5/4 накануне тишины
Шрифт:
И женатый студент Цахилганов, постригшийся накануне очень коротко,
— то — есть — максимально — благонадёжно —
принялся похаживать мимо двери отцовского кабинета, откуда голоса родителей доносились слабо,
словно сквозь толщу воды.
— …Тут на нас налетела было одна девица, но об этом потом, — говорила Анна Николаевна за двустворчатой дверью особым, воркующим, голосом. — Прости, я тебя перебила. Продолжай! Продолжай… Так, бессовестная развратница одна! Отстающая
Константин же Константиныч в то самое время глуховато извещал, что генеральское звание ему теперь уж точно не светит — повышение не состоялось. При разговоре скрипели дверцы шифоньера, постукивали ящики стола, шуршала разрываемая бумага.
Потом снова заговорила мать, едва слышно, словно боясь кого-то разбудить. Но вот голос её окреп —
от праведного возмущенья.
— …И эта разгульная девица, не знающая даже, от кого она понесла, придумала историю, будто бы её опоили чем-то таким…
Сдержанный гнев вибрировал в словах матери, прерывался, взлетал вверх и — истаивал в изнеможении.
— …Пить надо меньше. Девице, — хмуро перебил её отец, недослушав. — Любе, надеюсь, ничего не известно?
— Любе — что?! — громко возмутилась Анна Николаевна. — Она молодая: даже если узнает, переживёт. А вот я… У меня нервный тик!
— Ох, поговорю я с ним. Не нравится мне эта история!
Грядёт допрос с пристрастием…
— Да наш-то при чём?.. Хорошо ещё, что я не удавилась от позора! Но эта Барыбина, поборница чистоты сословий…
Дальше разговор шёл уже совсем тихо, однако не прерывался ни на минуту. И только долетало временами:
— …И эта Барыбина обзывала их, оклеветанных мальчиков, по-всякому. Выродки! Помесь! Нескрещиваемые, антагонистичные породы, видите ли, скрестились!
Мать лила, лила словесную воду на гнев отца. Но отец никак не захлёбывался в искусном её многословии.
— Подробней, — перебивал он её деловито. — Ещё подробней… Это, стало быть, ты ему природную саморегуляцию сбила тем, что родила Андрея от меня, антагонистичного? От безбожника? Так?
— Ну, вроде получились у нас неведомы зверушки, — торопливо отчитывалась Анна Николаевна. — И для государственной безопасности, будто бы, эта мешанина сословий представляет огромную угрозу в дальнейшем…
Судьба страны станет принадлежать поколению,
душевно разбалансированному от мгновения зачатия!
Вот до чего она договорилась,
несчастная…
Цахилганов-студент заметно повеселел. Теперь, когда виноватыми во всём оказались сначала — Марьяна, потом — Ксенья Петровна,
— браво — совсем — она — его — уболтала — мать — и — отвела — мысли — отца — от — главного — от — того — что — вытворял — их — сын —
ему оставалось только побыстрее выскочить из родительского дома и уйти к себе —
укрыться — затаиться — затихнуть — пропасть — залечь —
на время. Но дверь отцовского кабинета распахнулась внезапно,
когда сын втискивал под пятку
блестящую ложку для обуви,
торопливо вихляя стопой в модном узком башмаке,
а куртку уже держал на весу…
— Погоди о-деваться!
— Деваться — куда?
— Ко мне! Подонок, — коротко рявкнул отец. — Я слишком мало уделял тебе времени. Но теперь!.. Давай-ка объясняться.
Анна Николаевна, выскочившая в коридор, успела незаметно погладить сына по плечу — мол, всё обошлось как нельзя лучше, голубчик!
— Андрюшенька по тебе так скучал, — снова ворковала она.
Константин Константиныч, однако, был бледен. И Цахилганов-студент уронил обувную ложку на ковёр, зная, что будет дальше.
Отец плотно закроет дверь кабинета. Лицо его из бледного сделается землисто-серым. Оно набрякнет, отяжелеет, а глаза станут наливаться сизым туманом.
«Мразь! — скажет он. — Опять?!. Ты дашь мне спокойно уйти на пенсию или нет?»
И за этим последует такая оплеуха, что трудно будет удержать голову на плечах. Так уже было,
— когда — под — «Крокодилом» — комсомольского — прожектора — появились — фотографии — стиляг — Карагана…
Но в кабинет они почему-то не пошли. Отвернувшись к стене, отец спросил утомлённо:
— Где ты был, когда Барыбина разговаривала с матерью?
Обувшийся женатый студент Цахилганов безмолвно ощипывал рукав мохнатого своего свитера.
— Ты это — слышал? Про грязные и чистые породы? — уточнял отец.
Мать тайно кивала ему из-за спины отца —
и сын кивнул тоже:
— Слышал. Не всё… Кое-что.
— Про социальный антагонизм?
— Ну…
— Так. Поедешь со мной. Сейчас же.
— С дороги? — поразилась Анна Николаевна. — В путь?!
— В путь.
Мать препятствовала, препятствовала их немедленному отъезду всевозможными бестолковыми пустяками. Анна Николаевна убегала из коридора — на кухню: там вскипал кофе в тесных объятьях меди, опоясанной старинной чеканкой с летящими по кругу крылатыми жаркими леопардами. И прибегала в коридор, поправляя то волнистую прядь на лбу,
— висящую — перевёрнутым — знаком — вопроса — крашенным — хной —
то волнистую оборку на груди нарядного платья,
— из — пан-марокина — немного — жестковатого — ах — нужно — было — заказать — другой — фасон —
чтобы изменить настоящее в нужную, лучшую,
сторону.
В каждой женщине дремлет изменщица. Изменщица смыслов…Вещей… Состояний…
Чтобы изменить настоящее в лучшую сторону, Анна Николаевна уверяла: