90-е: Шоу должно продолжаться 15

Мы переместились к двери в комнату Евы. Где-то там в глубине мозга металась мысль, что там нам будет всяко удобнее, чем в узкой прихожей, где мы все время рискуем свалить вешалку или зеркало уронить со стены.

— Дверь! — прошептала Ева, задыхаясь. — Надо закрыть дверь, чтобы не как в тот раз…

И никто из нас даже не двинулся в ту сторону, будто любое промедление, и… Хрен знает, что именно «и». Жадность юной страсти никаких рассуждений и логики не терпит.

И терпеть до кровати тоже не было сил, слишком далеко, целых три шага. Или даже четыре!

Зеленые цифры равнодушно смотрели на нас из глаз керамической совы. Они уже много раз видели нас в такой ситуации. Когда не в силах дотерпеть до кровати, мы прижимались к стене, сплетаясь в единое целое.

Бывало и по-другому, конечно. Когда мы долго и нежно целовались, не торопясь даже раздеваться. Когда мы тянулись друг к другу спросонок, разбуженные утренними лучами солнца, вероломно проникшими сквозь щель в шторах. Эта сова видела, кажется, все оттенки нашей с Евой страсти.

— Ноль три, ноль три… — прошептала Ева, когда мы уже лежали на ее кровати, прижавшись друг к другу так тесно, что было сложно понять, где начинается одно тело и начинается другое. — У меня была подружка, которая говорила, что когда на электронных часах одинаковые цифры, нужно загадывать желание, и оно сбудется.

— Тогда электронные часы — это настоящие фабрики по производству сбывшихся желаний, — хихикнул я. — Можно целые сутки сидеть и ждать. Двадцать четыре желания получится. Нормально так.

— Наверное, так нельзя, это будет нарушением правил, — подумав несколько секунд, сказала Ева.

— Каких еще правил? — хмыкнул я. — Кто придумал?

— Правил мироздания, — Ева осторожно освободила руку и вытянула ее вверх в пафосном жесте. — Такие числа нужно заметить случайно.

— А ты успела загадать на ноль-три? — уточнил я. — А то теперь уже поздно, уже ноль четыре.

— Успела! — Ева показала мне язык.

— Но не скажешь, потому что тогда не сбудется? — засмеялся я и пошевелился. — Ну что, возвращаемся обратно в студию?

— Я вдруг подумала, что правило «не говорить, а то не сбудется» — оно какое-то жульническое, — сказала Ева, подперев голову локтем. — Потому что если ты никому не сказал, то легко можешь соврать, что твое желание исполнилось, хотя ты загадывал совсем другое.

— А зачем говорить кому-то, что оно исполнилось? — спросил я. — Чтобы порекламировать примету «загадай желание на одинаковые цифры на часах»? Думаешь, мироздание получает профит от количества людей, залипающих на эти самые одинаковые цифры?

— Хм… — Ева тряхнула головой и села. — А вот правда! Зачем вот это правило, а? Ну, про то, что нельзя говорить? Типа, если твое загаданное желание не сбылось, и тогда ты неудачник что ли?

— Ну, вообще… — начал я, но тут в коридоре скрипнул пол под чьими-то осторожными шагами.

Глава 22

— Кто это? — не то испуганно, не то недоуменно прошептала Ева. — Папы же не должно быть дома…

— Сейчас проверим, — пожал плечами я и, стараясь не шуметь, поднялся на ноги.

— А если там бандиты? — Ева сжалась, замерла, было видно, как в темноте блеснули белки ее глаз.

Технически, мог быть кто угодно, конечно. Вокруг девяностые, мы наплевательски отнеслись к закрыванию внешней двери, Лео Махно — чувак, прямо скажем, обеспеченный. По обстановке квартиры, которая мало чем отличалась от среднестатистической, этого не скажешь, конечно. Но он с некоторых пор персона публичная, так что это не Ева паникерша. Я ободряюще пожал ее пальцы, скользнул к двери и быстро ее распахнул.

— Ой! — взвизгнул женский голос. А его хозяйка отпрыгнула в сторону, свалив по ходу дела вешалку. Раздался еще какой-то грохот, будто сначала упали какие-то коробки, а потом незнакомка споткнулась об обувь и грохнулась на пол сама. Приключения в темноте — это весело, конечно, но лучше, все-таки, видеть, с кем имеешь дело. Так что я нашарил выключатель, и полушарие коридорного бра залило прихожую неярким мягким светом.

Удивительно, конечно, сколько разрушений может совершить одна маленькая женщина в крохотном кружевном халате! Рогатая вешалка, которая почему-то Леониду Карловичу ужасно нравилась, и он отказывался убирать ее из коридора, несмотря на то, что шкаф у него весьма вместительный, лежала на полу зацепив рогом зеркало. Хорошо, что оно прочно стоит, а не грохнулось на пол следом за вешалкой. Всякие вещи — куртки, плащи, шарф, пара шляп, кепка, зонтики, жилетки и вроде даже штаны — валялись на полу в художественном беспорядке. Хотя пара вещей были наши с Евой, мы раздеваться начали еще с порога. Стопка рассыпавшихся коробок… Когда мы пришли, я краем глаза успел их заметить, но как-то не придал значения, было не до того. А вот теперь они рассыпались, некоторые открылись. И стало понятно, что в них. Женские туфли. Блестящие, красные на бесконечно-высоких каблуках. Много пар. Понятно, рабочий реквизит Лео.

А сама виновница переполоха как раз поднималась на ноги.

— Доброй ночи, — недовольно буркнула она. — Незачем так пугать.

— Вы кто? — спросила, высунувшись из-за моей спины, Ева.

— Я Оля, — буркнула она, старательно запахивая крохотный халатик, цель которого была скорее не в том, чтобы скрыть, а в том, чтобы показать. — Приятно познакомится. Вы Ева и Володя, верно? Дочка Лени и ее жених?

— Ээээ… да, — кивнула Ева. — Но я все еще не…

— Судя по тому, чем вы занимались, вы, барышня, прекрасно себе представляте, какие отношения бывают между мужчиной и женщиной, — все тем же недовольно-капризным тоном сказала женщина.

Лет тридцать, может чуть меньше. Невысокая, с очень пышными формами, я бы даже сказал, выдающимися, лицо тоже яркое. Когда перестаешь пялиться на сиськи, глаза тоже оказываются большими и выразительными. Очень такая секси-красотка, прямо воплощение какого-нибудь хтонического женского божества.

— Он ничего про вас не говорил, — сказала Ева.

— Мне тоже запретил, — покивала Оля. — Но раз уж так получилось, может вы уже оденетесь, и мы что-нибудь выпьем за знакомство?

— Ой, извините! — Ева отпрыгнула назад в комнату и потащила меня за собой.

Щелкнула выключателем, зажмурилась, прикрыла лицо ладонями. Но уши стали ярко-ярко красными.

— Милая, что с лицом? — засмеялся я и обнял свою девушку.

— Ужасно стыдно! — не отнимая рук, проговорила Ева.

— Почему? — удивился я, оглядвая комнату в поисках трусов. И прочих элементов одежды, которые мы как попало разбрасывали.

— Не знаю, — Ева шумно выдохнула, убрала руки от лица и посмотрела на меня. — Правда, почему?! Мы же взрослые люди, заявление уже подали… Но почему мне так стыдно?

— Наверное, это какие-то перекосы нашего сознания и воспитания, — сказал я, одеваясь. — Нам все детство вдалбливали, что секс — это стыдно, плохо и все такое. Что до брака нельзя даже целоваться. И еще, там, всякое. А потом все эти правила рухнули вместе с Советским Союзом. И мы вроде как новые правила приняли. Но по-настоящему они внутри нас все еще остались. Вот и прорываются… гм… красными ушами.

— А тебе почему тогда не стыдно? — требовательно спросила Ева, натягивая платье через голову.