Триллеры

Проще говоря, «Беннингтон энд Мэйн» – идеальная мишень для новейшего бизнеса Джем: продажи почти точных подделок шикарных ювелирных украшений, созданных из серебра и фианитов. В результате клиенты получают приглянувшуюся вещь по приемлемым ценам, а сомнительная компания теряет выручку. Таким образом выигрывают все стороны, ну, не считая криптоприятеля. Он-то, ясно, в пролете. Но Бернард здесь ни при чем. Мы просто впустую тратим его время, пока Джем изучает новейшие образцы «Беннингтон энд Мэйн»,…

– И давно вы тут работаете? – поинтересовался Дуань Шибэй. – Больше полугода. – Как зарплата? – Две тысячи с небольшим, не считая ритуальных денег. Дуань Шибэй улыбнулся: – Мне кажется, вам нравится ваша работа. – Коллектив тут довольно хороший, что правда, то правда. – Хуан Цзинфэн подошел к открытой ячейке холодильника, снова накрыл лицо покойника простыней и спросил Дуань Шибэя: – Вам нужно еще время, чтобы попрощаться? – Я не знаю этого человека, точнее, покойного, – ответил Дуань…

– Мама! – позвал он и сглотнул ком в горле, дожидаясь ответа. Но услышал только громкий скрип, доносившийся из ее комнаты. Он бросил взгляд в конец коридора, где виднелась мебель в шотландскую клетку. «Я, наверное, лучше пойду делать уроки или лягу вздремнуть», – подумал он. Мама рано или поздно выйдет. Иногда она вела себя как обычно, готовила ужин и просила его накрыть на стол. Но в другие дни… в другие дни все было из рук вон плохо. А он не хотел, чтобы этот день тоже вошел в число плохих. Правда,…

Пролог Прятки Глава 1 Я неподвижно лежала в узком и низком пространстве под передней верандой нашего дома неподалеку от Вест-Пойнта. Мое лицо вжималось в холодную, промерзшую землю, покрытую сухими листьями и колючими веточками ежевики. Я знала, что скоро умру и вместе со мной умрет моя малышка. В голове крутились слова из песни «Кросби, Стилс, Нэш и Янг»: Наш дом большой и очень, очень, очень красивый... – Не плачь, пожалуйста, не плачь, – шептала я на ушко дочурке. Выхода не…

Но всё кардинально изменилось после разговора во время свидания. Совсем другой расклад нарисовался. И выбора не осталось. Потому что могло произойти то, чего Седой боялся больше смерти. И чего не мог допустить, пока имелся хотя бы малюсенький шанс исправить ситуацию. Незадолго до ужина он подсел к Умару на койку и негромко сказал: – Я надумал. Если предложение ещё в силе, то я в деле. Чеченец молчал секунд десять. В лице его ничего не изменилось, только правая щека за это время дёрнулась несколько…

– Костя, зайди под навес. Дождь вот-вот начнется, – заботливая мамаша не выдержала и все испортила. Теперь недоросль точно промокнет. Как говорится, «назло мамке уши отморожу». Костя поддернул на тощем заду штаны-паруса и направился к берегу. Там остановился в двух шагах от воды и стал вглядываться в противоположный берег. Очень натурально вглядывался, Денис даже подумал, что там действительно что-то происходит. Посмотрел сам – ничего там, естественно, не было интересного. Плюнул и пошел в беседку,…

Если только они не обладают какой-то особенной силой… Наконец мне удалось дойти до комнаты жены. От напряжения весь взмок, пока шел. Открыл дверь, сделал несколько шагов и оказался возле ее кровати. Склонился ниже, пытаясь расслышать дыхание. Внутри все дрожало. На короткий жуткий миг показалось, что я ничего не слышу: все кончено, опоздал! Но почти сразу же осознал, что ошибся. Жена дышала, легко и почти беззвучно. Она жива, но то ли спит, то ли пребывает в своем странном, ставшем уже обычным…

По большей части у нас с ним полно времени, чтобы поболтать возле дверей. До половины одиннадцатого или около того обычно бывает спокойно; как правило, в зале находятся несколько мелких игроков, которые не представляют никакого интереса. А вот когда закрывается большинство баров, посетители валом валят к нам. Владелец заведения Виктор, которого я подробно опишу позже, потому что он страшная задница, заслуживающая отдельной песни, и рассказ о нем нарушит плавное течение моего повествования… так вот,…

Мама умерла три года назад от пневмонии. В память о маме Ира пыталась относиться к жизни согласно маминым принципам. Кое в чём это удавалось – например, в отношении к работе: пусть зарплата у учителя смешная, в учительской ссорятся из-за дополнительных ставок, ученики с каждым годом становятся всё менее интересными, начальство давит – не надо падать духом. Учитель – это призвание, а не способ заработать. Ира была учителем истории по осознанному выбору: ей нравилась история и как школьная дисциплина,…

Охотник поднялся на ноги. Более двух метров ростом, крепко сложенный, стриженный под машинку, с мелкими шрамами на подбородке. Нос картошкой и немного глуповатый вид неизменно убеждал других людей, что перед ними тупица. Они пытались этим воспользоваться и удивлялись, когда Макс не оправдывал их ожиданий. Сам себе он в зеркале напоминал бандита из далёких девяностых, хотя до дня Х учился на журфаке. Хотел стать журналистом в горячих точках. Что ж… мечты сбылись. Из «горячих» точек он теперь не вылазил.…

Истина заключается в том, что в момент, когда мне в соответствии с циклом, где чередовались латентный и инкубационный периоды с собственно написанием, циклом почти хронобиологическим, практикуемым мною уже более десяти лет, пришлось вернуться к письму, – так вот, в тот самый момент, когда я уже готовилась начать книгу, используя сделанные для нее заметки и обилие собранных документов, я вдруг повстречала Л. Теперь я знаю, что Л. – одна-единственная причина моего бессилия. И что два года, когда…

– Молодёжь… Молодёжь… Жизнь вас еще не учила. – произнес главный. Я слышу, как моих друзей начинают жёстко прессовать. – Ну, а за веселые злые икс игрек и экраткое ответить всё же придется… – начальник уходит со своего места, приближается ближе ко мне. – Шпана маргинальная! Я смотрю на свиномордого, глазами полными презрения. Тот резко отвешивает мне в лицо с левой грабли и я снова падаю на кафельный холодный пол. 1.Данила Мы вышли из мусарни под утро. На улице шёл мелкий дождь.…

Прежде, чем Джимми успел потянуться за биноклем, это нечто скрылось за деревьями. Дело было в том, что Джимми и сам пропустил пару стаканов пива. Он не считал это проблемой: реку он знал, как свои пять пальцев. И ему нравилась его работа. Особенно он любил выходить на Гудзон в это время суток, когда вода была мирной и гладкой. Мало что могло поколебать его спокойствие в это время. Он снизил скорость и осторожно подвёл «Сьюзи» к пристани. Довольный тем, что причалил очень мягко, он выключил мотор…

Что ему телесная боль? Боль – судорога жизни, а жить ему незачем, если Кун-Кеаль не отдаст обратно Мицкель. Его любимую, его единственную принесли в жертву Великому Змею! Пусть ему сейчас плохо, это даже хорошо, что плохо. Чем хуже, тем лучше. Муки тела – тоже жертва богам. Сначала ты отдаешь им свое страдание, потом – свою жизнь. Так в мудрости своей вездесущей устроили этот мир Великий Змей Кун-Кеаль и верная жена его, Богиня-Змея Куна-Кео. А почему так, почему в жизни человеческой должно быть…

Он шагнул на мокрую грязную мостовую и наобум зашагал вдоль узкой улочки. Правое подреберье пронзила острая боль, отозвавшаяся пульсирующей болью в затылке. Он провёл ладонью по мокрым волосам. Пальцы нащупали на затылке свежий, едва начавший заживать, рубец. Ничего не помню… ни-че-го… Полная амнезия – так, кажется, это называется?.. Он чувствовал себя беспомощным и совершенно одиноким. Метров через сто он наткнулся на какую-то забегаловку. Спустился по стёршимся ступенькам вниз и очутился…

Сара, глубоко вдохнув, вытерла мокрые от слез веснушчатые щеки, подняла меховой воротник парки и вышла из подъезда. Мороз мгновенно пробрал до костей; рыжие пряди волос, заплясав на ветру, хлестнули по глазам. Тротуар уже завалило снегом, с которым в конце улицы храбро сражалась снегоуборочная машина, выстраивая на обочинах белые рассыпчатые стены. Городом Осло завладела зима. Сквозь влажную пелену Сара скорее угадала, чем разглядела свой полноприводный внедорожник в нескольких метрах от подъезда…

Плеснул воду на лицо, поморщился, когда она обожгла ссадины на щеке, и вернулся к машине. «Ауди» была в дорожной пыли, скрывавшей ее черный цвет. Я сбил камнем английские номера, затем достал из багажника свой рюкзак. Когда я его вынимал, он сдвинул в сторону чехол запасного колеса, и там мелькнуло что-то белое. Я отогнул коврик, и при виде закутанного в полиэтилен свертка у меня узлом скрутило желудок. Пришлось привалиться к автомобилю – ноги внезапно настолько ослабели, что отказывались держать…

Шульц возвращается с выпученными, как у персонажа анимэ, глазницами и бросается ко мне. Хлопает по плечу и говорит: – Знаешь, кто сейчас едет с нами в одной собаке? Я поворачиваю голову в его сторону. Мои глаза будто налиты кровью. Вместо белков, всё красное. – Чё случилось? -спрашиваю я с хрипотцой в голосе. – Там… -показывает пальцем на стальную обхарканную дверь в другой вагон, парень. -Знаешь, кто едет с нами по соседству? – Кто? – Самый быстрый и ловкий сперматозоид прокурора! …

Мы – это наша компания. Двенадцать друзей, двенадцать ухмыляющихся физиономий со старой черно-белой фотографии, двенадцать молодых, полных сил парней, объединенных еще со школы полусмешной-полусерьезной, немного карикатурной затеей. Затеей, которая имела металлический привкус трофейного оружия, найденного в болотах после войны, привкус ветхого мундира из бабкиного сундука, аромат чужого языка, похожего на удар хлыстом, – и острую притягательность запретного плода. Это мы, двенадцать, – Шестая штурмовая…

Что хочет быть только со мной. Что не хочет меня терять. А для меня не существовало других девушек. Точнее, существовали… но где-то в сторонке. …И вот, тем утром, после вечернего разговора, после нашего с Настей объяснения, после ее обещания (ее твердого обещания) остаться со мной и бросить того… как его назвать культурно? Цивилизованно? Покровитель? Спонсор? …тем утром я открыл глаза и увидел, что она стоит у окна. Тонкая, длинноногая, с разметавшимися по спине и плечам роскошными темными,…