1914
Шрифт:
А мрачные мысли у меня никуда не делись. Всё на ниточке висит. В обществе есть запрос на войну: спасти братьев сербов, разбить задавак европейцев. Да мы их! Да мы им! В первый раз, что ли? Едут, едут по Берлину наши казаки!
И что тому причиной? Военно-промышленный комплекс? Никак нет: военные заводы по преимуществу казённые, а те, которые частные, Путиловский и иже с ним, заказами не обделены, загружены на три года вперед.
А вот либералы, те прямо-таки рвутся в бой. Не на фронт, нет, но с трибуны призывают защищать сербов, тем более, что у России есть обязательства перед союзниками, Францией и Великобританией. Сам Милюков так сказал, а Милюков — это голова!
Почему-то эта
Великобритания же отвечает надвое. То ли дождик, то ли снег. Мол, если война ограничится Австро-Венгрией, Сербией и Россией, Англия останется в стороне. Так и сказали — воевать не станем. И какие же после этого могут быть обязательства перед союзниками?
Но Сухомлинов и Янушкевич уверяют, что мобилизация необходима. Хотя бы ограниченная. Во избежание внезапного и вероломного нападения Германии. Papa такие поползновения пресекает: наша Армия прекрасна, сильна и многочисленна. Если любой враг вздумает на нас напасть, наша Армия сумеет сдержать его на время, необходимое для полной мобилизации. А пока пусть люди спокойно трудятся, в их труде — наша сила!
Великие Князья тоже не прочь повоевать. Покомандовать. Но чтобы рваться — нет, не рвутся. Даже Николай Николаевич. Происшествие на Ферме напугало его. Мюллер оказался вовсе не Мюллером, а неизвестным злодеем, он, Великий Князь, был рядом со злодеем, был в полной его власти — как не напугаться. Papa явно дал понять, что это ты, дядя Ник, привез на Ферму убийцу, и лишь волею провидения он, Государь, и его семья остались невредимы. Дядя Ник оправдывался, он-де не виноват, он-де не знал.
Вот и плохо, что не знал, кто твой шофёр, оборвал дядю Papa. Если ты этого не знаешь, то что ты вообще знаешь?
И дядя Ник стерпел.
А что ему ещё оставалось?
Расследование продолжается. Мюллера не нашли ни живым, ни мёртвым. Постоянный водитель Николая Николаевича быстро выздоровел, врачи не исключали вероятность отравления слабительными препаратами, но и только.
Мы сохраняли спокойствие и бдительность. Не позволяли греху уныния овладеть нашими помыслами.
Я завершал «Тайну двух океанов» ударными темпами.
Сестры продолжали работать на Ферме. Mama продолжала пить простоквашу.
Всё здесь замерло до осени. До зимы. До будущего года.
Водораздел, вот где мы сейчас. В брошюрке «Изучай родную природу» написано, что капля воды, упавшая на линию водораздела, может в конце концов оказаться в Каспийском море, а может — в Балтийском. Всё зависит от направления ветра в момент дождя.
Вот и Россия сейчас как та капля. Что её ждёт, мир, или война?
Глава 16
20 июля 1914 года, воскресенье, вечер
Трон на одной ножке, или Уверенность в завтрашнем дне
— Думаю, что это приглашение к переговорам, к тайной дипломатии, — сказал я тоном примерного ученика, любимца педагогов.
— Возможно, — ответил Papa, — возможно. Но делать выводы, основываясь лишь на письме Маленького Принца было бы опрометчиво.
Мы собрались в кабинете Papa. Мы — это Николай Александрович, Император и Самодержец Всероссийский, Алексей Николаевич, Государь Наследник Цесаревич, и Ольга Николаевна, Великая княжна. Сколачиваю коалицию Великих Персон. Большую
Тройку. На будущее. Если оно наступит для нас троих.— Опрометчиво, — согласился я. — И потому в самое ближайшее время германский посол попросит аудиенции, на которой и разъяснит смысл этого письма.
— Не слишком ли это сложно?
— В плепорцию, как говорит Михайло Васильич. Антанта — союз прежде всего антигерманский. И потому России вести переговоры с Германией, особенно сейчас, не вполне удобно. Мы, вступив в союз с Британией, поступились свободой — по мнению Британии.
— Это не так.
— Беда не в том, что думает Британия, беда в том, любезный Papa, что так многие думают в России.
— Это не так, — повторил Papa.
— Хочу надеяться. Но я читаю газеты. Из тех, что вы с Mama мне позволили, конечно.
— Что же ты вычитал, Алексей?
— В газетах российских, бесконечно пишут о долге перед союзниками. Мы, Россия, должны выполнить наши обязательства! В газетах же британских пишут, что Британия должна отстаивать свои интересы. А о долге перед Россией не пишут. Совершенно. Британия России не должна ничегошеньки. Россия должна радоваться, если Большой Сахиб посылает её в огонь за каштанами.
— Это простая газетная риторика, только и всего. Всё гораздо сложнее
— Медицинский градусник, любезный Papa, тоже прост, не разбирается в сложностях болезней. Капля ртути в стеклянной трубочке, и шкала, больше ничего. Но если градусник показывает, что температура высокая — значит, человек нездоров, что-то не в порядке.
— Тебе так не нравится Англия?
— Я восхищаюсь Англией. Я хочу ей подражать. Но не так, как многие сегодня.
— Объясни.
— Многие считают: Англия заботится об Англии, значит, и нам нужно заботится об Англии. А я считаю, что Англия заботится в первую очередь о себе, значит, и нам нужно в первую очередь заботится о себе. И во вторую очередь, и в третью. А воевать в интересах Англии не стоит. Я читал: война с Японией обошлась России в два с половиной миллиарда рублей прямых убытков. А Германия не Япония, с Германией убытки возрастут на порядок. Зачем? Прямым нашим конкурентом Германия не является, делить нам, по сути, нечего. Напротив, немцы работают в нашей экономике, на наших заводах, немцы служат в наших учреждениях, с ними как быть? Прогонять, множа убытки?
— Значит, ты сядешь за стол переговоров с Маленьким Принцем и решишь, быть или не быть войне?
— Оно бы неплохо. Нет, я думаю, что письмо принца Вильгельма — это отличный повод для неофициальных переговоров. Маленький цесаревич едет в гости к соседу, маленькому принцу — что в этом предосудительного? Ничего в этом предосудительного нет! Ну, а с цесаревичем едут взрослые, сопровождение мальчика. Обычное опять же дело. И эти взрослые могут поговорить на разные темы. О видах на урожай, о портретной живописи, о кинематографе, даже о войне и мире.
— И кого же ты предлагаешь в такие сопровождающие — без намека на насмешку спросил Papa. Мои акции после того, как я распознал подмену Мюллера, котируются на семейной бирже весьма высоко.
— Увольте, любезный Papa. Я плохо знаю деловые качества ваших сегодняшних министров, и совсем не знаю деловые качества министров прежних. Думаю, что это должен быть человек опытный, человек авторитетный, человек с большими заслугами. А кто — это уж вам, Papa, решать. Вы их насквозь видите.
Я и в самом деле не знал. Школьный курс утверждал, что все министры последнего Императора были малоспособными карьеристами. Был, правда, Столыпин, так его убили. А остальные только старались угодить царю, но дело знали плохо. Ах, да, был еще Витте, «Граф Полусахалинский», но Papa его почему-то не любил, и охотно отправил на покой.