Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

Я подождала ее выхода, провожала домой и со смехом

рассказывала: «Знаешь, чем кончился вечер? Я целова­

лась с Блоком!..»

Отправленная мной записочка совершенно пуста и

ф а л ь ш и в а , — уже потому, что никогда в жизни не назы­

вала я Блока, как в семье, «Сашурой» 42.

Но на этом мои конфиденции Шуре Никитиной и

прекратились, потому что 9-го я расставалась с Блоком

завороженная, взбудораженная, покоренная. Из Казан­

ского собора мы пошли в Исаакиевский. Исаакиевский

собор, громадный, высокий и пустой, тонул во мраке

зимнего вечера. Кой-где, на далеких расстояниях, горели

перед образами лампады или свечи. Мы так затерялись

на боковой угловой скамье, в полном мраке, что были бо­

лее отделены от мира, чем где-нибудь. Ни сторожей, ни

молящихся. Мне не трудно было отдаться волнению

и «жару» этой «встречи» 43, а неведомая тайна долгих

поцелуев стремительно пробуждала к жизни, подчиняла,

превращала властно гордую девичью независимость в

рабскую женскую покорность.

Вся обстановка, все слова — это были обстановка и

слова наших прошлогодних встреч; мир, живший тогда

только в словах, теперь воплощался. Как и для Блока,

вся реальность была мне преображенной, таинственной,

запевающей, полной значительности. Воздух, окружав­

ший нас, звенел теми ритмами, теми тонкими напевами,

которые Блок потом улавливал и заключал в стихи. Если

и раньше я научилась понимать его, жить его мыслью,

тут прибавилось еще то «десятое чувство», которым влюб­

ленная женщина понимает любимого.

Чехов смеется над «Душенькой». Разве это смешно?

Разве это не одно из чудес природы — эта способность

женской души так точно, как по камертону, находить но­

вый лад? Если хотите, в этом есть доля трагичности, по­

тому что иногда слишком легко и охотно теряют свое, от­

ступают, забывают свою индивидуальность. Я говорю это

о себе. Как взапуски, как на пари, я стала бежать от все­

го своего и стремилась тщательно ассимилироваться с то­

ном семьи Блока, который он любил. Даже почтовую

бумагу переменила, даже почерк. Но это потом. Пока под­

жидало меня следующее.

На другой день мы опять встретились у Исаакиевско­

го собора, но лишь мимолетно. Блок сказал, что пришел

170

только предупредить меня, чтобы я не волновалась, что

ему запрещено выходить, надо даже лежать, у него жар.

Он только умолял меня не беспокоиться, но ничего боль­

ше сказать не мог. Мы условились писать друг другу

каждый день, он ко мне — на Курсы. <...>

<6>

Конечно, не муж и не жена. О, господи! Какой

оп муж и какая уж это была жена! В этом отношении и

был прав А. Белый, который разрывался от отчаяния, на­

ходя в наших отношениях с Сашей «ложь». Но он оши­

бался, думая, что и я и Саша упорствуем в своем «бра­

ке» из приличия, из трусости и невесть еще из чего.

Конечно, он был прав, говоря, что только он любит и це­

нит меня, живую женщину, что только он окружит эту

меня тем обожанием, которого женщина ждет и хочет.

Но Саша был прав по-другому (о, насколько более суро­

вому, но и высокому!), оставляя меня с собой. А я все­

гда широко пользовалась правом всякого человека выби­

рать не легчайший путь.

Я не пошла на услаждение своих «женских» (бабьих)

претензий, на счастливую жизнь боготворимой любов­

ницы. Притом — жизнь богатую, по сравнению с на­

шей почти нищетой в условиях широко звучащей дво­

рянской обстановки. Об ней расскажу в другом месте,

и упоминаю о деньгах, лишь примеряя свое поведе­

ние на образ мыслей современных девушек или моло­

дых женщин. Не знаю такой, которая бы отказалась от

двух-трех десятков тысяч, которые сейчас же хотел

реализовать А. Белый, продав уже принадлежащее ему

именье.

В те годы на эти деньги можно было объехать весь

свет, да еще и после того осталось бы на год-другой удоб­

ной жизни. Путешествия были всегда моей страстью, а

моя буйная жажда жизни плохо укладывалась в пятьде­

сят рублей, которые мне давал отец. Саша не мог ничего

мне уделить из тех же пятидесяти, получаемых от его

отца: тут и университет, и матери на хозяйство, и т. д. 44.

И тем не менее все это я регистрирую только теперь.

В ту пору я не только не взвешивала сравнительную ма­

териальную сторону той и другой жизни: она просто во­

все не попадала на весы.

171

Помню, как раз, сидя со мной в моей комнате на

маленьком диванчике, Боря в сотый раз доказывал, что

наши «братские» отношения (он вечно применял это

слово в определении той близости, которая вырастала

постепенно сначала из дружбы, потом из его любви ко

м н е ) , — наши братские отношения больше моей любви к

Саше, что они обязывают меня к решительным поступ­

кам, к переустройству моей жизни, и как доказатель­

ство возможности крайних решений — рассказывал свое

намерение продать именье, чтобы сразу можно было

уехать на край света. Я слышала все, что угодно, но

цифра, для меня, казалось бы, внушительная, не задела

в н и м а н и я , — я ее пропустила мимо ушей. Во всех этих

разговорах я всегда просила Борю подождать, не то­

ропить меня с решением.

Отказавшись от этого первого серьезного «искуше­

ния», оставшись верной настоящей и трудной моей люб­

ви, я потом легко отдавала дань всем встречавшимся