Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
сноп настоящих свежих цветов. Лаэрт, король и короле
ва, актеры и зрители одновременно, устремлены взорами
к ней; из уст Лаэрта раздается:
Тоску и грусть, страданья, самый ад —
Все в красоту она преобразила.
2
Роль Офелии удалась. И мы знаем: в стихах этого
1898 года Блок много раз вспоминает это имя. <...>
Зимой он встречается с Менделеевыми в Петербурге,
там собирается та же шумная театральная труппа, и в
один из веселых вечеров,
шутить и подурачиться, написали все вместе, во главе с
Блоком, «Оканею», драму в двух актах, действие коей
происходит на планете Венере. Оканея — имя героини.
Драма полна комических неожиданностей, написана
незамысловатыми стихами; действуют в ней влюбленные
герои и героини, духи и ведьмы. Пьесу эту вся менделе
евская молодежь знала наизусть и собиралась ставить.
5*
131
Сколь она ни малозначительна (она не напечатана, и
вряд ли нужна она печати), но связь ее с шекспировским
театром — очевидна. Особенно со «Сном в летнюю ночь»:
те же неожиданности и нелепости, комическая влюблен
ность и духи 3.
Кроме «Гамлета», летом 1898 года сыграны были также
сцены из «Горя от ума». Любительский выцветший сни
мок хранит память об этом тоже весьма незамысловатом
спектакле. Балконная скамеечка, за нею горшок комнат
ных цветов: на скамейке Чацкий в студенческой тужурке
(лишь пуговицы изменены), с воротничками и галстуком
совсем не грибоедовских времен; молодая, веселая полу
улыбка на молодом лице — это Блок в «Горе от ума». Ря
дом Софья в более выдержанном стиле этой эпохи, при
ческа и костюм двадцатых годов, и сзади горничная
Лиза, наклоненная к своей барышне. Снимались в Боб-
лове на балконе, дня через два после спектакля.
Судя по стихам той поры, эти грибоедовские сцены не
произвели такого впечатления на Блока, как сцены шекс
пировские. Да и готовились к ним не так, как к «Гамле
ту», с меньшим подъемом.
На следующее лето, 1899 года, внимание актеров
останавливается на Пушкине. Эта столетняя годовщина со
дня рождения великого поэта, которая праздновалась по
всем городам и селам России, нашла также свой отклик
и в Боблове: задумали постановку пушкинских вещей.
Те же маленькие снимочки 9 на 12 передают нам молодо
го поэта в роли Самозванца, у ног Марины, в обличии
Барона, с монетой в руке у сундучка с деньгами, и, нако
нец, Дон-Жуаном, стоящим у кресла Донны Анны. Опять
та же простота в костюмах, особенно в костюме Дон-Жу
ана, который дан по внешности весьма примитивно, с явно
накладными усами и в одежде, только что снятой с Са
мозванца и тут же наскоро пригнанной к роли. (Это был
голубой атласный кунтуш, отделанный
серебром, специально сшитый мамой и тетей для роли Лжедмитрий.)
Воспоминание о «Каменном госте» хранит еще сле
дующий совсем деревенский анекдот: Командора играл
один из крестьянских подростков, и его появление, пере
одетого и напудренного, в самом драматическом финале
этой маленькой пушкинской трагедии вызвало ремарку
из публики: «Вишь, Ваньку-то мукой намазали». Взрыв
хохота, Донна Анна лежит в обмороке, потрясаемая
смехом, и бедный Дон-Гуан не знает, что ему делать:
132
смеяться ли вместе со всеми или трагически умирать на
подмостках.
Сцена у фонтана была внешне обставлена блестяще.
Один юный инженер, из партии враждебной бобловскому
театру, решил показать свое искусство: устроил на сцене
настоящий фонтан, который бил и играл при свете луны,
на фоне настоящих деревьев.
Но и здесь не обошлось без помехи. Когда поднимался
занавес, то он занес с собой вверх несколько травинок
(сцена была усыпана свежей травой), это мешало смот
реть, так как сцена была довольно низкой. И Дмитрию
все хотелось сделать такой жест, чтобы задеть как бы
нечаянно эту траву и смахнуть ее. Это отвлекало и ме
шало играть. И еще одно обстоятельство портило дело.
Однажды на репетиции Блок оговорился:
Монашеской неволею скукчая.
Поднялся смех, хохотал и он сам. Но всякий раз, дой
дя потом до этого места, он или останавливался, ИЛИ го
ворил «скукчая». На спектакле эту строчку он сказал на
рочно потише, чтобы не попасть впросак.
Одним словом, в этом Пушкинском вечере было не
без приключений, которым всегда полагается быть на
любительской сцене.
Играли в Боблове и на третье лето, 1900 года, но
Блок уже охладевал к этим затеям, почитая себя несколь
ко выросшим. В мае 1900 года он, видимо, под влиянием
возвращения в деревню, в Шахматово и Боблово, вспо
минает пережитое в третьем году уже как отошедшее:
Близка разлука. Ночь темна. 7,5
А все звучит вдали, как в те младые дни:
Мои грехи в твоих святых молитвах,
Офелия, о нимфа, помяни.
И полнится душа тревожно и напрасно
Воспоминаньем дальним и прекрасным.
У Менделеевых ставят сцену из «Женитьбы», он не
участвует, так как идут лишь женские роли. Затем в те
чение двух месяцев репетируют «Снегурочку», но не до
водят до конца. Блок — в роли Мизгиря, Любовь Дмит
риевна — Снегурочка. В это третье лето Александр Алек
сандрович играл только в водевиле «Художник Мазилка»,