Академия егерей

Шорох в темноте справа стал последней каплей. Я с воплем отскочила в сторону и метнула в сторону шума баночку с мазью. Чудовище отозвалось звонким басовитым ругательством и почему-то женским аханьем. А в следующий момент из кустов выполз курсант из старшекурсников, я его лицо вспомнила, и неизвестная девица — румяная и округлых форм, не удивлюсь, если из столовских работников. Девица сжимала рукой развязанную горловину платья, а курсант потирал лоб, постанывая.

— Ой, хтой-то?! Ужас! — взвизгнула девица.

Я хмыкнула, а потом рассмеялась. Ну да, страшное неизвестно что в маске и очках. А ведь пару мгновений назад у меня перед глазами будто вся жизнь прошла: уже готова была от неизвестного чудовища бежать! От мантикоры не сбежала, а тут — не выдержала!

— И что там полагается за самовольные прогулки вне корпуса после отбоя? — кивнула я курсанту.

— Выговор и отработка на благо Академии. Мусор мести, камни ворочать, туалеты чистить… — невесело поделился он. — Это как назначат. Дежурному надо сообщить.

— Раз вы сами все знаете, то отведите девушку в ее комнату и идите к этому дежурному сдаваться, — махнула я рукой. — Так уж и быть, завтра попрошу, чтобы вас на туалеты не ставили.

— Спасибо, конечно, отведу, — удивленно дернул бровями курсант, но спрашивать больше ничего не стал, поклонился и увлек девицу обратно в кусты. Потом оттуда появилась рука с баночкой. — Вот, пожалуйста, вы уронили, магистр.

Я фыркнула и пожелала парочке приятной ночи. Они хорошо если к рассвету расстанутся. Сначала он девушку проводит до комнаты, потом она его к корпусу и по кругу. А что, курсант уже попался, так стоит взять от этого наказания все и даже больше.

Я же добралась в свои комнаты, ругая лестницы и бесконечную череду ступеней, стянула одежду и вползла в крошечную умывальню. В зеркале на меня смотрела растрепанная рыжая женщина с пятнами ожогов на щеках и шее. Дальше я, шипя и ругаясь сквозь зубы, протирала кожу влажным полотенцем и мазала ожоги. Средство отличное, сама варила, должно было быстро справиться с пятнами — день-два на заживление. Пострадала я не так сильно, как боялась. Лаборатории досталось больше.

За окнами была уже темень, время за полночь, а мне все не спалось. Чесались ожоги, во рту до сих пор стоял противный привкус дыма, плоти и реактивов, а в голове ворочались мысли — одна страннее другой. С насекомыми я никогда не работала, так что мелькнувшее желание разобраться в странном феномене тут же отбросила. Да, интересно, но мне самой не справиться. И как назло большая часть взятых образцов фроскуров тоже уничтожена. Мне еще повезло, что я не выставила зелья или, например, свою драгоценную мазь из мантикорьей крови на стол. Думала же провести пару экспериментов до того, как заняться фроскурами. Чудо, не иначе!

«Поспешила!» — я поморщилась, но мысль была правдивой. Нельзя приступать к исследованиям, не имея за спиной собранную толковую лабораторию, базу для исследования и помощников. Это не просто зелье варить, даже самое заковыристое, это многоплановое изучение, которое, хорошо бы, вести в команде… Наверное, на меня новое место так подействовало: слишком много загадок, да и цепь магистерская сбила с толка, из-за нее я посчитала себя чуть ли не всемогущей! Идиотка!

Я фыркнула и горько рассмеялась. Давно я так не ошибалась, давно не бросалась в омут. После этой мысли внезапно мое недовольство собой успокоилось, даже сон пришел. Стоило лечь, хотя бы потому что завтра придется с утра пораньше приводить в порядок лабораторию. После обеда у меня поставлена лекция у младших курсов. Им нужно хотя бы какие-нибудь алхимические инструменты и приборы показать.

Но только я устроилась удобнее, чтобы не повредить ожоги, как в дверь моей комнаты постучали — раз, а потом еще раз.

 — Астер, милочка, вы ж еще не спите? Я видела свет в окне… Пойдемте чаю выпьем перед сном. Неспокойно мне что-то, дорогая…

50. Эгиль

Я посмотрел на себя в крошечное зеркало и недовольно сжал губы. Красавец! Синяк под глазом наливался фиолетовым цветом, ссадина на скуле алела. Ругаться всеми словами, которые в голову придут, было нельзя: одну из коек в кабинете лекаря занимала маленькая девочка. И уже если она — слабая и серая от болезни — не жаловалась, то мне и подавно не стоило стонать. Боли особой не было, что я мало синяков в жизни получал? Лекарь ушел за примочкой и мазью, а мне оставил зеркальце, чтобы я полюбовался на свою первую рабочую травму. И с чего я решил, что способен выполнять обязанности помощника инструктора по ближнему бою? Из-за того, что раньше учился этому самому ближнему бою? Глупец! И понадобилось всего-то три дня, чтобы это понять.

Мастер Рольв — тоже хорош, улыбался, подбадривал, подсказывал. И в принципе я действительно неплохо провел первых семь спаррингов со старшекурсниками, а дальше, правда, руки трястись начали и перед глазами все слегка поплыло. Курсанты дорвались до возможности потыкать в преподавателя палками и радостно бежали на занятие. А на старшем курсе парней было почти что три десятка! Я как представил, что теперь меня вся эта толпа будет палками бить, то дрогнул. Вот правда. Но мастер смилостивился и быстро разбил группы на части. Пять человек в утра со мной отрабатывают бой, остальные десять разминаются подприглядом инструктора. На следующий день все повторялось, только с другой группой.

А ведь еще были средний курс и младший. А еще я, толком не успев переодеться, мчался на какое-либо занятие, чтобы вспомнить хотя бы что-нибудь из когда-то выученного. Один экзамен уже удалось сдать — с грамотой у меня проблем не было. Конечно, принц всегда может воспользоваться услугами секретаря или писаря, но некоторые письма, да хоть любовные послания, лучше писать своей рукой. И вряд ли какой женщине понравится, когда в ласковых красивых строках несколько дурацких ошибок!

В общем, Академия не просто ухватилась за меня, еще и тщательно пережевывала. Благо, завтра был мой первый выходной. Я всерьез планировал вернуться в поместье и посмотреть на результаты работы по его защите. Вот только не знал, удастся ли встать с утра. Усталость надвигалась как волна.

Вечером я читал книги, пока не засыпал. Даже мой огонь тлел очень слабо. Но как бы я ни фыркал, какую бы радость ни испытывал, проснувшись на целой постели, на простыне понемногу добавлялось коричневых прожженных пятен.

Синеглазку я встретил в первый же день и почувствовал странное беспокойство. На лице у нее были пятна, то ли ожог, то ли укус. Да и сама она выглядело потерянно и с какой-то грустью пила компот на ужин. Наверное, что-то произошло в лаборатории. Странные отметины еще раз подтверждали, что алхимия до добра не доводит! Подходить я к синеглазке не стал, но посочувствовал взглядом. Правда, когда она это заметила, то выражение ее лица изменилось — стало более закрытым и язвительным.

Ну что за женщина?!

Я покачал головой и отвернулся. И как к ней подступиться?

В следующие дни синеглазка не избегала меня, мы сталкивались взглядами в столовой, иногда во дворе. Она же порой внимательно следила за тренировками курсантов, прислонившись к стене левого корпуса. Я уже знал, что на первом этаже расположена алхимическая лаборатория и поэтому синеглазка так часто там мелькает, а не на третьем — где все учебные классы. К третьему дню я заметил, что изредка, поймав на себе ее взгляд, распрямлял плечи и напрягал мускулы рук. И ведь головой понимал, что поступал так же, как старшекурсники показушничают перед девчонками из столовой, но ничего поделать не мог. Точнее, не хотел.

Подойти же напрямую к синеглазке-алхимику времени у меня просто не было. Забежать в лабораторию на пару минут я мог еще, но чувствовал, что времени на разговор понадобится больше, гораздо больше. Поэтому мне оставалось только, как бы невзначай, переглядываться с ней и ловить удивленные, заинтересованные и откровенно ощупывающие меня взгляды. Было приятно. Курсантов шрамы не смущали, но я-то прекрасно понимал, что вряд ли какая женщина всерьез будет заглядываться на меня. Шрамы отталкивали.