21 интервью

Табаков: Это вопрос другой. Это другие ритмы, это другой театр, это время другое. Это очень важно. Сейчас я тебе могу объяснить, что же различало мои интересы и интересы моих коллег, почему я, будучи снабжен такой провинциальной хитростью или провинциальной мудростью – назови как угодно, вовремя сообразил, что менять «Современник» бессмысленно. Его можно было бы поменять, если бы я взял на себя всю полноту художественного руководства…

Минчин: Вы не хотели стать режиссером?

Табаков: Нет.

Минчин: Но все равно вы пришли к этому?

Табаков: Это вопрос другой. Начал я с нуля. Все, что я сделал. Я начал в первый год репетировать пьесу Вампилова «Старший сын» по ночам в том «Современнике», на Маяковской. Но Жора Бурков, который у меня играл главную роль, ушел в театр Станиславского и дело распалось. А Вампилов – как раз тот автор, как мне кажется, которого я понимаю, знаю, чувствую, ощущаю.

Минчин: Жалко, что он мало написал.

Табаков: Я думал, и у меня эта способность есть. Я думал уже дальше.

Минчин: Как в шахматах, на несколько ходов?

Табаков: По сути дела, я хотел студию привести в «Современник». Это должно было стать новым поколением в «Современнике». Возможно, тогда эта молодая кровь и обновила бы театр. Но тогда Гришин один раз перекрыл мне кислород, второй раз, третий раз… Я пришел в «Современник» и сказал: «Ребята, возьмите нас. Будем все выполнять, что нужно театру, а за это будем по ночам готовить свой репертуар». У нас к этому времени было уже пять спектаклей. На что мне Галя сказала, что ты вот такой увлекающийся, сейчас тебе это, потом тебе то – и отказала. Я это запомнил, конечно.

Минчин: Когда это было?

Табаков: В 1980-м.

Минчин: Вот то, что сейчас стало театром-студией?

Табаков: Я начал учить детей.

Минчин: Кто были первыми?

Табаков: Игорь Нефедов, Миша Хомяков, Сережа Газаров, Валя Мищенко, Лена Майорова, Маша Овчинникова, Шиманская Марина, Лариса Кузнецова. Я тебе скажу, если выстроить сто лучших актеров России в возрасте от двадцати пяти до тридцати, то, боюсь, что человек 30 будут мои ученики.

Минчин: Надо радоваться!

Табаков: Я просто говорю, что я их для себя готовил, справедливости ради, надо сказать.

Минчин: А подвал с 1974 года?

Табаков: Нет, с 78–79-го. Недавно одна девушка из историко-архивного института (помогает разбирать наши завалы) принесла из ЦК такую бумагу, которая говорит об интересе ЦК КПСС к происходящему в подвале. Короче говоря, это начинание отличалось, наверное, от других безобидных начинаний. Наверное, был прав по-своему Гришин, чего ж, как говорится, было позволять – такие вещи надо закрывать. Оргвыводы. Ректору ГИТИСа «ставят на вид». Первый спектакль был достаточно программным. Затем последовала моя постановка «Две сестры» Володина.

Минчин: Вы первый раз режиссировали?

Табаков: Нет. Первый раз в 1969 году в старом «Современнике», когда там набрали студию, набрали плохо и учили плохо и надо было грех покрывать. И вот Витя Сергачев, Галя Волчек, Мила Иванова и я сделали по дипломному спектаклю. Я, в частности, делал гоголевскую «Женитьбу». Это был спектакль, напрочь отринутый «Современником» как спектакль еретический и т. д., и т. п. Я взял его и повез в Иркутск, в Сибирь. Там он очень успешно прошел. Это было сразу через год после того, как был самый мой большой театральный успех в жизни, когда я играл Хлестакова в Праге. Это был 1968 год – «пражская весна». В 1969 году я первый раз поставил спектакль. Хотя тоже неправда. Я первый раз сделал «Белоснежку и семь гномов», сказку, которую написал вместе с Левой Устиновым в 1961-м, но выпускал тот спектакль Олег Ефремов. Потом «Две сестры» Володина, потом пьеса Кучкиной «Страсти по Варваре». А потом К. Райкин и А. Дроздин поставили замечательный спектакль, который обогнал время напрочь, назывался «Прощай, Маугли». До сих пор нет такого спектакля. Ребята выросли. Это был очень странный, пластический в основном спектакль с зонгами.

Минчин: По Брехту?

Табаков: Не совсем по Брехту. Брехт достаточно рассудочный, а это чрезвычайно эмоционально. И последний спектакль тогдашней студии – англичанина Бари Кифа. Пьеса шла очень много раз. Более 300. Три поколения исполнителей в ней сменились. Вот, собственно, с 1979-го здесь регулярно идут спектакли – пятнадцать лет.

Минчин: Когда вы во МХАТ перешли?

Табаков: 1983-й год. Конец 1982-го.

Минчин: Как «Современник» отнесся?

Табаков: Ты знаешь, у меня к «Современнику» счет есть. У меня была очень тяжелая болезнь, и я стал, наверное, перебирать свою автономию. Я стал уже ставить то в Канаде, то в Европе. Я уехал в Канаду, там началась аллергия, ОРЗ, насморк, потом катар верхних дыхательных путей, потом, когда я вернулся, это было воспаление легких, потом началась астма. И вот на протяжении всего этого срока «Современник» готовился к поездке в Саратов, Сталинград. Я старался выздороветь, собирался ехать туда, а оказалось, что они уже ввели на мои роли других артистов, не сказав мне про это.

Минчин: Терять было нечего?

Табаков: Не то чтобы нечего, а в это время пришел Олег и сказал: «Давай!». Привел врачей каких-то, принес лекарство, и все решилось житейски. И тогда я сыграл «Амадея», который идет 10 лет до сих пор. Сыграл триста раз. В 1986 году уже другая власть пришла. Этой власти требовалось как-то обозначить себя, изменения в области культурной жизни, культурной политики. Вот тогда эта власть организовала три государственных театра под руководством А. Васильева, С. Враговой и вот наш.

Минчин: Вас официально…

Табаков: С 1986 года мы стали официальным гостеатром.

Минчин: Жить стало лучше?!

Табаков: В каком-то смысле легче. В главном – цензура прекратилась. За эти восемь-девять лет все, что мы делали, это мой выбор.

Минчин: Какие новые постановки вы думаете делать в ближайшее время?

Табаков: Дальше будет пьеса Жан-Клода Брисвиля «Ужин». Первая коммерческая работа всерьез, которую я делаю на деньги Инкомбанка. Дали 25 миллионов. Делаю как продюсер и как актер. Володя Машков начал такую странную, интересную работу, которая рассказывает о природе актерской натуры. Человек падает, разбивается; он клоун, и из него на свет Божий вылезают четыре существа, четыре его ипостаси, которые делят его талант, его значимость, его пристрастия и т. д. Очень хочу, чтобы кто-нибудь из режиссеров начал Вампилова «Провинциальные анекдоты». Мне кажется, это очень современно, сейчас особенно. Мне хотелось бы всего Вампилова поставить. Самое время, мне кажется, начать. Кроме этого, будут еще какие-то пьесы, которые так или иначе появятся, современные. Хотелось бы сделать роман Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы». Пожалуй, я назвал тебе до конца века.

Минчин: Сколько в среднем в год – две постановки?

Табаков: Я иногда делаю три. Одну делаю здесь, одну на Западе и, может быть, еще поспеваю – одну. Давай посчитаем, что я сделал: «Две сестры», «Страсти по Варваре», принял участие в работе «Прищучил», «Жаворонок», «Полоумный Журден», «Механическое пианино», «ЧП районного масштаба», «Обыкновенная история», «Матросская тишина», примерно, пятнадцать-шестнадцать, и такое же количество поставил за границей. В общей сложности между тридцатью и сорока спектаклями.