1914

— Но как же… Они очень рассчитывали на помощь России.

— Когда убивали несчастного эрцгерцога и его бедную жену?

Дядя Ник даже закашлялся. Или вдохнул слишком много табачного дыма?

— Я хочу, my uncle, довести до тебя одно: нам поручена Россия, и мы заботимся о России. В первую очередь. А также во вторую и третью. Слишком часто наши, с позволения сказать, союзники, стали рассматривать Россию как скатерть-самобранку и безотказный кошелёк. Нашкодят — а потом прячутся за нашу спину. Всё, с этим покончено.

Прежде Papa говорил дяде Нику «вы», но, похоже, те времена безвозвратно закончились.

— И ты допустишь, чтобы Австрия съела бедную Красную Шапочку?

— Даже если и съест, то придут охотники и лесорубы, и выручат Красную Шапочку из волчьего брюха. Если он сам до того не подохнет. Она, Красная Шапочка, особа весьма ядовитая. Австрии ещё одну страну не переварить. Если она этого не понимает, тем хуже для неё. Но воевать с Францем Иосифом мы не будем.

— А если Австрия первой нападёт на нас?

— Австрия? На нас?

— При поддержке Германии, разумеется.

— Вот поэтому я и позвал тебя, my uncle, и вас, Николай Николаевич. Мы вовсе не намерены предаваться беспечным забавам, и забывать о нашей армии. Напротив, мы намерены сделать нашу армию ещё сильнее, ещё могущественнее. А для этого нужно не воевать, для этого нужно работать. Anpapa говорил, что важнейшими союзниками России являются её армия и её флот. Я бы добавил — её промышленность и её сельское хозяйство. Без промышленности нам не превзойти лучшие европейские страны по числу орудий, пулемётов, моторов и прочих богов войны. Какая мобилизация? А кто будет работать у станка? Кто будет хлеб сеять и убирать? Оторвать от работы пять или шесть миллионов — ради чего? Чтобы Сербия стала первой державой Балкан? Нет, если мечтают о Великой Сербии от моря до моря — то сами, сами, сами. Кстати, я вчера имел разговор с болгарским посланником, генералом Радко Димитриевым. Болгария намерена объявить о своём нейтралитете в самое ближайшее время. Братушки болгары не собираются умирать за братушек сербов, да и странно было бы ждать это от них, после прошлогодней войны.

— Ну, болгары…

— За свободу болгар гибли русские солдаты. За сербов, получается, опять должны гибнуть русские солдаты? Нет, нашу армию на чужую потребу отдавать не будем. Ты, my uncle, в случае войны будешь главнокомандующим, это решено.

— Кем решено, позволь тебя спросить.

— Мной решено. Потому ещё раз тщательно рассмотри План Войны. И вы, Николай Николаевич, уж помогите главнокомандующему. Рассмотрите с учётом того, что мы не будем проводить решительных наступательных действий до тех пор, пока не будем к этому готовы.

— Как тебя понимать, Никки — не будем к этому готовы? Как определить момент?

— У Германии на орудие три тысячи зарядов, у нас восемьсот. Мы их расстреляем в первых же боях, а потом? А потом нас будут бить, и бить страшно. Какими бы ни были храбрыми наши солдаты, они просто не увидят противника, гаубица бьёт на десять вёрст. А ещё пулеметы. У Германии двенадцать тысяч пулеметов, у нас четыре. Германия каждый месяц пополняет армию двумястами пулеметами, мы — шестьюдесятью. Это никуда не годится. Нужно расширять тульский завод, ижевский, сестрорецкий. Это за три дня не сделать.

— Ну почему непременно Германия, Никки? Австрияков-то мы побьём, я уверен.

— Думаешь, ты будешь наступать на Австрию, а Германия будет на месте стоять?

— И Германию побьём, если нам помогут союзники! — сказал дядя Ник, но как-то неуверенно.

— Если Германия вступит на нашу землю, непременно побьём, рано или поздно. Только вот нам не нужно поздно. И потому мы завтра объявим о том, что Россия будет придерживаться нейтралитета, при условии, если и остальные великие страны не вступят в войну ни на чьей стороне. Я уже уведомил об этом Джорджи и Вилли.

— Уведомил?

— По телеграфу, uncle Nic, по телеграфу. Телефонировать в Берлин пока не могу даже я. Не речь, а хрюканье выходит. Хотя наши техники утверждают, что вот-вот, что ещё немного… Что ж, подождём.

— Но что ответила Британия и Германия?

— Согласились занять такую же позицию.

— И ты им веришь, Никки?

— Вера верой, если сил невпроворот. Но порох будем держать сухим. Завтра, как я уже сказал, наш новый министр иностранных дел, объявит о нейтралитете официально. А сейчас… сейчас он информирует о нашей позиции Болгарию, Черногорию и… И Сербию, да.

— Новый министр?

— Борис Владимирович Штрюмер, прошу любить и жаловать. Указ о его назначении тоже будет объявлен завтра.

— А Сазонов?

— Сергей Дмитриевич принимает интересы союзников слишком уж близко к сердцу, а это нехорошо. Я ему указал на это, и он решил подать в отставку. Правда, не подал до сих пор, верно, бумагу и перо ищет. Да ничего, я решил облегчить ему уход. Незаменимых нет, есть незаменённые, как говаривал великий Пётр.

Янушкевич подал голос:

— Правильно ли я понял Ваше Императорское Величество…

— Обращайтесь ко мне запросто, Николай Николаевич. Государь…

Государем Papa был далеко не для всех. Только для тех, кого он считал верными, своими.

— Правильно ли я понял, Государь, что мы не проводим мобилизацию?

— Именно так, Николай Николаевич. Именно так. Не проводим. Если нам объявляют войну, занимаем выгодные рубежи и стоим крепко, изматывая и уничтожая противника, а в пекло не спешим, не летим сломя голову по первому свистку, умирать за союзников. Мобилизацию, если уж придётся, будем проводить в пределах обеспечения вооружением. Рассмотрите возможность создания новых дивизий: меньше людей, больше орудий и пулеметов. Не стесняйтесь брать пример с Германии, у неё есть чему поучиться.

Papa взял паузу. Дядя Ник и Янушкевич молчали — то ли от почтения, то ли от изумления.

— Да, господа, — продолжил, наконец, Papa. — Я, конечно, не генералиссимус Суворов, и не генерал Скобелев. Полковник я, и полковник кабинетный. Но для того, чтобы увидеть дыру на кафтане, нет нужды быть гениальным портным. Заменять нехватку вооружения числом солдат — бесперспективно. Отсюда задача — вооружаться, вооружаться и ещё раз вооружаться. А для этого нужна промышленность. А для промышленности нужны свободные капиталы. А для свободных капиталов нужен мир. Чем дольше он продлится, тем сильнее станет наша армия. И флот, разумеется. Так что думайте, господа, думайте. Вместе с Сухомлиновым. Я знаю, uncle Nic, ты от него не в восторге, но другого военного министра у меня для тебя нет. Жду ваших предложений через три дня.

Дальше пошел разговор на отвлеченные темы, но длился он недолго. Дядя Ник попрощался с Papa и отбыл — нужно, мол, брать в карьер с места. Прямо с этой минуты. С ним ушёл и Янушкевич. Я видел, как «Мерседес» покинул гараж, и неспешно тронулся по дороге. Тоже хорошая машина, «Мерседес».

Затем мы обедали. По-семейному, непринуждённо болтая о том, о сём. О пустяках, не о войне.

Mama очень понравились индюшки и поросятки, и вообще — всё.

— Давай вернемся на линейке, — предложила она.