700kb. Хроники одной души

– Ха! Пятьсот монет за благородную материю?
– оспины торгаша стали бордового цвета, - Вы слышали мусульмане, что говорит этот уважаемый в городе человек?

– Хорошо, - не унимался старик. Он с силой выдернул из панбархата темную нить, - а это что?

Старик торжественно поднял нить над головой.

– Эту рвань оставь своим родителям и пусть над их почтенными сединами смеется весь город!

– Рвань?!
– завопил Махмадраджаб, - да вчера эту ткань для своей дочери в приданное, купил ваш друг домулло Махсуд-али!

Старик тяжело вздохнул и развел руками.

– Если домулло и знает две суры из святого писания, то в материале он разбирается и того меньше. Ты лучше внимательнее вглядись в эти чудо-цветы. Видишь, на моих ладонях серебристые точки? Что ты на это скажешь?

Торговец внимательно посмотрел на ладонь старика, на которой действительно было несколько точек непонятного цвета.

– Так цветы не прошиты, а нанесены специальным напылением. Новые технологии, - пролепетал торгаш.

Старик еще раз потер цветок, потом поскреб по "серебру" ногтем.

– А если мои женщины когда-нибудь постирают эту ткань, что будет с твоими технологиями?

– Хорошо, тысяча пятьсот, а за качество я ручаюсь, - согласился Махмадраджаб.

– Восемьсот, и я еще подумаю!
– не унимался старик.

– Я очень уважаю ваш возраст и ради ваших седин, я го...

– Стой, пройдоха! О чем ты говоришь? Возраст?! Что ты понимаешь в возрасте? Ты молод, и ты видишь, как легко обмануть старого больного человека. Давай за восемьсот, а?

Теперь, пот выступил на рябом лице Махмадраджаба. Он с удивлением разглядывал старую акулу.

– Может так завернуть, - огрызнулся торгаш.

– За так - ослице под хвост заворачивай. Я тебе предложил деньги, и немалые, поверь - целых девятьсот афгани.

– Ладно, давайте тысячу четыреста, - еще раз уступил Махмадраджаб.

Старый чайханщик благодарно кивнул. Он достал расшитый платок и, поманив мальчика, вытер ему нос.

– Хорошо, дам я тебе тысячу, но ты подаришь Алишеру, вон ту коробочку, - и старик показал пальцем на DVD-плеер.

– Я не торгую плеерами. Он у меня для того, чтобы я в свободную минуту мог слушать музыку.

– Ты меня послушай. У твоей музыки столько денег нет, - повел новую игру старик, - я знаю, чем ты тут занимаешься и, если тебе жалко куска пластмассы для моего внука, ты меня не уважаешь. Верно? К чему все эти разговоры о моих сединах?

– Тысяча триста, - коротко бросил торгаш.

– Хорошо, я дам тебе деньги, - чайханщик снял поясной платок, развернул и выудил пачку денег. Он долго крутил их в руках, взвесил на ладони. И, немного подумав, завернул обратно в платок.

Трюк с демонстрацией денег принес результат.

Увидев уходящие банкноты, Махмадраджаб выдавил:

– Тысяча двести.

– Хорошо. Ни тебе ни мне, тысяча сто, - старик, устремил взгляд на ближайших торговцев и торжественно произнес, - правоверные, сейчас, я куплю самый хороший материал у сына почтенного горожанина! Он так ко мне добр! Дай ему, Аллах, здоровья!

Но его пламенной речи кроме Сатаны и его спутника, никто не услышал.

– Может полметра на всякий случай добавить?
– спросил польщенный лестью Махмадраджаб.

– Пять метров ровно. И не натягивай материал, когда отмеряешь. Я плачу не за три, - сказал старик и обратился к внуку,- хороший сегодня денек. Сейчас я расстанусь с кровью и потом заработанными деньгами, будь они неладны. Но ничего, не переживай. С базара мы пойдем в чайхану, там тебя накормят шурпой. А я тебе к чаю припрятал твою любимую шоколадку 'Крикс'. Хорошего человека встретили!

– 'Твикс', дедушка, - поправил мальчик.

Чайханщик, соглашаясь, устало махнул рукой.

Ребенок поманил старика пальцем.

Дед кое-как согнулся и малыш стал что-то быстро говорить старику на ухо. Дед заулыбался, а разогнувшись, спокойным голосом сказал:

– Это солнце сделало его волосы золотыми. Он отмечен Аллахом и, наверное, потому Махмадраджаб так добр к нам!
– сказал старик и подмигнул конопатому торгашу.

Развязав поясной платок, чайханщик стал долго считать-перекладывать банкноты.

– Сынок! Ты действительно покладистый малый, вот твои деньги. Все точно, можешь не пересчитывать. Не хватило чуть-чуть. Получилось тысяча пятьдесят. Больше у меня нет. Это ничего?

Старик невинно посмотрел на торговца.

– Давай деньги и забирай товар, старая калоша!
– взревел Махмадраджаб.

Положив сверток с материалом за пазуху халата, чайханщик взял мальчишку за руку.

– Всех благ, сынок! Пусть, твой дом всегда будет полон радости, а печаль и болезни обходят стороной. В вечернем намазе я обязательно об этом попрошу Пророка!
– Бобо Саид-али кивнул на прощание.

Вскоре фигуры старика и мальчика растаяли в людском потоке.

У Махмадраджаба внезапно мелькнула подозрительная мысль, почему это сегодня старик так поспешно ретировался. Раньше торги продолжались куда дольше. Руки сами стали перебирать вырученные за материал деньги. Ну так и есть, одна купюра оказалась фальшивой.

Торгаш, сжал в кулаке деньги и тихо от злости заскулил.

Глава VIII

Остров Библус. Начало первого века до Р.Х.

... Волна горой обрушилась на корабль и, перекатившись по палубе, увлекла за собой сорванную с ложемента спасательную шлюпку. Подпрыгнув от удара об единственную надпалубную постройку, шлюпка развернулась и килем срезала мачту, оставив короткий обрубок не выше человеческого роста. Впереди по курсу, на расстоянии трети стадии, выросли острые зубы рифов.

Единственный живой человек на верхней палубе, оставшийся после наката волны, был капитан. Оглушенный ударом лодки, он сидел на деревянном настиле палубы, привязанный к нетронутому основанию мачты. Раскат грома заставил его вернуться из забытья. Он поднял голову и оглядел опустевшую палубу. Мореходов у кормила, смыло за борт. Подхваченная волной триера неслась в темноту ночи без управления.

Вслед за раскатом грома жирный яркий росчерк молнии осветил пик рифа, возникшего прямо по курсу. До скалы оставался полет дротика. Первое, что пришло на ум - спасти судно. Нужно повернуть весло кормила. Капитан стал развязывать узлы каната, чтобы освободиться от огрызка мачты. Поняв, что он не успевает, капитан зарыдал и стал в голос молить Бога о легкой смерти.