Аколит в крови по локоть

Посидел, подумал, предпринял повторную попытку. На сей раз схема получилась куда подробней — помимо части абриса с направлением движения небесной силы и очерёдности служебных приказов, я указал примерный расход энергии на каждом из этапов и общую скорость сотворения аркана. Получилось неплохо.

Провозился так до самого ужина, но зато не только составил схемы всех изученных заклинаний, но и набросал несколько вариаций каждого, дабы отработать их впоследствии. Большую часть этих заготовок прямо тут же и сочинил, поскольку на бумаге всё сделалось как-то наглядней. Вот и потасовал приказы, прикинул, какие элементы чар можно усилить, а какие требуется ускорить.

Раньше бы такое даже в голову не пришло, но очень уж сильное впечатление кровавая искра произвела. Двойное сжатие, ну надо же!

Ещё подумалось, что на эффективность чар способны повлиять какие-то сущие мелочи, и чем выдумывать что-то самому, проще столковаться с другими начинающими тайнознатцами. Или даже просто поспрашивать у книжников: наверняка те описаниями арканов из-под полы приторговывают — надо только знать, к кому обратиться. Тот же Дарьян вполне может с этим помочь.

И всё бы ничего, но мой абрис был слишком куцым, а чем дольше я думал о его дальнейшем развитии, тем меньше нравился излишне перегруженный нимб. Слишком много узлов, слишком много боковых ответвлений. Для огня — может, и нормально, порчу же по нему толком не разогнать. А попытаюсь — непременно этот фрагмент перегружу или даже порву.

Тоже странно: по идее, чернота школы Пылающего чертополоха должна быть густой и вязкой, под стать моему фиолетово-чёрному проклятию. Или оранж разогревает её и разбавляет до такой степени, что и столь хлипкого нароста на оправе оказывается достаточно для полноценной работы с этим аспектом? Сомнительно как-то. Ну или у меня руки не из того места растут…

С непривычки разболелась голова, и я погрузился в медитацию, а сразу после ужина завалился спать, перед тем наказав коридорному разбудить на рассвете. Проснувшись от осторожного стука в дверь, откликнулся, уселся на кровати и первым делом восстановил схему своего предупреждающего неожиданные атаки аркана. Тот навалился вполне ощутимой тяжестью — ровно кирасу на себя нацепил.

Подумалось, что задействованную мной схему ещё улучшать и улучшать, но сейчас ничего менять не стал. Эта хотя бы в деле проверена.

Оделся я во всё старое, на голову нахлобучил выгоревшую парусиновую шляпу. В таком виде спустился на завтрак, в таком виде потопал прочь от конечной остановки дилижансов на северо-западной окраине Южноморска. Как пояснил возница, идти требовалось строго по прямой, никуда не сворачивая. Заблудиться тут было попросту невозможно, зато возникли сложности иного рода: вновь запросил каши левый сапог и стало как-то совсем уж немилосердно припекать поднявшееся в небо солнышко.

Недолго думая, я разулся и разделся, закинул сапоги и рубаху с курткой на плечо, так и зашагал дальше босиком и голым по пояс.

Зря-зря.

Первый нехороший звоночек прозвенел брошенным в спину камнем. Булыжник перехватила кровавая рука моего аргумента, и запустивший им мальчишка вроде как даже обмочился от испуга. Он с визгом бросился наутёк, следом прыснули по переулочкам и его приятели.

Тогда я только посмеялся да восполнил растраченную энергию, а вот когда на меня спустили цепного пса, стало уже не до смеха. Но — сдержался, хоть и терпеть не мог шавок. Ударный приказ лишь подкинул здоровенного кобеля да заставил его перекувырнуться в воздухе, обратно за ворота зверюга уползла самостоятельно. Хозяин мигом скрылся в доме, захлопнул за собой дверь. Нестерпимо захотелось наведаться к нему в гости и потолковать по душам, но не поддался искушению и лишь сошёл с дороги на обочину и зашагал вдоль высоченного дощатого забора, ведя по нему ладонью. Вымарал доски необработанной небесной силой — уже не прозрачной и даже не белой, а преломлённой в пурпур.

Гнилая полоса осталась что надо. Хана ограде.

Дальше меня вознамерился стегануть хлыстом возница катившей по дороге телеги, но его злобный гогот вмиг стих, когда вдруг отнялась правая рука. Сглаз вышел слабеньким — просто я как-то вдруг сообразил, что все встречные-поперечные принимают меня не за босяка даже, а за самого настоящего бродягу.

Мелькнула мысль одеться и обуться, но солнце жарило пуще прежнего, а отставшая подошва могла и не продержаться двадцати вёрст, да и злое упрямство накатило — так и продолжил свой путь, благо пригород уже остался позади. Дорога потянулась через поля, где лишь время от времени на глаза попадались окружённые фруктовыми рощами фермы, да уходили к деревенькам боковые съезды.

«Тут до меня никому дела не будет», — подумал я и ошибся.

Двое объезжавших угодья верховых направили лошадей наперерез, один отвязал от седла моток верёвки, другой гаркнул:

— Ну-ка стой!

Я остановился, сдвинул на затылок шляпу, улыбнулся.

— Прекрасный сегодня денёк, чтобы сдохнуть, не правда ли?

Слова продрали глотку, будто чистейшей небесной силой выдохнул, а когда сплюнул в дорожную грязь, слюна зашипела и потянуло гнилью.

Верховые извинились и погнали лошадей прочь. Ну а я решил, что хватит с меня на сегодня приключений и взялся отводить глаза всем и каждому, кто только попадался на пути. Попутно усиленно тянул в себя энергию, пытаясь развить ядро, поэтому очень скоро взопрел и пожалел, что не прихватил с собой фляжку.

Не подумал, черти драные! Лопухнулся!

В остальном же остаток пути никаких неприятных сюрпризов не преподнёс. Нет, они бы непременно случились, но отводить глаза простецам я наловчился на совесть, меня попросту не замечали. Ну или замечали, но теряли из виду, приблизившись. Это было даже забавней.

Некоторое время спустя поля изменились и стали куда ухоженней, на них начали попадаться группы работников. Обычно те копошились на немалом удалении от дороги и видны были только сгорбленные спины, но неизменно присутствовал там и тот, кто стоял прямо или прохаживался чуть в стороне, будто караульный или надсмотрщик. И поскольку опасаться вражеского нападения тут не приходилось, вариант оставался только один.

Кто работал в груботканых обносках, кто голым по пояс. И — возраст. Как вскоре удалось разглядеть, вкалывали на полях подростки. Ну а когда на глаза попались рывшие канаву юнцы с каторжанскими гирями на ногах, всё окончательно встало на свои места. Ни приютом, ни сиротской общиной здесь и не пахло. Меня направили в сельский работный дом!

Рыжуле там делать было решительно нечего — да она бы скорее в монастырь ушла, чем по доброй воле в этом противном каждому босяку заведении осталась! — захотелось развернуться и двинуться в обратный путь, но всё же сдержался и решил повидать местных заправил. В конце концов работные дома для того и созданы, чтобы отправленный туда бедолага не имел возможности убраться восвояси.

А ну как сюда кто из наших угодил?

Глава 25

14–10

На дорожной развилке я остановился и стряхнул с ног пыль, намотал портянки и обулся, заодно натянул рубаху и куртку, зашагал к ферме, огороженной высоким частоколом, поблёскивая нагрудным серебряным знаком урядника пластунов Мёртвой пехоты. Всё верно — не для того работные дома созданы, чтобы любой мог прийти туда и забрать нужного человека. Придётся быть чертовски убедительным, чтобы удалось провернуть эдакий трюк.

Мог бы и прошмыгнуть к баракам мимо скучавшего на воротах сторожа, но подошёл и спросил:

— Чёкак?

Крепенький дядька аж на месте подпрыгнул, воззрился на меня, даже глаза протёр.

— Ты откуда это…

Его рука потянулась к дубинке, и я окончательно сбил его с толку вопросом:

— Старшойгде? — Попутно перехватил взгляд, надавил на дух, и рука мужичка безвольно обвисла. — Такгде?

Сторож обернулся и левой рукой указал на двухэтажный дом, выстроенный неподалёку от ворот, после вцепился в правое плечо и принялся его разминать. Я двинулся в указанном направлении, но не успел преодолеть и половины дистанции, как нагнал резкий свист.