Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

правилась своенравно-жестоко: в двух скромных, любов­

но изданных книжках — лишь первые робкие запевы,

лишь народился в рассветном тумане очерк несомненно­

го дарованья.

Не знаю, был ли Блок близок с Поляковым 1, кото­

рый вообще держался особняком, изучая Гете и увлека­

ясь блестящими комментариями к Пушкину безвременно

погибшего Б. В. Никольского; но с Л. Семеновым он

был дружен 2.

Задумчивый, словно прислушивающийся к какому-то

тайному голосу, Блок, неизменно спокойный, но всегда

готовый улыбнуться и откликнуться на веселую шутку

и острое слово, и Семенов, живой, непостоянный, волную­

щийся и мечущийся в поисках новых ощущений: от «Но­

вого пути» — к декадентским детищам московских меце­

натов, от великосветского салона — к социал-демократии,

от К. Маркса — к Л. Толстому, из семинария по класси­

ческой филологии, где вдохновенно плакал о разлуке

Гектора с Андромахой поэт и ученый Ф. Ф. З е л и н с к и й , —

в деревенскую избу, на пашню. А далее — женитьба на

крестьянке и безвременная смерть...

«Типично русская натура» — не то досадуя, не то

402

любовно восхищаясь, сказал мне однажды о Семенове

Зелинский, у которого покойный поэт работал недолю,

но упорно, увлеченный своим блестящим руководителем...

Насколько Семенов разбрасывался, не останавливаясь

ни на чем и жадно вбирая острые и яркие впечатления

жизни, настолько Блок был методичен в своей работе и,

я сказал бы — в своих исканьях.

Но вдвоем они дополняли друг друга каким-то неуло­

вимым духовным сродством, своего «лица необщим выра­

женьем» 3, резко выделяясь из студенческой массы.

С прирожденно-державным взглядом «сероглазого ко­

роля» 4, с прекрасными вьющимися волосами, задумчи­

вый и медлительно важный, Блок был что Аполлон —

в ловко сшитом мундире русского студента; а рядом

с ним — стремительный Меркурий, гордо несущий поро­

дистую темнокудрую г о л о в у , — Меркурий по свойственной

ему лукавой насмешливости, в подражание маскирован­

ному Фебу решивший тоже п о щ е г о л я т ь , — изумляя «кол­

лег» и поддразнивая « т о в а р и щ е й » , — в изящной новень­

кой тужурке «царского сукна»...

Но веселого вестника богов не спасла его окрыленная

напевами душа: он затонул в пучине российской трясины,

привлеченный обманчивой красотою ее болотных цветов;

но и утопая, не изменил себе — дал смертным последнее

представленье из жизни никчемных русских интеллиген­

тов, обернувшись на прощанье не то «народником», не

то «толстовцем»...

А величавый Аполлон пошел дальше по цветущей

земле с золотою кифарой за стройными плечами, и

Несколько занес нам песен райских,

Чтоб, возмутив бескрылое желанье

В нас, чадах праха, после улететь... 5

В 1905 году Блок был уже определившимся певцом

Прекрасной Дамы, которая пришла из романтически-за­

думчивых далей, от нездешних берегов поэзии Жуковско­

го, Тютчева и Вл. Соловьева.

Но, всегда сдержанно-гордый и замкнутый, он был

поэтом для друзей, а для товарищей по университету

лишь «студентом Блоком»; даже в тесном кругу филоло­

гов-словесников его мало кто знал как поэта, а многие

из «знавших» были враждебны.

Помню, как один из печальников горя народного воз­

мущался Блоком:

403

— Помилуйте, Блок оскорбляет русскую женщину!

Он пишет, что «в сердце каждой девушки — альков» 6.

Хриплый баритон сурового цензора звучал убежденно,

речь дышала искренним негодованием.

Блок добросовестно работал у всех профессоров сла­

вяно-русского отделения, согласно «Правилам о зачетах»,

но особое внимание уделял двум: А. И. Соболевскому и

И. А. Шляпкину.

А. И. Соболевский читал в наши годы ряд разнооб­

разных курсов: «русский исторический синтаксис»,

«древнецерковнославянский язык», «история русского язы­

ка», «русская диалектология», «славяно-русская палеог­

рафия»; кроме того, он вел на дому и в университете

практические занятия по летописи, обнаруживая порази­

тельную начитанность в области древних памятников и

увлекая нас блестящим остроумием своих конъектур

при анализе летописного текста.

Соболевский не терпел «налетчиков» — случайных по­

сетителей — и расправлялся с ними на лекциях круто и

не стесняясь; но зато около него всегда группировалось

двадцать—двадцать пять человек, работой которых Алек­

сей Иванович руководил внимательно и любовно и ос­

тавил по себе благодарную память. Каждый участник его

семинария обязан был представить реферат на одну из

многочисленных тем, которые Соболевский раздавал в

начале з а н я т и й , — по анализу языка. Докладчик сменял

докладчика: от «Супральской рукописи» мы переходили к

«языку Ал. Толстого», от «стиля и языка К. Рылеева»

к такому же разбору «Жития протопопа Аввакума».

Блок остановился на теме «язык Александрии русских

хронографов» и выполнил свою работу с присущей ему

отчетливостью: скупой на похвалы и крайне требователь­

ный Соболевский признал труд Блока превосходным 7.

...И. А. Шляпкин умер в лютые годы военного без­

временья.

Будущий историк б. императорского Санкт-Петербург­

ского университета, так же как историк русской литера­

туры и русской общественности, внимательно остановится

на этой своеобразной и красочной фигуре. Сын крестья­

нина, до конца дней сидевший на своем «наделе» в Бело-