90-е: Шоу должно продолжаться 15

— В смысле — крыса? — вслух возмутился Макс. — Ты же всегда говорил, что мышь!

— Я специально преуменьшал, — не растерялся Шутихин-старший. — Не хотелось ранить нежную психику родственников! В общем, слушайте, что дальше было…

— Получается, мы оба проиграли, — всплеснул руками Шемяка.

— Ни фига! — запротестовал Макс. — Мы спорили будет мышь или он пропустит эту часть. Он не пропустил!

— Но не мышь, а крыса! — Шемяка ткнул пальцем в грудь Макса.

— И то, и то — грызун, серый и с голым хвостом, — сказал Макс. — Так что…

— По букве Шемяка прав, — сказал я, когда оба посмотрели на меня. — Так что да, вы оба проиграли.

— Подставляй лоб! — Шемяка обрадованно сложил пальце для щелбана.

— А что это я первый? — фыркнул Макс, но потом засмеялся и поднял со лба отросшую челку.

* * *

— Что с лицом? — спросил я, усаживаясь рядом с Евой на тот же самый диванчик, на котором мы когда-то с ней и познакомились. Только сейчас она была не в белой рубашке и юбке, а в коротком черном платье, а волосы подняты в высокий конский хвост. И какая-то грустная.

— Давай уйдем? — предложила она со вздохом. — Нет-нет, снимаю предложение, ты же главный, тебе сбегать будет как-то некрасиво.

— Тебя кто-то обидел? — спросил я, оглядывая тех, кто у нас остался на ночные посиделки, когда концерт, собственно, был закончен. Сейчас уже было часа два ночи, Шутихин-старший вместе с «взрослой» частью тусовки, главный зал студии уже покинули. Конрад только остался. Сидел в дальнем углу и общался с Вадимом. Явно про музыку, там у них гитара, они друг другу ее передают, ставят какие-то аккорды. Ну, «ангелочки», те двое толкиенистов, которые пришли с Бесом. А самого Беса при этом не видно. В принципе, можно предположить, что он уединился где-то с той крохотной брюнеткой. Кажется, она из знакомых Кирюхи. Там было трое девчонок, и, похоже, они с одного курса. Он как-то пытался не пересекать эти две части своей жизни — музыку и учебу, но хрен ему, конечно же, это удалось. А Бес… ну, Бес как всегда, да.

«Ангелочки» скучковались вокруг Юрки-Назгула. Он им с какого-то момента взялся задвигать телегу, что по их песням можно сделать словесную игру, вот они как раз сейчас это все и обсуждали азартно.

— Эй, погоди, у нас же нет песни про зомби! На кладбище на него должен тогда упырь напасть!

— Кстати, а почему у нас до сих пор нет песни про зомби?

— Да ну, что за прикол? Просто мертвец…

— Стой, погодите! Короче, выходишь ты такой на кладбище, а там между могилами сидит девка и в тазу стирает простыни. Что ты делаешь?

— Ооо… Лучше сразу стреляй!

Ева прильнула ко мне и положила голову мне на плечо. И я сразу же перестал слушать, о чем там трындят «ангелочки».

— Я не понимаю, — сказала Ева. — Раньше мне все уши прожужжали, что мне нужно немедленно замуж. Что я должна думать о замужестве. Замуж — это главное и основное. Если парень не предлагает сразу же выйти замуж, брось его и ищи того, кто предложит… Ну, ты понимаешь, да?

— Нет, но поверю тебе на слово, — сказал я и, обняв ее за талию, придвинул еще ближе. — А сейчас?

— А сейчас мы подали заявление, — сказала Ева. — У меня почти готово платье, подготовка эта выгрызает мозг чайной ложечкой, и внезапно все те же люди начинают говорить совсем другое!

— Серьезно? — я заглянул Еве в лицо.

— А вот прикинь! — Ева сдавленно хихикнула. — Начали задавать осторожные вопросы о том, уверена ли я. Не слишком ли мало мы друг друга знаем для такого серьезного шага. Истории рассказывать… гм… всякие.

— Это ты про сегодняшний ' пионерлагерь'? — хмыкнул я.

— Все как сговорились же! — Ева издала не то смешок, не то всхлип. — Сначала история эта жуткая про жену на три дня, а потом как они разводились. Потом была про то, как мужик семерых своих жен убил…

— Это я пропустил что ли? — спросил я.

— Да неважно, — махнула рукой Ева. — Дурацкая история, Синяя Борода, только в профиль. Блин, ну ты же сам слышал? Все было про свадьбы, следом за которыми — похороны. А потом еще Конрад этот…

— А что Конрад? — я снова посмотрел в их сторону. Мы после стекляшки вроде вполне нормально разошлись. Ну, поржали над его конспирологией, конечно. И больше к этой теме не возвращались. Ну и вообще не выглядело так, будто он стал ко мне подозрительнее относиться. Ночные разговоры сегодня, и впрямь, были… тематическими. Как Юрка начал что-то такое, так и завертелось… Кто-то кровавые истории из газет пересказывал, кто-то рассказал, деревенскую историю, как жена изменнику-мужу хозяйство топором отчекрыжила, а он потом к ней призраком во снах являлся до тех пор, пока ее в дурку не увезли, когда она по деревне взялась с топором бегать. На эту историю Кирюха явно «сделал стойку» и даже что-то записал на обломком карандаша на отвалившемся клочке кухонных обоев.

— По душам разговаривал, — хмыкнула Ева. — Спрашивал, хорошо ли я тебя знаю, чтобы вот так, быстро… Блин, ну серьезно? Быстро? Мы же уже практически год встречаемся. Сколько надо-то? Два года? Десять? И они же до этого жужжали мне в уши, что если предложение не делает, значит несерьезный…

— Я правильно понимаю, что сказать: «Да не слушай ты их!» не особо поможет? — спросил я.

— Не знаю, попробуй, — усмехнулась Ева.

— Милая, да не слушай ты всяких идиотов! — я сжал покрепче ее талию и коснулся губами волос. — Они просто нам завидуют. А Конраду следующий раз нос сломаю, если снова будет к тебе клинья подбивать.

— Да он из лучших побуждений, как мне кажется, — Ева слегка пожала плечами.

— Ну да, вот и я говорю, — я подмигнул. — Побуждения у него наилучшие. Чтобы ты перестала тратить на мутного меня свое время и сбежала к нему. Он, конечно, не такой прикольный, зато у него работа стабильная. На хлеб с маслом хватает…

Ева рассмеялась и толкнула меня локтем в бок.

— Блин, вот как ты это делаешь, а?! — с легкой укоризной сказала она. — Я учусь на психолога, грызу изо всех сил этот гранит про человеков и их отношения, а потом приходишь ты, говоришь какую-то несуразную шутеечку, и все сразу становится легко и просто!

— Ты думаешь это шутки насчет клиньев какого-то постороннего мужика? — театрально нахмурился я. Потом рассмеялся. — Ладно, это шутка, согласен. Ну что, помогло? Или все еще хочешь уйти?

— Уйти все еще хочу, — Ева хитро посмотрела на меня. — Но уже по другой причине. У меня, кстати, отца нет дома сейчас. Если ты понимаешь, о чем я…

— Думаю, если мы ненадолго сбежим, никто не расстроится, — прошептал я Еве на ухо.

— А если и расстроятся, то пофиг, — резюмировала Ева.

Мы начали целоваться в лифте, потом на площадке перед дверью квартиры Леонида Карловича. Пока Ева пыталась, не размыкая объятий, попасть ключом в замочную скважину. Потом в открытой двери…

Знакомые запахи квартиры будоражили воспоминания, от них кровь кипела еще сильнее. Мои руки скользили по талии Евы, спускались ниже, повторяя волнующие изгибы. Ева вздрагивала, прижималась теснее, потом отстранялась, заглядывая мне в глаза. Мы замирали на долгие три удара сердца, потом снова бросались друг к другу, жадно смыкая руки. Моя футболка полетела в сторону первой, потом я нерепеливыми пальцами нашел язычок длинной молнии на спине платья Евы. Когда стягивал его через голову, лента, которой был замотан хвост, съехала, и волосы Евы волной рассыпались по спине.