Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

ностью, получилась все же неожиданной и далекой от

надоевшей повседневности. Во время перерыва я услы­

шала, как Блок сказал кому-то: «Зодчий и его дочь —

это кадеты». Я рассмеялась про себя, потому что мыслен­

но поставила рядом с образом Зодчего думского говоруна

в визитке. Тогда я еще не привыкла к отображению дей­

ствительности в стихах Блока. Всякий действительный

факт преображается в его творчестве. Такое же недоуме­

ние вызвала у меня другая фраза Блока, тоже в самом

начале знакомства. Разговор зашел о стихотворении

«В голубой далекой спаленке твой ребенок опочил...»

Я спросила: «Ребенок умер?» — и получила ответ: «Мать

его задушила». Помню, что у меня вырвалось: «Не может

быть! Тут нет убийства!» Александр Александрович

412

улыбнулся и сказал: «Ну, просто умер, можно и так».

Несомненно, что в данном случае какое-то происшествие

из газет попало в мир блоковской поэзии и было выра­

жено таким образом 8.

После небольшого перерыва, во время которого об­

суждалась прочитанная пьеса 9, автора и других поэтов

попросили опять читать стихи. На этот раз Блок прочи­

тал «Незнакомку» 10. H. Н. Волохова была тут, не подо­

зревая, что сама явится ее воплощением 11. «По вечерам

над ресторанами...» имело наибольший успех. Этот вечер

можно считать началом тесной дружбы Александра Бло­

ка с небольшой группой актеров, которая впоследствии

принимала участие в его «снежных хороводах»: H. Н. Во­

лохова, Е. М. Мунт, В. В. Иванова, В. П. Веригина,

В. Э. Мейерхольд, Б. К. Пронин, позднее А. А. Голубев,

Случилось это, вероятно, потому, что мы больше всех

других хотели постоянно соприкасаться с миром Блока,

относились ко всему, что было связано с ним, с наиболь­

шим азартом. Я вспоминаю Александра Александровича

в черном сюртуке, торжественного, но без всякой напы­

щенности, и с ним рядом Городецкого — славного, во

всем настоящего, веселого, изобретательного и ориги­

нального. От него веяло «древними поверьями» 12, сла­

вянской Русью. Эти оба стали сразу близкими, быть мо­

жет, оттого еще, что они были самыми молодыми.

Поэтов и художников приглашали не только в гости,

но и на генеральные репетиции. После первого представ­

ления «Гедды Габлер» все собрались в фойе театра 13.

Потом мы уже небольшой компанией начали собираться,

по субботам, у Веры Викторовны Ивановой.

ПОЭТ И ТРИ АКТРИСЫ. ШУТКИ И СЕРЬЕЗНОЕ

К нашим сказкам, милый рыцарь,

Приклоните слух...

И влюбленность звала — не дала отойти от окна,

Не смотреть в роковые черты, оторваться

от светлой мечты.

А. Блок

К нам в театр чаще других поэтов приходил Блок и

каждый раз появлялся в нашей уборной. Волохова, Мунт

и я гримировались в общей уборной. Обычно он проводил

413

в антракте некоторое время внизу, перехваченный Мейер­

хольдом или Ф. Ф. Коммиссаржевским. Несмотря на мо­

лодость, Александр Александрович всем импонировал, все

дорожили его словами, его мнением. Иногда он разгова­

ривал с Верой Федоровной и затем сейчас же отправлял­

ся наверх. Мы встречали его с неизменной приветливо­

стью, хотя и не так почтительно, как те, внизу. Я угадала

как-то сразу за плечом строгого поэта присутствие его ве­

селого двойника, который мне стал так близок. Не знаю,

когда и как это случилось, но очень скоро у нас устано­

вилось особое юмористическое отношение друг к другу.

На длинном узком столе — три зеркала, перед каждым

по две лампы, на белой клеенке грим, пуховки, лапки,

растушевки. Если шла пьеса Юшкевича «В городе» —

за столом сидели: Дина Гланк с лицом врубелевского

ангела (Волохова), большеглазая Ева с голубоватым тоном

лица (Мунт) и безумная Элька, вся в ленточках (Вери-

гина). Если шла «Сестра Беатриса» — тут были игу­

менья и три голубых монахини (третья — В. В. Ивано­

ва). В вечер «Балаганчика» — голубая средневековая

дама, розовая маска и черная маска в зловещем красном

уборе и черно-красном костюме. Мы подправляли грим,

перебрасываясь словами. В дверь стучали, появлялась

высокая фигура поэта.

Раздавалось звенящее: «А-а-а!» — приветствие Мунт.

Волохова молча улыбалась своей победной улыбкой. Блок

почтительно целовал руку у моих подруг, затем здоро­

вался со мной, отчеканивая слова: «Здравствуйте, Вален­

тина Петровна!» (Ударение делалось на первом слове.)

У этой фразы был неизменно задорный оттенок. Между

нами как бы произошло соглашение. При каждой встре­

че посмотрим друг на друга быстрым, ускользающим

взглядом и потянется цепь смешных слов.

На генеральных репетициях и первых представлениях

Александр Александрович прежде всего высказывал свое

мнение о постановке, о нашей игре, затем уже шла бол­

товня — вдохновенный вздор, как я это называла. Во

время рядовых спектаклей мы не говорили о пьесах и

вообще не вели никаких серьезных разговоров. При звуке

колокольчика спускались вниз. Александр Александрович

шел за нами и иногда оставался у двери, ведущей на

сцену, дожидаясь, когда кто-нибудь освободится. Тут

говорили шепотом; часто к нам присоединялся Мейер­

хольд и другие актеры или кто-нибудь из художников.

414

Больше всего, особенно первое время, Блок говорил

со мной, и H. Н. Волохова даже думала, что он приходит

за кулисы главным образом ради Веригиной, но однаж­