Агент тьмы
Шрифт:
– Но другие недооценивали тебя раньше, не так ли, малютка пикси? Я не Рикс. Я гораздо старше и мудрее. Когда я вижу угрозу, то устраняю ее.
Краем глаза я заметила какое-то движение. Уродливый извилистый хвост с большим жалом на конце изогнулся и внезапно ударил меня в горло. Я задохнулась от боли.
– Ты умрешь, Повелительница Ужаса, – прохрипела следовательница, нависая надо мной. – Как и хотела. Процесс будет отнюдь не безболезненным. Мой яд редко бывает милосерден…
Онемение распространялось по шее и вниз по плечу, кожу покалывало. Ничего страшного. Просто небольшой зуд. Это принесет забвение, которого
Боль распространялась. Плечо. Рука. Другая рука. Пальцы. Тело забилось в агонии. Я корчилась на полу, стонала; дыхание было слишком слабым, чтобы закричать. Теперь боль пульсировала в черепе, затмевая рассудок. Я хотела только одного: чтобы это прекратилось. Мой взгляд упал на предмет, лежащий на полу. Зеркальце, которое я уронила. И я увидела краешек отражения. В отчаянии дернулась к нему, ища того единственного, кто поможет мне унять боль…
Перед глазами все плыло, сквозь туман я разглядела лица пятерых фейри.
– Откуда она взялась, черт подери? – вскрикнул Нериус.
Роан присел на корточки и обнял меня, окутав своим мшистым запахом:
– Кассандра, что с тобой?
Даже в его объятиях мучительное чувство изоляции поглощало разум, увлекая в бездну.
– Убей меня, – прошептала я.
Послышался жуткий вой, пронизывая меня до мозга костей. Резкие вопли смешались в воздухе.
Затем раздался голос Элрин:
– Что это за звук?
– Это банши кричат в катакомбах, – ответил Абеллио. – Они предвещают смерть. Они никогда не ошибаются.
Мою смерть. Я знала – все дело в жале. Мой палач накачала меня ядом, и теперь я на волосок от смерти. И в зияющей пустоте отчаяния я приветствовала это знание.
Глава 16
Я смотрела Роану в глаза с надеждой, что он быстро прекратит мои мучения. Смерти не избежать, но он мог бы покончить с этим мгновенно. Сердце мое затрепетало.
Элрин присела на корточки рядом с Роаном и потянулась ко мне:
– Во что это она завернута?
Бранвен схватила Элрин за руку:
– Не касайся! Тут что-то… не то.
– Я сниму это, – деловито сказал Роан.
Если он дотронется до паутины, то станет таким же, как я, – гниющим изнутри. Не успела я открыть рот, чтобы остановить его, как он сгреб паутину в охапку, и его зеленые глаза расширились от отчаяния.
Роан стиснул зубы. Его глаза прояснились, и он сорвал остатки паутины с моих рук и ног. Он разрывал нити и соскабливал с ладоней, царапая их о кирпичи. Он не останавливался, хотя я знала, что чувство отчаяния не отпускает его, отравляет мозг, нашептывая, что надежды нет.
Сердце забилось неровно: яд проник в него, отравляя и меня. Зрение затуманилось, сердце екнуло и замедлилось. Горло сжалось, приток кислорода сокращался с каждой секундой. Острая боль пронзила руку до кончиков пальцев, и я почувствовала, как кто-то словно кипятит мне кровь изнутри. Я застонала. Смерть миазмами витала вокруг.
Роан сорвал с меня последние остатки паутины отчаяния, и сознание
мое прояснилось. Тело по-прежнему болело, но я изо всех сил хотела жить, снова видеть глаза Роана, бегать по лесу, чувствовать под пальцами землю, трогать дубовую кору…– Жало. Яд. Моя шея, – из последних сил выдохнула я.
Роан приподнял мою голову и наклонился ближе, чтобы осмотреть шею. Я услышала, как ахнула Элрин:
– Роан. Она умирает. Слишком поздно.
Не обращая на нее внимания, он прильнул к моему горлу; теплые губы касались кожи, язык скользил по месту укуса, пытаясь высосать яд.
– Роан! – Элрин была на грани истерики. – Ты только отравишь себя! Какого хрена ты творишь?
Он поднял голову, выплюнул яд и снова приник ртом к моей шее; от прикосновения его губ по телу пробежал жаркий импульс. Сердце бешено колотилось, я не могла понять, это из-за действия яда или из-за близости Роана. Внезапно мышцы свело судорогой, и в горло хлынул поток жидкости, перекрывая воздух. Немного вылилось наружу и потекло по щеке; остальное душило, вызывая кашель. Пламя, горевшее в груди с тех пор, как я укусила Роана, вспыхнуло и почти угасло.
– Взгляни на ее кожу, – взвизгнула Элрин. – Яд распространяется. Отпусти ее, Роан. Это бессмысленно!
Роан снова поднял голову, посмотрел на меня сверху вниз, схватил спереди за платье и резко дернул. Я услышала треск ткани и почувствовала его пальцы на коже. Мир вокруг стал размытым.
Абеллио сказал, что вопль банши никогда не лжет: за ним непременно следует смерть.
Странно… Я всегда представляла смерть как сгущающуюся тьму. Но когда зрение окончательно пропало, все вокруг превратилось в молочно-белую бесконечность.
Нежные непрерывные толчки в груди, снова и снова. Я чувствовала умиротворение, все глубже погружаясь в прохладное тяжелое небытие.
И все же нечто теплое сжималось в груди, нарушая спокойствие. Что-то назойливое, раздражающее, как будильник, который нельзя отключить, твердящий: пора вставать, вставать, вставать… Я хотела отмахнуться, но для этого нужно было пошевелиться, а мне хотелось лишь позволить телу провалиться в небытие.
Теплое притяжение усилилось, и я заскулила. И вместе с выдохом почувствовала воздух, свое тело, мысли и боль. Теплые сильные руки на своей груди.
Что-то теплое и приятное прижалось к губам, и я увидела янтарный свет в дубовой листве, превращающийся на земле в золотистые пятна.
Я закашлялась и вздрогнула, тело выскочило из прохладного небытия. Я вытаращила глаза, хватая воздух ртом. Свет был ярким – слишком ярким. Настойчивая теплая тяга в сердце заставляла его продолжать биться. Хотелось кричать, дергаться, хотелось сжаться в комок и снова раствориться в белизне.
Вместо этого я сделала еще один болезненный вдох. И еще…
– Она вернулась, – сказала Бранвен. В ее голосе было что-то такое… Возможно, недоумение.
– Кассандра, ты меня слышишь? – спросил Роан, и в его голосе прозвучала паника, которой я никогда у него не слышала. – Моргни дважды, если да.
Как только слова слетели с его губ, я попыталась вспомнить, что же он сказал. Сколько раз моргнуть? Я уже сделала это или еще предстоит сделать?
– Я тебя слышу, – прохрипела я; слова царапали горло как наждачная бумага. Говорить было больно, и я закашлялась.