

– Да вот, самую малость простыл, молока из холодильника, знаете ли, холодного хватанул… – вдруг подавившись воздухом, в кулак сухо закашлялся Иван Степанович. – М…да… – вот если бы вы вместо молока холодного пивка хватанули, было бы не так обидно… – продолжал пристально смотреть на него врач. – Вон, какой у вас кашель сухой и гулкий, и вообще, у вас налицо все признаки глухого туберкулёза самой и что ни на есть запущенной формы… – взглядом сверлил доктор по верх очков уже начинающего белеть Ивана…

– Дарья, говорит, Степановна! Мне, говорит, просто удивительно, как такая немолодая, но всеми уважаемая старуха, каковой ты являешься, не понимает таких простецких вопросов и совершенно не сечёт в государственных делах. У меня, говорит, служебный автомобиль, а не машина сопровождения. И я не могу сопровождать тебя во всей твоей увеселительной поездке. Мне, говорит, неведомо, в котором часу я освобожусь от своих в высшей степени служебных дел. И потому давай так. Либо ты едешь со мной и не кажешь…

И вот, увидевши, как обстоят дела со старым жилищем, Роза Ивановна вдруг призналась себе, что давно уже втайне вынашивает дерзкую, для человека её достатка, мечту о переезде в новый дом. Иными словами, Роза Ивановна утвердилась в желании покинуть свои панельные хоромы и заселиться в один из кирпичных «карандашей». И с этой целью она решилась продать свою старую обветшавшую квартиру, а на вырученные деньги купить новую. Всё ценное, чем владели Роза Ивановна и её старушка-мать – это известная уже…

Куда только ни возили Машу, каким врачам только её ни показывали – ничто не давало результатов. Врачи, точно сговорившись, в бессилии своём не признавались, а и вылечить зловредную болезнь никто из них не мог. Так было до тех пор, пока Нелли Поликарповна однажды не воскликнула: – Надо показать её настоящим специалистам! И добавила: – Я договорюсь… И Нелли Поликарповна принялась перебирать в уме всех своих знакомых, так или иначе связанных с медициной. Перебрав почти всех, она внезапно…

Помнится, пойманных гусениц я подолгу держал в восьмисотграммовой стеклянной банке, прилежно кормил листьями и ждал, когда ларвы превратятся в имаго – отъевшиеся, они исправно окукливались, но вот вылупившуюся бабочку я, кажется, не застал ни разу. Даже не знаю почему. Зато как славно было наблюдать за этими неутомимо-прожорливыми существами! Восхищала, к примеру, их своеобразная манера поедания ланцетовидного кипрейного листа – раскачивая из стороны в сторону головой, гусеница выгрызала его энергичными…

Однако в те июльские дни обе женщины, слава богу, сидели безвылазно на своих двенадцати сотках манихинской дачи, и лишь дядя Никита, по каким-то делам наезжая в город, примерно дважды в неделю наведывался в московскую квартиру. Потом, по прошествии многих лет, уже после смерти дяди Никиты, Костя будет вспоминать его именно таким, каким он был в тот летний вечер, – сидящим вразвалочку в старом, с истертыми подлокотниками, кресле на фоне широких, во всю стену, книжных шкафов, мерцающих с каким-то…

– Ну что, выспалась наконец, соня? – не оборачиваясь пробубнила баба Маня, помешивая варево в кастрюльке. У Бориса на затылке глаз не было, потому он обернулся посмотреть, кого же поприветствовала старая ворчунья. В кухню вползла, по-другому это никак не назвать, Маша. С всклокоченной гулькой и в пижаме, на которой был нарисован не менее всклокоченный енот. Синие круги под глазами зверька красиво оттеняли круги под глазами Маши. – Угу, – ответила енотовидная и нахмурившись стала оценивать полки…

Ну я сел, и сразу ему газу до отказу! Тот, сцуко, как зарычит – энь, энь,энь!!! И, чо самое интересно, замерла стрелка на тахохуеметре и не двигаеца! Есть, значит, отсечка. Я – раз назад, дыму вроде не шипко, на батиной больше было. Ну я отдал ему бабло, сходили оформили генералку, ну я и поехал. Я сначала вкурить не мог как тут передачи переключаются – по идее то должно зеркально, а у его рычаг с какой-то мафнёй вместа схемы. Я хули так и сделал, включил типа первую сцепление опускаю а она глохнет.…

Выбирает ли человек свою судьбу, или жизнь каждого определяется какой-то неведомой силой? Так или иначе, но именно тогда она выбрала свою жизнь. Время, проведенное в этом доме, Литературном институте – ее драгоценный подарок. Надя всегда помнила, как ее держали эти стены, как прятал читальный зал, какое небо пролетало над Литинститутским двориком – о, это было другое, особенное небо, стоило только зайти за ограду… После окончания учебы, каждый раз, проходя мимо, она останавливалась, глядя на желтые…

Каждый день при смерти. Каждый день что-то не так, то кольнет, то закружит, то переживаешь непонятно из-за чего. Каждый день. Но только кроме утра. Проснувшись по будильнику, мозг понимает, что телу надо зарабатывать на кредиты и еду, поэтому с утра тело здоровое на 120%. Ничего не кольнет, ни каких загонов. Стоишь, чистишь зубы, тупым взглядом сверлишь зеркало, все как всегда. При смерти. Это когда чувствуешь, что весь мир сжимается, и очень мало места и воздуха вокруг. Но через три шага и…

С невеселыми мыслями Иван двинулся дальше. Теперь он полностью сориентировался на кладбище и шел, не торопясь. А куда спешить? Сюда опозданий нет. Все мы движемся в одном направлении, только одни с Богом в жизнь вечную, другие – в преисподнюю. Не доходя до центральной дорожки, Иван уперся в ограду. На большой черной плите луна высветила белую надпись: Шахновский Александр Николаевич. Они с Иваном были закадычными друзьями с детства, и нелепая смерть друга под гусеницами трактора долгое время не…