Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
рывала от умения изящно одеваться: всего более шло к
ней белое, но хороша она была также и в черном, и
в ярко-красном. Белый дарил ей розы, я — лилии. Пора
жало в ней отсутствие всякого style moderne. Она была
очень милой и внимательной хозяйкой. Блок бегал в угло
вую лавочку за сардинками, Любовь Дмитриевна разли
вала великолепный борщ.
Днем я водил Блоков по кремлевским соборам, мы
ездили в Новодевичий монастырь. Мы бродили между мо
гил Новодевичьего монастыря в морозный, голубой ян
варский
собор был белый, полукруги икон под куполом — из ясной
бирюзы с золотом. Мы долго смотрели на эти иконы.
Визжал дикий ветер января, крутя снежинки. Блок го
ворил: «Особенно хороши эти иконы через дерево» (вы
сокие, обнаженные дерева колыхались перед храмом).
Наступала морозная, рдяная заря. Мы, иззябшие, возвра-
118
щались в город, на Спиридоновку. Вечером — интимное
собрание в доме Марконет с Белым или вывоз в свет
петербургских гостей.
Во дворе дома Марконет, во флигеле, жил одинокий
старичок Владимир Федорович Марконет, учитель истории
в отставке, на пенсии. Русское добродушие сочеталось в
нем с веселостью и галантностью француза. Он сразу стал
поклонником Блоков, не без кавалерства раскланивался
перед Любовью Дмитриевной и каждый день забегал к
нам со двора, чтобы бросить несколько шуток. Блок вспо
минал его потом в письме: «Бывало, пройдет за окном Вла
димир Федорович в высокой шапке». Любовь Дмитриевна
собиралась вышить ему подушку, но так и не собралась...
Казалось, нам с Блоком и Белым открывается дол
гий путь втроем, заключался прочный триумвират. А в
действительности это была вспышка перед концом...
8
В январе Блок вернулся в Петербург завзятым моск
вичом. Петербург и Москва стали для него символами
двух непримиримых начал. Все в Москве ему нравилось:
и Белый, и Брюсов, и Рачинский, а Петербург продол
жал олицетворяться «астартическими» Мережковским и
Гиппиус. Но если раньше он писал о Москве «белая,
древняя», то теперь из Петербурга она представлялась
ему «розовой». Вообще белые краски исчезали с его
палитры, заменялись розовыми, чтобы скоро погаснуть в
черно-фиолетовых сплавах, в диком врубелевском колори
те. Вскоре после возвращения в Петербург Блок написал
длинное стихотворение 24, где изображалась борьба
Петербурга с Москвой, антихриста Петра с патроном
Московской Руси св. Георгием Победоносцем, кончающая
ся победой «светлого мужа» и явлением «Девы алых
вечеров». Блок остался недоволен этим стихотворением,
находил его искусственным и наивным. Вот некоторые
строфы:
Вдруг летит с отвагой ратной
— В бранном шлеме голова —
Ясный, кроткий, златолатный,
Кем возвысилась Москва.
Ангел, мученик, посланец
Поднял звонкую трубу.
Слышу коней тяжкий танец!
Вижу смертную борьбу!
119
Светлый
муж ударил деда!Белый — черного коня!
Пусть последняя победа
Довершится без меня.
Я бегу на воздух вольный,
Жаром битвы упоен.
Бейся, колокол раздольный!
Разглашай веселый звон!
Чуждый спорам, верный взорам
Девы алых вечеров,
Я опять иду дозором
В тень узорных теремов.
Не мелькнет ли луч в светлице?
Не зажгутся ль терема?
Не сойдет ли от божницы
Лучезарная сама?
По приезде в Петербург Блок нашел письмо из-за гра
ницы от графа Развадовского, которое выписал мне це
ликом. Граф между прочим писал: «L'homme propose,
Dieu dispose *. К сожалению, нам не пришлось увидеть
ся. Случилось мне, что я покинул Петербург, и, веро
ятно, навсегда. Петербурга я не люблю, и мне его не
жаль. Слишком в нем много холода, много эгоизма. А
я все искал в людях сердца... Запад мне гораздо бо
лее по душе, чем Восток... Через месяц едем в Рим.
Что делает «Новый путь», что Мережковский, что
Розанов и их последователи? Расширяется ли власть
тьмы?»
Брюсов, с которым Блок познакомился в Москве 25,
произвел на него потрясающее впечатление. Брюсов был
в зените своего таланта, он читал свои новые стихи «Конь
блед» и старые «Приходи путем знакомым». Напев хо
реев «Конь блед» заметен в стихотворении Блока «Утром,
когда люди старались не шевелиться», «Жду я смерти
близ денницы» Блок сам назвал «Подражанием», разу
мея «Приходи путем знакомым». Вообще в этот период
Блок подошел к Брюсову как в темах, так и в ритмах
своей поэзии. Когда я написал ему небольшую сравни
тельную характеристику его поэтических приемов и при
емов Брюсова, он мне отвечал: «Я совершенно не могу
надеяться вырасти до Брюсова, даже теперешнего. А что
* Человек предполагает — бог располагает ( фр. ) .
120
будет его будущая книга! Буду ждать с восхищением и
надеждою».
И в том же письме: «Чувствую, что тут наступает что-
то важное для меня, и именно после наших мистических
встреч в Москве. Во всяком случае могу формулировать
(донельзя осторожно) так: во мне что-то обрывается а
наступает новое в положительном смысле, причем для
меня это желательно, как никогда прежде. Я чувствую
неразрывную связь с Мережковским только как с про