Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
ловьев, Конт, Гартман встречались в своеобразных соче
таниях «гротеск». Но, повторяю, без образный и внерас-
судочный звук наших исканий был внятный для нас,
ясный, конкретный и вполне новый (мы не умели лишь
обложить его миросозерцательными с л о в а м и ) , — и на
сколько более глубокий и оригинальный, нежели тогда
начавшиеся искания, сгруппированные вокруг «Нового
пути», органа Мережковских, к которому мы относились
со все возрастающим
с Мережковским я продолжал состоять в переписке, но
я утратил в ту пору остроту интересов к его темам, ка
завшимся ветхими и не улавливающими того «звука»
эпохи, к которому прислушивались мы.
В это время уже я знал, что у А. А. Блока есть не
веста, петербургская курсистка, дочь знаменитого хими
ка Д. И. Менделеева, к которой мы проявляли особен
ный интерес, полагая `a priori, что то внимание, которое
ей уделяет такой замечательный человек, как А. А.,
особенно отличает ее. Мы прослеживали в стихах А. А.
того времени, как тема его лирики отображает им лю
бимую девушку и как она переплетается с другой темою,
темою о Прекрасной Даме. Наконец, мы ощупывали пе
ресечение этих тем в третьей теме и не могли понять,
в какой мере нота Софии, Души мира, соединена с обыч
ною, чисто романтическою темою любви. Например, в
стихотворении А. А., полученном нами приблизительно в
это время, я не мог понять, к кому, собственно, отно
сятся нижеследующие строчки — к Л. Д. Менделеевой
или к Деве — Заре — Купине:
Проходила Ты в дальние залы,
Величава, тиха и строга...
Я носил за Тобой покрывало
И смотрел на Твои жемчуга...
С одной стороны, здесь «Ты» с большой б у к в ы , —
нужно полагать — небесное видение, с другой стороны —
за небесным видением покрывала не носят (покрывало,
боа, веер, не все ли равно). И серьезно мы обсуждали во
прос о том, как возможно сосуществование земной
встречи с небесной встречей и в какой мере возможно
сочетание земного и небесного. Здесь опять выступают
221
шуточно-карикатурные штрихи наших серьезнейших во
просов, имеющих целью разрешить все конкретности бы
товых, национальных и даже социальных отношений в
свете нового восприятия действительности. Мы с
С. М. Соловьевым были теми «Мишелями», которые в
многостраничных письмах но всем правилам гегелевской
философии анализировали интимные отношения Станке
вича к одной из сестер Бакунина и довели этим бедного
Станкевича до того, что он бежал за границу, может быть, не
только вследствие своей болезни, но и вследствие гегелья-
низирования друзьями его сердечных отношений. И был
прав, может быть, А. А., выставив впоследствии непро
шеных теоретиков воплощения сверхличного
в личнойжизни в виде дурацких «мистиков» своего «Балаган
чика».
В 1903 году весной, помнится, в начале марта я по
лучил приглашение от А. А. приехать в Шахматово на
его свадьбу, с просьбой быть шафером его невесты.
С. М. Соловьев получил, в свою очередь, также пригла
шение быть его шафером. Мы дали согласие. Было ре
шено, что летом мы соединимся в Шахматове. Свадьба
была назначена на август 1903 года.
Незадолго до этого вышел третий альманах «Северных
цветов», в котором были первый раз напечатаны как
стихи А. А. под заглавием «Стихи о Прекрасной Даме»,
так и мои. Мы впервые появились как поэты вместе, но
я тогда уже сознавал совершенно отчетливо, насколько
я, как поэт, уступал совершенно несравненным нотам
поэзии А. А.: он умел выговорить в стихах свою цент
ральную, нутряную, почти словами не выразимую ноту.
Я более владел прозою, в стихах же не умел коснуться
того, что составляло центральную ось моих внутренних
устремлений. В невыраженной части своей души я был
несравненно ближе к теме стихов А. А., чем в выражен
ной: все эти бёклиновские кентавры и фавны, с которы
ми я выступал, не удовлетворяли меня самого как
п о э т а , — они были выражением внешней лирической зы
би, а не внутреннего динамизма творческих устремлений
моих.
Весною 1903 года обрывается наша переписка: А. А.
уезжает в Бад-Наугейм. Я держу государственные эк
замены. В конце мая умирает отец. Эта кончина, нерв
ное переутомление после экзаменов ослабляют меня:
я чувствую, что просто не соберусь с силами ехать на
222
свадьбу А. А. Пишу А. А. об этом. Первая половина
июня окрашивается для меня «блоковскими» темами.
В день похорон отца ко мне пришел знакомиться покой
ный теперь писатель Л. Д. Семенов (впоследствии рево
люционер, добролюбовец, тогда студент-монархист еще,
поэт, захваченный в круг тем, обсуждавшихся «Новым
путем», и еще более в круг тем, связанных с поэзией
Блока). Он писал стихи, подражая Блоку. Мы много
говорили на темы поэзии А. А. и о самом А. А., с ко
торым Семенов был лично знаком. Мы совершали частые
прогулки к Новодевичьему монастырю, посещали моги
лы отца, Вл. Соловьева, супругов Соловьевых. Средь
летней задумчивой обстановки звучали темы стихотворе
ния А. А., написанного несколько позднее:
У забытых могил пробивалась трава,
Мы забыли вчера. И забыли слова,
И настала кругом тишина...
Разговоры о вечности среди тишины могил опять-таки
по-новому вызывали звук поэзии Блока. Я смотрел на