Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
утром он встал и не ложился опять, сидел в кресле
у круглого столика, около печки. Я уговаривала его опять
лечь, говорила, что ноги о т е к у т , — он страшно раздражал
ся, с ужасом и слезами: «Да что ты с пустяками!
Чт о ноги, когда мне сны страшные снятся, видения
страшные, если начинаю засыпать...» При этом он хва
тал со стола и бросал на пол все, что там было, в
том числе большую голубую кустарную вазу, которую я
ему подарила и которую
кое карманное зеркало, в которое он всегда смотрел
ся, когда брился и когда на ночь мазал губы помадой (бе
лой) или лицо — борным вазелином. Зеркало разбилось
вдребезги. Это было еще в мае; я не смогла выгнать из
сердца ужас, который так и остался, притаившись на дне,
от этого им самим нарочно разбитого зеркала. Я про
него никому не сказала, сама тщательно все вымела
и выбросила.
Вообще у него в начале болезни была страшная по
требность бить и ломать: несколько стульев, посуду,
а раз утром, опять-таки, он ходил, ходил по квартире в
раздражении, потом вошел из передней в свою комнату,
закрыл за собой дверь, и сейчас же раздались удары, и
что-то шумно посыпалось. Я вошла, боясь, что себе при
несет какой-нибудь вред; но он уже кончал разбивать ко
чергой стоявшего на шкапу Аполлона. Это битье его
186
успокоило, и на мое восклицание удивления, не очень
одобрительное, он спокойно отвечал: «А я хотел посмот
реть, на сколько кусков распадется эта грязная рожа».
Большое облегчение ему было, когда (уже позже, в
конце июня) мы сняли все картины, все рамки, и все ку
пил и унес Василевский. Потом мебель — часть уноси
лась, часть разбивалась для плиты 59.
<7>
29 <сентября 1921>
Трепетная нежность наших отношений никак не укла
дывалась в обыденные, человеческие: брат — сестра,
отец — дочь... Нет!.. Больнее, нежнее, невозможней... И у
нас сразу же, с первого года нашей общей жизни, нача
лась какая-то игра; мы для наших чувств нашли «маски»,
окружили себя выдуманными, но совсем живыми для нас
существами; наш язык стал совсем условный. Как, что —
«конкретно» сказать совсем невозможно, это совершенно
невоспринимаемо для третьего человека. Как отдаленное
отражение этого мира в стихах — и все твари лесные, и
все детское, и крабы и осел в «Соловьином саду». И по
тому, что бы ни случалось с нами, как бы ни терза
ла ж и з н ь , — у нас всегда был выход в этот мир, где мы
были незыблемо неразлучны, верны и чисты. В нем нам
всегда было легко и надежно, если мы даже и плакали
порой о земных наших бедах.
Когда Саша заболел, он не смог больше уходить туда.
Еще в середине мая он нарисовал карикатуру на себя —
оттуда;
это было последнее. Болезнь отняла у него и этототдых. Только за неделю до смерти, очнувшись от за
бытья, он спросил вдруг на нашем языке, отчего я вся в
с л е з а х , — последняя нежность.
СЕРГЕЙ ШТЕЙН
ВОСПОМИНАНИЯ
ОБ АЛЕКСАНДРЕ АЛЕКСАНДРОВИЧЕ БЛОКЕ
<...>
Мое знакомство с Блоком относится к зиме 1902 года 1.
«Друзья чистой поэзии» из студенческой среды груп
пировались тогда вокруг талантливого, но политически
непримиримого монархиста — приват-доцента Петербург
ского университета Бориса Никольского, впоследствии за
нимавшего профессорскую кафедру в Юрьевском универ
ситете. Позднее, особенно же после бурного 1905 года, мы
с ним разошлись принципиально и резко, но в описы
ваемое время его гостеприимный кабинет на Екатерин-
гофском проспекте по средам видел почти всю студенче
скую пишущую братию.
Из старшего поколения здесь можно было встретить
барона А. Ф. Мейендорфа, бывшего товарища председа
теля Государственной думы, Ив. Ив. Тхоржевского, впо
следствии управляющего делами Совета министров, ху
дожника И. Я. Билибина и других. Завсегдатаями, уже
из числа наших современников, были поэт-толстовец
Леонид Семенов (Тян-Шанский), эллинист Ал. Кондра
тьев, рано погибший талантливый Виктор Поляков, ярый
тогда балетоман Ал. Аб. Виленкин и многие другие.
От литературных разговоров постепенно перешли к
делу — и решено было заняться издательством. Привлек
ли художников из мастерской Репина с самим Ильей
Ефимовичем во главе, и постепенно составился иллюст
рированный литературный сборник, появившийся в сле
дующем 1902 году 2.
В один из зимних вечеров, когда в кабинете Николь
ского заседала наша веселая молодая компания, среди
нас впервые появился скромный студент филолог с пра-
188
вильными чертами красивого, бледного лица, с застенчи
выми манерами... Он принес несколько коротеньких сти
хотворений для напечатания в студенческом сборнике.
Это был тогда еще никому не известный Александр
Блок.
Впоследствии в своей автобиографии, вошедшей в кни
гу «Первые литературные шаги», Блок вспоминал об
этом своем дебюте в печати. «Борис Н и к о л ь с к и й , — писал
о н , — взял у меня два стихотворения и поместил в сту
денческом сборнике, сильно их и с к а з и в , — впрочем, с
моего согласия» 3.
Признанию Блока охотно поверит каждый из участ