Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

тягивалась. Мы «случайно» оказывались рядом. Помол­

чать рядом в «сказочном лесу» несколько шагов — это

было самое красноречивое в наших встречах. Даже крас­

норечивее, чем потом, по выходе из леса на луговины

соседней Александровки, переправа через Белоручей —

быстрый, студеный ручей, журчащий и посейчас по раз­

ноцветным камушкам. Он не широк, его легко перепрыг­

нуть, ступив один раз на какой-нибудь торчащий из воды

большой валун. Мы всегда это легко проделывали одни.

143

Но Блок опять-таки умудрялся устроиться так, чтобы без

невежливости протянуть для переправы руку только мне,

предоставляя Суму и братьям помогать другим барыш­

ням. Это было торжество, было весело и задорно, но в

лесу понятно было большее.

В «сказочном лесу» были первые безмолвные встречи

с другим Блоком, который исчезал, как только снова на­

чинал болтать, и которого я узнала лишь три года

спустя.

Первый и единственный за эти годы мой более сме­

лый шаг навстречу Блоку был вечер представления «Гам­

лета» 13. Мы были уже в костюмах Гамлета и Офелии,

в гриме. Я чувствовала себя смелее. Венок, сноп полевых

цветов, распущенный напоказ всем плащ золотых волос,

падающий ниже колен... Блок в черном берете, в колете,

со шпагой. Мы сидели за кулисами в полутайне, пока го­

товили сцену. Помост обрывался. Блок сидел на нем, как

на скамье, у моих ног, потому что табурет мой стоял вы­

ше, на самом помосте. Мы говорили о чем-то более лич­

ном, чем всегда, а главное, жуткое — я не бежала, я

смотрела в глаза, мы были вместе, мы были ближе, чем

слова разговора. Этот, может быть, десятиминутный раз­

говор и был нашим «романом» первых лет встречи, по­

верх «актера», поверх вымуштрованной барышни, в стра­

не черных плащей, шпаг и беретов, в стране безумной

Офелии, склоненной над потоком, где ей суждено погиб­

нуть. Этот разговор и остался для меня реальной связью

с Блоком, когда мы встречались потом в городе уже со­

всем в плане «барышни» и «студента». Когда, еще позд­

нее, мы стали отдаляться, когда я стала опять от Блока

отчуждаться, считая унизительной свою влюбленность в

«холодного фата», я все же говорила себе: «Но ведь бы­

ло же...»

Был вот этот разговор и возвращение после него до­

мой. От «театра» — сенного сарая — до дома, вниз под

гору, сквозь совсем молодой березнячок, еле в рост чело­

века. Августовская ночь черна в Московской губернии,

и «звезды были крупными необычно». Как-то так вышло,

что еще в костюмах (переодевались дома) мы ушли с

Блоком вдвоем, в кутерьме после спектакля, и очутились

вдвоем Офелией и Гамлетом в этой звездной ночи. Мы

были еще в мире того разговора, и было не страшно, ко­

гда прямо перед нами в широком небосводе медленно

144

прочертил путь большой, сияющий голубизной метеор.

«И вдруг звезда полночная упала...»

В о с п о м и н а н и е о « Г а м л е т е »

1 августа в Боблове

Посв. Л. Д. М.

Тоску и грусть, страданья, самый ад —

Все в красоту она преобразила.

Офелия

Я шел во тьме к заботам и веселью,

Вверху сверкал незримый мир духов.

За думой вслед лилися трель за трелью

Напевы звонкие пернатых соловьев.

«Зачем дитя Ты?» — мысли повторяли...

«Зачем дитя?» — мне вторил соловей...

Когда в безмолвной, мрачной, темной зале

Предстала тень Офелии моей.

И... бедный Гамлет... я был очарован,

Я ждал желанный сладостный ответ...

Ответ немел... и я, в душе взволнован,

Спросил: «Офелия, честна ты или нет!?!?..»

И вдруг звезда полночная упала,

И ум опять ужалила змея...

Я шел во тьме, и эхо повторяло:

«Зачем дитя Ты, дивная моя?!!?..» 14

Перед природой, перед ее жизнью и ее участием в

судьбах мы с Блоком, как оказалось потом, дышали од­

ним дыханием. Эта голубая «звезда полночная» сказала

все, что не было сказано. Пускай «ответ н е м е л » , — «дитя

Офелия» и не умела бы сказать ничего о том, что про­

сияло мгновенно и перед взором и в сердцах.

Даже руки наши не встретились, и смотрели мы пря­

мо перед собой. И было нам шестнадцать и семнадцать

лет.

<3>

В дневнике <Блока> 1918 года — запись событий

1898—1901 годов. Тут Саша все перепутал, почти все не

на своем месте и не на своей дате. Привожу в порядок,

вставляя его абзацы куда следует 15.

После Наугейма продолжалась гимназия. «С января

(1898) уже начались стихи в изрядном количестве.

В них — К. М. С<адовская>, мечты о страстях, дружба с

145

Кокой Гуном (уже остывавшая), легкая влюбленность в

m-me Левицкую — и болезнь. Весной... на выставке (ка­

жется, передвижной) я встретился с Анной Ивановной

Менделеевой, которая пригласила меня бывать у них и

приехать к ним летом в Боблово, по соседству.

«В Шахматове началось со скуки и тоски, насколько

помню. Меня почти спровадили в Боблово. [«Белый ки­

тель» начался лишь со следующего года, студенческо­

го 16.] Меня занимали разговором в березовой роще

mademoiselle и Любовь Дмитриевна, которая сразу про­

извела на меня сильное впечатление. Это было, кажется,

в начале июня.

«Я был франт, говорил изрядные пошлости. Приеха­

ли «Менделеевы» 17. В Боблове жил Н. Э. Сум, вихрас­

тый студент (к которому я ревновал). К осени жила