Книги из серии "Рассказы"

— Уф! — вздохнул Кистунов, откидывая назад голову. — Вам не втолкуешь! Да поймите же, что обращаться к нам с подобной просьбой так же странно, как подавать прошение о разводе, например, в аптеку или в пробирную палатку. Вам недоплатили, по мы-то тут при чем? — Ваше превосходительство, заставьте вечно бога молить, пожалейте меня, сироту, — заплакала Щукина. — Я женщина беззащитная, слабая… Замучилась до смерти… И с жильцами судись, и за мужа хлопочи, и по хозяйству бегай, а тут еще говею и зять…

– Нате вот, читайте, любезнейший! – сказал Семипалатов, подавая ему книгу. – Читайте внимательно. Мердяев взял дрожащими руками книгу и вышел из кабинета. Он был бледен. Косые глазки его беспокойно бегали и, казалось, искали у окружающих предметов помощи. Мы взяли у него книгу и начали ее осторожно рассматривать. Книга была «Граф Монте-Кристо». – Против его воли не пойдешь! – сказал со вздохом наш старый бухгалтер Прохор Семеныч Будылда. – Постарайся как-нибудь, понатужься… Читай себе по-маленьку,…

У партнеров вытягиваются физиономии. — Проверить! — говорит Гриша, с ненавистью глядя на Соню. На правах большого и самого умного, Гриша забрал себе решающий голос. Что он хочет, то и делают. Долго и тщательно проверяют Соню, и к величайшему сожалению ее партнеров оказывается, что она не смошенничала. Начинается следующая партия. — А что я вчера видела! — говорит Аня как бы про себя. — Филипп Филиппыч заворотил как-то веки, и у него сделались глаза красные, страшные, как у нечистого духа. …

— Вы совсем забыли нас, Петр Петрович, — сказала она Белокурову, подавая ему руку. — Приезжайте, и если mon ieur N. (она назвала мою фамилию) захочет взглянуть, как живут почитатели его таланта, и пожалует к нам, то мама и я будем очень рады. Я поклонился. Когда она уехала, Петр Петрович стал рассказывать. Эта девушка, по его словам, была из хорошей семьи и звали ее Лидией Волчаниновой, а имение, в котором она жила с матерью и сестрой, так же, как и село на другом берегу пруда, называлось Шелковкой.…

— Нет, голубчик… Ни копейки не дам. Во-первых, собака мне не нужна, а во-вторых, денег нет. — Так бы и сказали раньше. Милка, пошла отсюда! Денщик подал яичницу. Приятели принялись за нее и молча очистили сковороду. — Хороший вы малый, Кнапс, честный… — сказал поручик, вытирая губы. — Жалко мне вас так отпускать, чёрт подери… Знаете что? Берите собаку даром! — Куда же я ее, голубчик, возьму? — сказал Кнапс и вздохнул. — И кто у меня с ней возиться будет? — Ну, не нужно, не нужно… чёрт с…

— Гм… жизнь наблюдаете? — Нну, да… Раз даже до того расстроились нервы, что целый месяц дома не жил и даже адрес свой позабыл… Пришлось в адресном столе справляться… Вот, как видите, почти каждый день так! — Ну-с, а пьесы когда вы пишите? — Пьесы? Как вам сказать? — пожимает плечами драматург. — Все зависит от обстоятельств… — Потрудитесь описать мне самый процесс вашей работы… — Прежде всего, сударь мой, мне в руки случайно или через приятеле — самому-то мне некогда следить! —…

Глаза ее устремлялись в ноты, с нот они перебегали на его палочку, с палочки на его белый галстух, подбородок, усики и так далее… – Возьмите у нее ноты! Она больна! – крикнул наконец он. – Я не продолжаю! – Да, я больна, – прошептала покорно она, готовая просить тысячу извинений… Ее отпустили домой, и ее место в спектакле было занято другой, у которой хуже голос, но которая умеет критически относиться к своему дел, работать честно, добросовестно, не думая о белом галстухе и усиках. И…

— Ты куда девал деньги? — обратился к нему наконец наш директор со слезами и дрожью в голосе. — На нужды, ваше превосходительство! — Гм… На нужды… Очень рад! Молчать! Я тттебе… Директор прошелся по комнате и продолжал: — Что же делать? Как уберечься от подобных… идолов? Господа, чего же вы молчите? Что делать? Не пороть же его, каналью! (Директор задумался.) Послушай Иван Петрович… Мы взнесем эти деньги, не станем срамиться оглаской, черт с тобой, только ты откровенно без экивок… Женский…

— Привел господь повидаться ! — бредит он, но тотчас же открывает глаза и ищет в потемках воду. Он пьет и ложится, и опять едут сани, потом опять бычья голова без глаз, дым, облака… И так до рассвета. Глава 2 Сначала в потемках обозначается синий кружок — это круглое окошечко; потом Гусев мало — помалу начинает различать своего соседа по койке, Павла Иваныча. Этот человек спит сидя, так как в лежачем положении он задыхается. Лицо у него серое, нос длинный, острый, глаза, оттого, что он…

– Какое здесь хорошенькое местечко! – сказал женский голос. – Посидимте здесь, Петр Дмитрич. Ольга Михайловна стала глядеть в щель между двумя хворостинами. Она увидала своего мужа Петра Дмитрича и гостью Любочку Шеллер, семнадцатилетнюю девочку, недавно кончившую в институте. Петр Дмитрич, со шляпой на затылке, томный и ленивый оттого, что много пил за обедом, вразвалку ходил около плетня и ногой сгребал в кучу сено; Любочка, розовая от жары и, как всегда, хорошенькая, стояла, заложив руки назад,…

Подлинность удостоверяет — Чехонте

Дьячок крутит головой, зачеркивает Герасима и переносит его в заупокойный отдел. – Слушай! О здравии Марии, Кирилла, воина Захарии… Кого еще? – Авдотью записал? – Авдотью? Гм… Авдотью… Евдокию…– пересматривает дьячок обе бумажки.– Помню, записывал ее, а теперь шут ее знает… никак не найдешь… Вот она! За упокой записана! – Авдотью-то за упокой? – удивляется старуха.– Году еще нет, как замуж вышла, а ты на нее уж смерть накликаешь!.. Сам вот, сердешный, путаешь, а на меня злобишься. Ты с молитвой…

«Это про меня! – подумал Ахинеев. – Про меня, чтоб его разорвало! А та и верит… и верит! Смеется! Боже ты мой! Нет, так нельзя оставить… нет… Нужно будет сделать, чтоб ему не поверили… Поговорю со всеми с ними, и он же у меня в дураках-сплетниках останется». Ахинеев почесался и, не переставая конфузиться, подошел к Падекуа. – Сейчас я в кухне был и насчет ужина распоряжался, – сказал он французу. – Вы, я знаю, рыбу любите, а у меня, батенька, осетр, вво! В два аршина! Хе-хе-хе… Да, кстати… чуть…