90-е: Шоу должно продолжаться 15

— В смысле, давно? — нахмурился Конрад. — В Союзе его не показывали же.

— Показывали, — уверенно заявил я. — Только не в кинотеатрах, конечно, а как пример пропаганды. Знакомая мамы рассказывала…

— А ты говоришь, сам смотрел, — прищурился Конрад.

— Соврал, значит, — засмеялся я. — Нет, сам не смотрел, кажется. Просто знаю, о чем там. Там спящий агент в конце пулю себе в башку пустил еще, да? Когда приказ не выполнил.

— Спящий агент, ага, — медленно проговорил Конрад. — Блин, ты меня с мысли сбил! Так-то я сначала думал пошутить, а теперь даже не знаю…

— Ну так давай уже, шути, что за серьезный вид внезапно? — с максимально возможной непринужденностью проговорил я, составляя бутылки в тряпочную сумку, которую мне Шутихин с собой выдал.

— В общем, я когда кино смотрел, — сказал Конрад. — А там этот мужик, Шоу, которому в советском плену мозги промыли… Блин, да ну! Это как анекдот рассказывать, после того, как его финал уже кто-то сказал. Фигли ты умный-то такой? «Маньчжурского кандидата» он смотрел. Никто не смотрел, а он смотрел!

— Да и я не смотрел, — засмеялся я. — Просто выпендриться хотел, а ты меня раскрыл.

— Но про Синатру же ты знаешь, — Конрад окинул меня задумчивым взглядом.

— Мало ли, кто про Синатру знает, — пожал плечами я. — У меня мозги устроены так, что в них застревает миллион случайных фактов, которыми при случае можно козырнуть.

— Мозги устроены… — эхом повторил Конрад. — Хм… Вообще, так-то все сходится.

— Что сходится? — приподнял бровь я.

— Ну, что ты меньше года назад был сутулым дрищом в школьной рок-группе, — сказал Конрад. — А сейчас — практически качок, а группа твоя уже куда-то в суперзвезды метит.

— Думаешь, меня американская разведка загипнотизировала? — я изобразил лицом карикатурно-серьезное выражение. — Чтобы я такой был-был говнарем, а потом мне отдали команду, и я помчался российскую рок-музыку с колен поднимать? Но ведь я тогда должен был у них хотя бы в плену побывать. Ну, как тот мужик из «кандидата».

— А может ты и побывал, кто тебя знает? — Конрад секунду помолчал, потом засмеялся. Слегка принужденно так, будто сам ни в чем не уверен.

По выражению его лица сейчас сложно было понять, серьезно он или шутит. А может он и сам этого не знал. Реальность девяностых была довольно причудливая, так что история со спящими агентами — далеко не самая дикая из тех, которые как рассказывали друг дружке на кухне, так и в газетах публиковали.

— Так что, пойдем? — сказал я, взявшись за ручку двери. — Или тебе нужно сначала в КГБ позвонить?

Глава 21

Шутихин-старший вещал, активно помогая себе руками, а у меня перед глазами стоял мем с котиком и лампой. Ну, тот самый, где «настало время хм… удивительных историй». Даже как-то заметить не успел, в какой момент посиделки после квартирника стали похожи на палату пионерского лагеря после отбоя.

Наверное, все дело в Бесе. А точнее, в одном из парней, которые пришли с ним. Юрка, или, как называли его толкиенисты, Назгул, был из той породы людей, рядом с которыми поневоле становится как-то напряжно. Лицо у него такое, что сразу начинаешь подозревать нехорошее, думать маньяках, убийцах и прочих асоциальных элементах. Это когда он просто спокойно сидел и не улыбался. А когда улыбался, то делался еще страшнее. При всем этом парень веселый и добрейшей души. Но чтобы это узнать, нужно сначала привыкнуть к его внешности. Ну и кроме всего прочего, Юрка среди толкиенистов был признанным гением домашних ролевых игр. Которые потом, в будущем, станут настольными, обретут свои сети магазинов и проникнут чуть ли не в каждую компанию, но здесь в девяностых про все это пока не знали. И толкиенистам про всякие там «подземелья и драконы» Рабинович напел, а они по этому вот напеву изобрели уже свои «водилки», чтобы долгими зимними вечерами, когда на улице особо мечом не помашешь, а всякие там полигонные ролевые игры будут еще нескоро, развлекаться тем, что играть на словах, сочиняя приключения героя или команды героев в вымышленных мирах по мотивам доступного фэнтези.

В общем, кажется именно Юрка первым взялся рассказывать историю, ну и, получается, задал подходящий тон послеконцертным посиделкам. И произошло это, пока мы с Астаротом и Бельфегором на кухне обсуждали выступление.

Ну, было что, скажем так.

Чуть не поругались, но обошлось.

А когда вернулись обратно в большой зал студии, там уже все было таинственно, горели свечи, а Шутихин-старший, размахивая руками, рассказывал историю про свою первую жену.

— Я тогда еще учился на первом курсе худучилища. Меня туда, считай что, насильно засунули, сам я хотел пойти на врача учиться. Но с матерью разве поспоришь? Она вбила себе в голову, что у меня художественный талант. Так что сначала была художка и частный репетитор, потом училище, а потом… Ладно, короче, про Катьку. Она на втором курсе училась, и я ее увидел, когда она на меня налетела на лестнице и потребовала, чтобы я ей позировал…

— Генка каждый раз эту историю по-разному рассказывает, — сказал мне на ухо Шемяка. — Есть три концовки. С кровавым пятном на шторах, с дохлой курицей и с прощальной запиской. Забьемся, чем он сейчас закончит?

— Неравные позиции в твоем предложении вижу я, — вполголоса ответил я. — Я эту историю в первый раз слышу. И спор таким образом…

— Да это реально непонятно от чего зависит! — заверил меня Шемяка. — Мы даже с Митяем как-то специально последовательно по памяти восстановили и записали. Там все четко. Каждый раз они встречаются, потом она тащит его позировать голым, потом отключают свет, потом он зовет ее на свидание, случается гроза и они в подвале сношаются.

— Фу, слово-то какое! — фыркнул я. — Ты еще скажи, совокупляются.

— У них происходит коитус! — шепотом подключился Макс.

— О, Максимка! Тебе же батя тоже эту историю рассказывал? — сказал Шемяка чуть громче, чем хотел. Шутихин-старших грозно на него зыркнул, и Шемяка тут же захлопнул рот рукой и продолжил уже сдавленным шепотом. — Чем в твоей версии все заканчивается?

— В смысле? — удивился Макс. — Всегда одинаково. Там, короче, пустая комната, открытое окно и на шторе кровавое пятно в форме ладони. У нас даже шторы эти дома хранятся.

— Хм, — Шемяка поскреб подбородок. — Раз ты здесь, значит, получается, сегодня будут шторы. Эх, вот взял и испортил все! Могли бы забиться, а теперь неинтересно!

— Погоди, а что за другие версии? — Макс придвинулся ближе.

— А может просто послушаем? — предложил Бельфегор.

— Просто слушать неинтересно, — отмахнулся Макс. — Там еще на полчаса трепа. Шемяка, так что там?

— Так, стопэ! — Шемяка выставил ладонь вперед. — Максимка, раз ты историю знаешь, давай с тобой забьемся, будет он рассказывать про мышь под матрасом в подвале или пропустит. Ты как думаешь?

— Ха, конечно, расскажет! — уверенно кивнул Макс.

— Получается, я буду за то, что пропустит, хэ… — Шемяка снова задумчиво поскреб подбородок. — А, ладно!

Макс и Шемяка пожали друг другу руки, а я разбил. И мы все трое вернулись к истории Шутихина-старшего.

— … тогда Катюха говорит: «У меня есть ключ от подвала!» И многозначительно так на меня смотрит. Мол, откажусь или нет. Типа, подвал — это только для плохих парней, а я же был… В общем, я сначала и правда хотел отказаться, но открыл рот, а вместо: «Нет, Катерина, я вашим приглашением не воспользуюсь и пойду домой», говорю: «Конечно, пойдем!»

Шутихин-старший был, наверное, неплохим рассказчиком. И слов-паразитов в речи мало, да и сама речь довольно грамотная. Но внимание на его рассказе все равно не удерживалось. Все время хотелось отвлечься, посмотреть, чем остальные занимаются, пошушукаться. Сейчас вот приходилось буквально себя в руках держать, чтобы не пропустить, будет там про мышь или нет.

— … а там, прикиньте, крыса! — эмоционально воскликнул Шутихин и раскинул руки, как заправский рыбак, который показывал, какого сазана он надысь поймал.