А небо по-прежнему голубое

— Скажешь тоже. У тебя бы просто не было шансов, — жёстко констатировала Джинни. — Я знаю его как саму себя и точно могу тебе сказать: ты абсолютно не в его вкусе. К тому же он вроде как собирался мириться с Анджелиной… Таким образом, тебе бы пришлось мучиться от осознания того, что вам никогда не быть вместе, ну и прочая трагическая лабуда. — Она отмахнулась от собственных объяснений, как от мухи, и Гермиона фальшиво засмеялась, чтобы не вызвать подозрений с её стороны. — Чёрт, мне же ещё сочинение писать! — простонала Джинни и умоляюще взглянула на подругу. — Поможешь, а?

— Куда ж я денусь? — вздохнула Гермиона, готовясь выслушивать недовольство Джинни по поводу домашнего задания Амбридж всю дорогу до гостиной факультета.

Исправляя ошибки Джиневры и подсказывая ей в том или ином случае, Гермиона иногда бросала беглые взгляды в сторону близнецов (преимущественно её интересовал, конечно же, Фред), с ужасом понимая, что их младшая сестра была права. Она действительно влюблена — нет, слишком громко сказано; скорее увлечена — этим рыжим оболтусом, и у неё действительно нет никаких шансов. И как это вообще произошло? С Виктором не было ничего подобного (или, может, она попросту забыла свои чувства за столько времени?) Да даже думать обо всём этом страшно!

Именно поэтому она раз за разом гнала прочь эти мысли, старательно убеждая себя в том, что если увлечённость и присутствует, то она явно никак не перерастёт во влюблённость. Только по ночам Гермиона позволяла себе задумываться о своём отношении к Фреду, в каждом случае выставляя свой к нему интерес как проявление дружеской привязанности и не более. Ей ведь не хотелось виснуть на нём, обнимать, целовать, как, по идее, должно было хотеться каждой влюблённой девушке. Наоборот, рядом с ним ей было как-то неловко и даже боязно, с трудом удавалось сосредоточиться на чём-то или же попросту дышать или смеяться нормально, так как постоянно казалось, что она делает что-то не так. Вот то ли дело Анджелина, Алисия или Кэти! Они без смущения общались с Фредом и Джорджем, подшучивали над ними и позволяли себе поведение свободное и ничем не ограниченное. С ними, наверное, ему куда как интереснее и проще.

«Хотя почему меня это волнует? Не волнует вовсе!»

И всё же каждый раз, когда Фред был рядом с какой-нибудь подружкой, Гермионе хотелось или подойти к ним, или запустить каким-нибудь заклятьем, причём не всегда безобидным. Это пугало её, и, что самое ужасное, она ни с кем не могла поделиться своими мыслями и страхами без опасения быть неправильно понятой или осмеянной.

Между тем время летело со стремительностью снитча. Отвыл своё Хэллоуин, в чей канун продажи товаров Фреда и Джорджа были неимоверно высоки и спровоцировали целые лавины шуточек, за которые Амбридж и её Инспекционная дружина (кучка любимчиков-слизеринцев) безжалостно лишали все факультеты накопленных баллов. Заочная месть осуществлялась на занятиях ОД: ученики с небывалым рвением отрабатывали заклинания, выкладываясь на полную. Из-за тренировок всех сборных собираться удавалось редко, поэтому работали на пределе сил и возможностей. Гермиона подчас с трудом сдерживалась от того, чтобы усмехнуться в жабье лицо Амбридж, осматривавшей их класс на уроках Защиты от Тёмных Искусств. Гарри и Рон, похоже, испытывали те же «трудности».

С ноябрьской прохладой всю школу захватило ожидание первого матча, нёсшее за собой новые проделки и пакости слизеринцев, намеревавшихся, как обычно, вывести из строя команду соперников. И если умудрённые опытом члены сборной Гриффиндора игнорировали насмешки, на Рона они действовали очень сильно. На каждую остроту он реагировал именно так, как того добивались слизеринцы: краснел, злился и становился всё более неловким и взвинченным день ото дня.

Теперь Гермиона поняла, насколько правы были Фред и Джордж, говоря о «слабых нервах» младшего брата. И она, и Гарри как могли поддерживали Рона, но приятель последнее время пребывал в самом мрачном расположении духа, и даже новый товар близнецов — доработанные Ядерные шипучки — не смог поднять его настроение.

Накануне матча Рон и Гермиона сидели в Общей гостиной без Гарри: тот решил выспаться перед игрой и давно ушёл в спальню вместе с Роном, который по причине бессонницы спустился вниз. Сейчас он просто сидел, уставившись взглядом в камин, пока Гермиона рядом с ним с преувеличенной сосредоточенностью вывязывала петли на очередном аксессуаре для домовиков. В какой-то момент она осознала, что следует как-то поддержать приятеля, пусть он в последнее время и ершился, никого к себе не подпуская и не прося сочувствия, а потому, отложив вязание, подсела ближе к Рону. Тот на это никоим образом не среагировал, что заставило Гермиону привлечь к себе внимание, взяв его за руку. Рон дёрнулся и удивлённо на неё посмотрел.

— Чего тебе? — буркнул он.

— Не волнуйся насчёт завтрашней игры, — начала Гермиона. — У тебя всё обязательно получится. Ты ведь столько тренировался! Твоему упорству можно только позавидовать.

— Ещё бы не быть упорным, Гермиона, когда эти, — он оглянулся на братьев, сидевших в другом конце гостиной, — только и ждут очередной ошибки, чтобы сострить по этому поводу. Тебе не понять, каково это — быть последним и ни на что не способным, жалким придурком. Так что можешь оставить меня одного; я не нуждаюсь в твоём сочувствии.

Гермиона в самом деле смотрела на приятеля с грустью и толикой жалости. Она всегда подозревала его неуверенность в себе, взращённую комплексами и насмешками старших братьев, и не могла простить этого Фреду и Джорджу, по чьей вине Рон теперь болезненно реагировал на любую неудачу. Возможно, это удел всех старших братьев — дразнить младших, но в данном случае такое поведение перешло все границы и вылилось в Рональда Билиуса Уизли, сидевшего рядом с разбитым и жалким видом. Гермионе очень хотелось обнять его и заверить, что он гораздо сильнее и способнее, чем кажется окружающим — и самому себе, но она боялась, что он оттолкнёт её и окончательно замкнётся в себе. Поэтому ей только и оставалось что сидеть молча, продолжая легко поглаживать его ладонь, которую Рон ещё не выдернул из её руки.

Неизвестно, как долго они так сидели, но к тому моменту как часы пробили полдвенадцатого, близнецы поднялись с места и направились мимо них в спальню. У дивана, где сидели Рон и Гермиона, они задержались и, переглянувшись, пожелали младшему брату удачи, на что тот ответил мрачным взглядом и замечанием: «Очень смешно».

— Нет, Рон, мы серьёзно, — возразил Фред.

— На прошлых тренировках ты показывал высший класс, — подхватил Джордж.

— Помнишь тот раз, когда ты отбил удар Алисии?

— Мы были готовы признаться, что ты — наш брат.

— Так что без паники, — хором констатировали загонщики.

Они намеревались было продолжить путь, но тут Фред заметил Гермиону и то, как она сжимала руку его младшего брата, что вызвало у него усмешку.

— Какая трогательная забота, Грейнджер, — шутливо заметил он. — Знаешь, я бы тоже не отказался от такой поддержки перед матчем.

Мигом побагровевший Рон выдернул свою ладонь из пальцев Гермионы, воскликнув:

— Это вовсе не то, о чём ты думаешь, Фред!

— Ну да, коне-е-ечно, — протянул Фред, подталкивая Джорджа локтём. — Нам пора, Джордж, не будем мешать голубкам.

— Да пошли вы! — выругался Рон, поспешив следом за ними с твёрдым намерением разубедить братьев и не замечая того, как обидел своим поведением Гермиону.

Вздохнув, девушка поднялась с места и отправилась в спальню. Ей стало неприятно от того, каким образом была истолкована её поддержка. Она и подумать не могла о таком подтексте. Нет, Рон для неё всегда был другом и только другом. Слишком уж разными были их характеры, разными в плохом смысле. Количество противоречий, вынуждавших их зачастую ссориться — не слишком серьёзно, правда, — не давало шансов на зарождение каких-либо романтических чувств, что вообще было бы очень ожидаемо для посторонних. Видимо, Рон был того же мнения, раз так поспешно стал отнекиваться от того, что показалось его братьям.