Аколит в крови по локоть

— Ты проклят! — плюнула она в меня. — Проклят и сдохнешь!

Повеяло вонью лошадиного пота и раскалённой солнечным жаром пылью, меня передёрнуло, но не растерялся и вытолкнул из ядра малую толику небесной силы, прогнал её по телу, размывая наведённую порчу и собирая ту в ядовитый комок, а после вытолкнул из себя вместе с плевком. Глотку продрало огнём, зато наполненная тёмной магией слюна прожгла платье ведьмы, она взвыла и принялась рвать на себе одежду.

Любоваться этим представлением я благоразумно не стал, убрался подобру-поздорову. Пока топал по дощатым тротуарам, окончательно вытравил все затронувшие дух искажения, а обдумать полученные сведения засел в средней паршивости забегаловке, заодно там и перекусил. Впрочем — наоборот. В первую очередь всё же перекусил, поскольку думать было особо не о чем. Посидел-посидел, да и отправился к Соловьиному мосту.

Глава 24

14–9

Округа та оказалась далеко не из пропащих, а нужный мне двухэтажный особнячок так и вовсе был приличней некуда, даром что его стиснутый соседними зданиями фасад шириной не достигал и четырёх аршинов. Для начала я прошёлся по переулку, но ничего толкового не узнал. Намеренно никто не запирался, да и спустить с крыльца докучливого тайнознатца смельчаков не нашлось, просто одних дома не застал, другие здесь позапрошлой осенью ещё не жили, а третьи ничегошеньки не слышали и не видели.

Были такие да съехали. Конец истории.

Лука представился Жугой из Высокореченска, Рыжуля стала Милой, остальных и не запомнили вовсе. Впрочем, сразу несколько человек рассказали о шумной ночной ссоре, после которой мои дружочки запропали неведомо куда, а толстуха из дома напротив готова была поклясться, что тогда не обошлось без стрельбы. Сердце будто ледяная рука стиснула, не особо порадовало даже заявление о том, что не случилось в тот раз ни убитых, ни раненых.

— Квартальный молодчиков своих прислал округу прочесать, да только к тому времени их уже и след простыл! — махнула тётка полной рукой. — Ищи ветра в поле!

— И не нашли? — уточнил я, начиная понимать, с какой стати решил закругляться с розысками Кожич.

— А я о чём же? — фыркнула толстуха. — Как в воду канули!

По её совету я наведался к приглядывавшему за домами на этой улице смотрителю и вот с этим старичком общение получилось несказанно плодотворней.

Впрочем, поначалу тот смерил меня придирчивым взглядом и настороженно спросил:

— А ты сам кто будешь, мил человек? Не прими на свой счёт, но зачастила к нам шантрапа всякая! Так и шастают!

Речь наверняка шла о фургонщиках, на которых я нисколько не походил, так что привычно уже соврал:

— Братья мы с Жугой. Двоюродные. Он, как осиротел, сюда из Высокореченска в поисках лучшей жизни перебрался и кучу мелюзги с собой забрал. Я тогда уже за морем лямку тянул, получил от него весточку об этом, а дальше как отрезало.

Старичок-смотритель покивал, но никак на мои слова не отреагировал.

— Вернулся и походил, людей поспрашивал, — продолжил я. — Одни о ссоре какой-то толкуют, другие и вовсе о стрельбе!

— Была стрельба, — кивнул дедок, с важным видом огладив бородку. — Штук пять пуль в двери и стенах зашпаклевать пришлось. Надо понимать, братец твой со второго этажа отстреливался, когда засов выбили. Ладно хоть ещё плата за месяц вперёд внесена была, не в убытке остался…

У меня вновь пробежал по спине холодок.

— Засов выбили — это к ним вломился кто-то?

— Похоже на то, — подтвердил старик. — По горячим следам облаву учинили — так ни тел, ни даже крови не сыскалось. Убёгли они, надо понимать. На втором этаже окно распахнутым осталось, вот из него на задний двор спрыгнули и убёгли.

Я задумчиво кивнул.

— И не объявлялся больше никто?

— Какой! Все пожитки бросили! Полгода в кладовке лежали, пока старьёвщику не сдал. Хотя… — Дедок поскрёб лысину. — Уже после старуха моя сказывала, будто видала на рынке тех девчонок. Мол, одна из них в падучей забилась, и вроде бы большой переполох случился. Даже монахини вмешались, чуть ли не с собой их забрали, но тут уж за что купил, за то продал. Моя сплетницей была, каких свет не видывал!

— Была?

— По зиме преставилась.

Мне бы сочувствие выказать, но жалел я сейчас исключительно об упущенной возможности потолковать с этой сплетницей и вызнать детали случившегося. Но что девчонок видели позже — это хорошие новости. И — монахини. Тут уже было с чем работать.

Именно поэтому, распрощавшись с дедком, я не отправился на местный рынок, а вместо этого перешёл по Соловьиному мосту и двинулся прямиком к центру. Черноволосого мальчишку-фургонщика приметил ещё в начале своих блужданий по округе — сбросить его с хвоста не составило бы никакого труда, но я усомнился, что обозлённый Кожич послал сюда одного-единственного мальца, и решил провериться. А когда вскорости обнаружил ещё парочку топтунов, то метнулся в переулок, проскочил через проходной двор, отвёл глаза страховавшему соглядатаев молодчику и затерялся в глубине квартала. Оторвался и никого за собой в епископскую канцелярию не привёл.

Ну а там пришлось добрых полчаса дожидаться, пока отца Шалого уведомят о моём желании с ним пообщаться.

— Чего тебе опять? — хмуро спросил священник. — Утомил!

— Я кое-кого ищу и готов заплатить за содействие. Дам немного, но так и труд невелик — архивы прошерстить. Есть у вас тут служки, которым подработка интересна?

— Труд невелик — архивы прошерстить? — мрачно глянул на меня Шалый. — Да ты шутник! — Но он всё же сменил гнев на милость и с тяжёлым вздохом уточнил: — Что за публика интересует?

— Босяки малолетние, — заявил я, тем самым собеседника изрядно удивив. — Вроде бы их монахини с улицы увели.

— Из какого ордена? — уточнил священник, а когда я не сумел ответить на этот вопрос, закатил глаза и позвал за собой: — Идём!

Мы поднялись на второй этаж, там Шалый без стука распахнул одну из дверей и зашёл в кабинет, за столом в котором восседал его круглолицый и чрезмерно тучный собрат. Волос у того на макушке почти не осталось, их неровные пучки сохранились лишь за ушами и на затылке. На груди — бляха с кулаком, сжимавшим разорванную цепь кандалов, точь-в-точь как у отца Истого.

— Собрат, тут по твоей части проситель, — указал на меня Шалый. — Прими в частном порядке. — Он ухмыльнулся и многозначительно добавил: — Мимо кассы!

Хозяин кабинета благосклонно кивнул.

— Присаживайся! — А когда Шалый отправился восвояси, выжидающе улыбнулся: — Слушаю, молодой человек!

Я вкратце изложил цель своего визита, и священник досадливо поморщился.

— Единого реестра малолетних бродяжек никто не ведёт, так что быстрого результата не жди. С другой стороны, сиротских приютов при монастырях не так много, за седмицу управимся. — И он вдруг гаркнул так, что аж зазвенело в ушах: — Брат Резкий!