Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
О, как паду — и горестно и низко,
Не одолев смертельные мечты!
Как ясен горизонт! И лучезарность близко.
Но страшно мне: изменишь облик Ты 10.
4
В 1900 году умер Владимир Соловьев. Именно в это
время некоторым молодым людям открылась его мистика
и его поэзия — поэзия Софии. Андрей Белый написал
свою вторую «Симфонию», всю овеянную мистикой Со
ловьева, с грезами Мусатова о «Жене, облеченной в
солнце», со старцем Иоанном, с весенним Новодевичьим
монастырем.
23
особенно важно, что мои стихи будут помещены в
московском сборнике 11, — оттого, что ваша Москва чи
стая, белая, древняя, и я это чувствую с каждым
новым петербургским вывертом Мережковских и после
каждого номера холодного и рыхлого «Мира искусства».
Наконец, последний его номер ясно и цинично обна
ружил, как церемонно расшаркиваются наши Дягилев,
Бенуа и проч. и как, с другой стороны, с вашей, действи
тельно страшно и до содрогания «цветет сердце» 12 Андрея
Белого. Странно, что я никогда не встретился и не обмол
вился ни одним словом с этим до такой степени близким
и милым мне человеком. По Москве бродил этой осенью
и никогда не забуду Новодевичьего монастыря вечером.
113
Ко всему еще за прудами вились галки и был «гул желез
ного пути» 13, а на могиле 14 — неугасимая лампада и ли
лии, и проходили черные монахини. Все было так хорошо,
что нельзя и незачем было писать стихи, которые я тщет
но пытался написать тут же».
В этот период у Блока несомненно было нечто от под
линной мистики Соловьева, стихи его были полны лазу
ри, света и белизны лилий. <...>
5
В марте 1903 года я получил от Блока радостное
письмо. Оно звучало как вариант к его стихам:
Вот они — белые звуки
Девственно-горних селений...
Девушки бледные руки,
Белые сказки забвений... 15
Блок писал: «Тебе одному из немногих и под непре
менной тайной я решаюсь сообщить самую важную вещь
в моей жизни. Я женюсь. Имя моей невесты — Любовь
Дмитриевна Менделеева. Срок еще не определен, и не
менее года» 16.
В следующем письме, где он просил меня быть у него
шафером, Блок писал: «Радостно упрекать друг друга в
«несвоевременном» (как полагают!) «прерафаэлитстве»
(как говорят!). Но дело в том, что
Суровый Дант не презирал сонета,
В нем жар любви Петрарка изливал,
Его игру любил творец Макбета 17
и многое другое все о том же... Тихий белый цвет, падаю
щий с весенних яблонь, дает о себе весть».
Лето этого года Блок тихо проводил в Наугейме, с ма
терью, лечившейся от болезни сердца. Там написано пре
лестное стихотворение «Скрипка стонет под
горой».Свадьба была назначена на 17 августа. Я писал, что
по некоторым обстоятельствам не могу быть. Блок при
слал мне огорченное и ласковое письмо 18. В последние
дни дела сложились так, что я поехал.
Вечером 15 августа я неожиданно вошел в гостиную
шахматовского дома, где Блок сидел с матерью и други-
114
ми родными. На пальце его уже блестело золотое кольцо.
На другой день мы вдвоем с ним поехали в соседнее
имение Менделеевых Боблово, где жила невеста Блока.
Любовь Дмитриевна встретила нас на крыльце и пока
залась мне олицетворением стихов:
Месяц и звезды в косах,
Выходи, мой царевич приветный 19.
Ее кузины убирали балкон зеленью. В крепко строен
ном доме Дмитрия Ивановича Менделеева мы обедали.
Я сидел недалеко от великого химика, и мне как-то
странно было видеть в натуре лицо, столь известное по
картинкам в журналах. Рядом со мною сел шафер
невесты, молодой польский граф Развадовский, которого
Блок называл «петербургским мистиком». Мы сразу с
ним сошлись. Оба мы были настроены крайне ортодок
сально и враждебно к новому религиозному движению,
которое возглавлялось тогда Розановым и Мережковским.
Граф был вегетарьянец. Д. И. Менделеев начал критико
вать вегетарьянство. «Нельзя есть живое! — иронически
говорил о н . — Ну, а рожь, разве не живое?» Затем он на
чал смеяться над метафизикой. Он плохо видел, и сын
читал ему вслух историю древней философии. Дмитрий
Иванович в первый раз узнал системы Пифагора и
Платона, и все это ему казалось порядочными глупостя
ми. Развадовский отмалчивался, иногда возражал тихо и
сдержанно. «Главное — с м и р е н и е , — говорил он мне
в п о л г о л о с а . — Надо не выделяться, быть незаметным,
сливаться с окружающей средой».
Уже стемнело, когда подали лошадей. Блок, низко
поклонившись, поцеловал руку своей невесте, и мы отъ
ехали. Еще раз, в эту знаменательную для него ночь, ехал
он через тот лес, через который привык проезжать вер
хом, глухою ночью. Ведь его роман начался очень давно,
в лето после окончания им гимназии.
На другой день я приехал с розовым букетом к неве
сте, чтобы везти ее в церковь. «Я г о т о в а » , — сказала Лю
бовь Дмитриевна и поднялась с места. Я ждал у дверей.
Начался обряд благословения. Старик Менделеев быстро
крестил дочь дряхлой, дрожащей рукой и только повто
рял: «Христос с тобой! Христос с тобой!»
Наш поезд двинулся.
115
Священник церкви села Тараканова был, по выраже
нию Блока, «не иерей, а поп», и у него бывали постоян