Современная проза

Та воркует с парнишками, пытаясь унять разгоревшуюся из-за шишки ссору. После слов бабки орет на них, раздает обоим по затыльнику и, насупясь, принимается вышагивать по алым кирпичам дорожки. Палит солнце. Сорокалетняя Любка, для мужа все годы Любовь Васильевна, в первый раз после похорон вспоминает про полный запасами погреб и про то, как прохладно и чисто в ее доме. Построенный самолично Никифором Степановичем еще при первой жене, крестовик поделен на две неравные части: в большой кухня и горница,…

Тимофей делает вид, будто не слышит жены. Сороки, качаясь на ветвях, трещат отсыревшими голосами. Круглов черпает из чугуна щи деревянной ложкой. С каким-то особенным наслаждением жует кашу. Наевшись, он увязывает в белую тряпицу посуду, кости и крошки вываливает собакам. — Никак это не выйдет, чтобы, к примеру, бросить, — нехотя говорит он. — Сердчишко прикипело к полям. Тут мне и воля, и доля. Пахом — я с ним еще подпаском начинал — так говаривал: на свободе-то хоть сам себе голову откуси —…

— А немцы есть там? — Нет. Начальник станции дал свисток, и поезд отошел. Девушка вновь подошла к мужчине и взяла его за руки. — А ты? — повторила она. Мужчина свернул газету и сунул ее в карман. — Сейчас не время думать обо мне, — ответил он. — Перескажи-ка мне подробно расписание ваших гастролей. — Завтра будем в Ницце, выступаем там три дня. В субботу и воскресенье — в Марселе, потом по дню в Монпелье и Нарбонне, — в общем, все побережье. — Он будет в Марселе в воскресенье, — сказал…

А АВАНГАРД. Французское слово. Означает передовую воинскую часть. Так именуются и те, кто считает себя самыми передовыми в литературе, в искусстве. Обычно это шумная, малоталантливая шушера, вьющаяся вокруг одного–двух действительно выдающихся людей. Так, футуризм дал Владимира Маяковского. Рядом с ним можно вспомнить разве что Хлебникова   —   смутного, не развернувшегося гения, который предлагал «вскипятить озеро вместе с рыбой, чтобы этой ухой накормить голодных». На…

За день до этого — то есть, опять-таки вчера — она сидела в кухне своего коттеджа, глядела в окно на жуткое небо и слушала тишину. Не проехало ни одной фермерской повозки. Ни одного грузовика. Услышав легкий стук в дверь, — «Должно быть, м-р Синг», — подумала она. Все остальные в деревне грохотали так, словно старались разнести несчастную развалюху до основания. Она притаилась, прислушалась. — Наверняка он подумает, что меня нет, и уйдет. М-р Синг время от времени появлялся в деревне — он продавал…

Пока Харткин надевал в конюшне сбрую на кобылу, чужак заплевал весь двор, а когда хозяин запрягал белую лошадку в телегу, Хаубенрайсер равнодушно глазел в бранденбургское небо. Харткин положил доску на передок телеги, бросил на нее мешок и пригласил чужака садиться. Хаубенрайсер сел и с высоты своего покупательского трона впервые оглядел лошадь. Так это, стало быть, и есть кобыла, эта откормленная белая мышь? Слишком массивно это животное, шея слишком жирна, слишком толста в паху, чересчур много…

3 Он любил эту землю... И у него - против воли - наворачивались подступали к глазам и к горлу слезинки, когда ему вспоминались зеркальные волжские плесы, с застывшей, словно покрытой тонким ледком водой, или темные вологодские леса из хмурых елей, с толстым настилом из хвойных иголок, или тихая, задумчивая церковка посреди поляны - Покрова-на-Керли, и сама Нерль, в белых кувшинках с овальными листьями, зелеными, в черной прозрачной воде... И он любил эти лица - округлые, с глубокими, голубовато-туманными…

У нас в глазах стояли слезы, И это будет наше алиби, Прямой ответ на все вопросы. Большая восьмерка Мне приснилось, что я с госпожой Бернадет Ширак Говорю о Набокове, Вырице и Париже И какое-то слово хочу — не могу никак Вспомнить и заменяю другим, что лежит поближе, А по левую руку, притихнув, сидит жена Президента Канады — мечтательная блондинка Лорин Харпер — и ей подливают в бокал вина, Сон есть сон, и мы чокнулись с нею, и…

А ведь врач обещал, что все будет нормально. Когда девочка спросила: «Я не умру?» — Сашок смеялся, смеялись все его гости. Один из них сказал, что он врач и точно знает: яблоки не смертельны. — Максимум — будешь маяться животом. Животом она маялась, очень. После первого яблока был понос — даже с кровью. Кровь потом вылилась еще чуть-чуть, сама по себе. Девочка пыталась ее отстирать — и мылом, и порошком, кровь смывалась, но на трусах все равно остались пятна, их увидела мама и — вот первое…

В положенный срок Верочка родила мальчика, которого назвали Игорем. Через два года поступила в полиграфический институт, закончила его с красным дипломом и стала работать в крупном издательстве техническим редактором. В тот день, когда в московских церквях тысячи матерей молились о здоровье Горбачева, который объявил о начале вывода советских войск из Афганистана, у Сергея случился инсульт. Верочка вызвала в Москву мать, и вдвоем они за год подняли Сергея на ноги. Сергей ходил по квартире,…

В этом городе его звали чуднО — Арсений, он был немногословен и женщинами почти не интересовался. Каждую пятницу и субботу он приходил в ирландский паб, садился в углу зала за самый маленький столик и заказывал одну за другой, пока совсем не хмелел. Он много курил и часами мог наблюдать из своего тёмного укрытия, как движутся по залу официантки в белых передниках, как через входную дверь заходят и выходят люди — кто тихо и поодиночке, кто галдящей компанией, а кто парой — но это бывало редко. Арсений…

– Сабуро, – Люда обернулась. Указав на дверь, крутанула несколько раз кистью. – Закрой-ка… там… фиговина такая… поверни… – Хай. Он встал, прислонил виолончель к шкафу. Отправился запирать дверь. – Спасибо. Затылок коротко стрижен. Сквозь волосы кожа просвечивает. Вспомнилась картинка из выпусков новостей: усыпанный обломками, растерзанный берег. Вперемешку машины, дома. Жилища, бесстыдно вывернутые наизнанку. Хаос застыл, но как будто временно. Будто решил передохнуть немного – а потом…

— А вы, доктор, простите, армянка? Я вот смотрю на вас… — Нет, простите. Соломенные волосы, молочная кожа — как можно было предположить в ней армянскую кровь… Старушка вздохнула задумчиво. Лилечка встрепенулась, наклонилась поближе: — Я на первом курсе с Геной Межлумяном поцеловалась. Это не в счет? Старушка из вежливости улыбнулась, но шутить не была настроена. О чем-то серьезном поговорить хотела. — Да-да, молодость… первый курс, поцелуи, — покряхтела она, сворачивая разговор. Лилечка…

Когда Эстония стала независимой, под руководством Союза бывших голодающих и других национальных сил была создана государственная комиссия, которая затребовала от Москвы рецепт пищевого мыла. Однако это было безнадежное предприятие, поскольку договор был заключен с Советским Союзом и Россия даже слышать не хотела о правопреемстве. К счастью, Йодину между двумя запоями (периодически у него, как у человека с западным образом мыслей, но с угро-финской начинкой, пропадала ясность сознания) припомнилось,…

Письма из края вечнозеленых помидоров, как называл Зиннур их родовые татарские земли, были для Мартина словно глоток парного молока с мятой для больного ангиной. От письма пахло хлебом и полынью. Он вспоминал дом в деревне — деревянный сруб, каменная печь, запахи бабушкиного бальзама “Звездочка”, пухового прохудившегося в нескольких местах платка, обгрызенные холодным ветром цветы герани на подоконнике, пожухлые гераневые россыпи звезд за окном. От нахлынувших воспоминаний на лбу у Мартина тут же…

— Что-нибудь. Неважно что. А важно, чтобы не лапали! Но ей ответили, что собакой нельзя, а летающий ящер — анахронизм, и тогда она стала Зеленым Кардиналом. И собралось много-много птиц, тьма-тьмущая стая: и белый аист, и ласточка с фрачным хвостом, и зимородок, и канарейка, и кулики, и дятел, и черный дрозд, и косматая цапля, и иволга, и лебедь, и сойка… И уже когда они улетали, по бульвару шла мрачная молодая личность в подпалинах и несла том стихов под мышкой. У нее были растрепанные волосы…

В операционной она распоясалась совсем. Она скидывала маску с лица и ловко хватала всех проходящих за халаты. Она ко всем приставала, трусливо и заискивающе спрашивая, будет ли ей больно, и все вырывались, бормоча, что все терпимо, очень терпимо, но когда ей попалась Аллочка, то Аллочка сухо усмехнулась, сказала: «Не знаю, не знаю, я никогда этого не делала с собой». Он сразу же поднял лицо от умывальника и посмотрел на Аллочку, и Аллочка поспешно закивала — нормально, все терпимо. А он, проходя…

— Осенью вы обязательно должны ко мне приехать, обещай, у меня ведь есть теперь свободная комната. Госпожа Ленер пообещала, думая, если то же произойдет и со мной, я покрашусь в шатенку, а синить волосы не буду, ведь она на четыре года старше меня, и, хотя скрывает это, я-то знаю, любой скажет с первого взгляда. — Как себя чувствует твой муж? — спросила госпожа Штайнеггер. — Все так же. Никаких перемен. — Иногда это случается ночью, совершенно неожиданно, как то произошло у меня. Осенью…

На фоне этой панорамы, под песню Татьяны и Сергея Никитиных, пройдут вступительные титры, появится надпись: "Москва. 1959 год", и начнется действие фильма. Панорама дается с Воробьевых гор - откуда ее созерцали другие булгаковские персонажи, компания Воланда, увозя из преданной тирану Москвы Мастера и Маргариту... Звучит из распахнутых окон песня "Джамайка", идет по вечерней улице, махая портфельчиком, Катерина, героиня этого фильма. Фильм начинается в атмосфере... каламбуров. Каламбур…

Родилась я на северо-западе штата Пенсильвания в городе Титусвилл, одном из первых в Соединенных Штатах центре нефтяной промышленности, насквозь пропахшем "черным золотом", деньгами, а также кровью и потом рабочих, своим здоровьем, а иногда и жизнью, отдающих дань золотому тельцу на все новых и новых открывающихся скважинах. Все окружающее пространство пропиталось грязью, отчаянием, безысходностью. Век технического прогресса начался с человеческой боли и адского труда. Город не имел ничего общего…