Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

маски, то есть люди, вынужденные, выражаясь языком

Ницше, жить среди умирающего поколения сократиков

и приобретать себе личину «сократической» видимости,

утаивая свою дионисскую суть, дабы не быть стертыми

с лица земли крепкой и могучей злобой на нас со сто­

роны стариков *.

И вот в А. А. я почувствовал двойной жаргон в его

отношениях к людям: его суть и притянутость к послед­

нему в душе человека; вместе с тем: недоверие и скеп­

сис, даже по отношению ко всему серединному, «пред­

последнему», где конкретно переживаемое смешивается

с абстрактно-полагаемым в зыбкой иллюзии «субъекти­

визма» и «декадентщины»; щит против этой quasi-искус-

ственности в нем несомненно отображался в стиле себя

держать, в стиле, продиктованном ему не головой, а есте­

ственным «тактом», то есть ритмом, оформленным в ему

свойственные ритмические формы. Его поэзия того вре­

мени, развив свои ямбы, начала развивать свой велико­

лепный анапест. Я в то время лирически искал своих

выражений в коротких, амфибрахических строчках и не

мог написать ни одного порядочного ямба. «Такты» на­

шего положения выражались в диаметрально-противопо­

ложных стилях выявления. Я был необыкновенно сует­

лив и говорлив, много теоретизировал и таскал за воло­

сы цитаты различных мыслителей, и развивал теорию

за теорией, будучи вовсе не теоретичен, сравнительно

тих в моем внутреннем облике. На А. А. разлился иной

«защитный» стиль: стиль выдержанности, светскости и

немного шутливого, добродушно-реального отношения к

факту жизненной Майи 51, что вместе мы называем «хо­

рошим тоном». Всякий, кто знал меня того времени, мог

бы сказать: вот москвич, интеллигент, оптимист, идеа­

лист, немножко Репетилов, побывавший в кружке Стан­

кевича, теоретически символизирующий, подобно тому

как в кружке Станкевича гегельянизировали. Немного

смешной, немного бестактный, не развивающий хоро­

шего тона. Взглянувши на Блока, можно было сказать:

вот петербуржец, вовсе не интеллигент, скорее «дворя-

* Характерный факт: за несколько месяцев перед тем меня

провалил на государственном экзамене один приват-доцент исклю­

чительно за то, что я декадент, а на похоронах отца несколько

профессоров нарочно меня не узнали и не подали руки: за то же.

( Примеч. А. Белого. )

235

нин», реалист-скептик, где-то грустно вздохнувший, но

на этот вздох натянувший свою улыбку, очень добрую

и снисходительную, обласкивающую собеседника, чтобы

от всей души окружить его уютом и скрыть от него точ­

ку своей тоски, и вместе с тем детски доверчивый, но

держащий собственную доверчивость под контролем не­

которой строгости, в кружке Станкевича не бывший, но,

вероятно, простаивавший когда-то часами на берегу Невы

и знающий звук Медного всадника и Адмиралтейской

иглы, не считающий нужным подыскивать теории сим­

волизма, потому что символическое восприятие действи­

тельности есть физиологический факт его бытия. Все

это отразилось в его манере держаться: внимательность

к собеседнику, наблюдательность, готовность ответить на

какой угодно вопрос, прямо, решительно, без обиняков и

«абстрактных» подходов, не выжидающего действитель­

ного подхода. Словом, я выглядел интеллигентнее, нерв­

нее, слабее, женственнее, демократичнее, рассеяннее,

эгоистичпее, смешнее. А. А. выглядел интеллектуальнее,

здоровее, сильнее, мужественнее, сосредоточеннее, ари­

стократичнее, добрее; и не было в нем ни одной черты,

которая бы со стороны могла показаться смешной. Вмес­

те с тем оба мы не соответствовали своим наружным

видом стилю своей лирики. Глядя на А. А. того времени,

никто не сказал бы, что он написал «Предчувствую

Тебя...», скорее он мог написать рассказ в тургеневской

стиле (допустим — лучше Тургенева). Глядя на меня,

можно было подумать, что я пишу какое-нибудь фило­

софское исследование, а если и пишу стихи, то, вероят­

но, рифмую в них «искал — идеал». Но под дворянско-

светским тоном в А. А. таился максималист: быть мо­

жет, офицер Лермонтов, или Пестель, или будущий

Александр Добролюбов (иного типа). Под моими теоре­

тическими абстракциями «максимум», быть может, таил­

ся осторожно нащупывающий почву минималист. Я ко

всему подходил окольным путем, нащупывая почву из­

далека, гипотезой, намеком, методологическим обоснова­

нием, оставаясь в выжидательной нерешительности и

ожидая мнения собеседника о центральной оси вопроса,

чтобы потом уже приподнять забрало над своим внутрен­

ним мнением.

А. А. был немногословен, спокоен, не слишком под­

ходил сам, не давал никаких авансов, как бы ожидая,

как к нему сперва подойдут, чтобы вплотную, прямо,

236

без обиняков ответить короткой фразой без комментарий

на что угодно и разрубить сумятицу стучащих мысли­

тельных ассоциаций определенным «да» или «нет».

Я подробно описываю разность и полнейшую проти­

воположность (даже редкую противоположность) в том,

что было в нас периферического: в темпераменте, в сти­

ле, в тоне, в такте, что мы сразу же почувствовали, очу­

тившись друг перед другом, что было причиною несколь­

ких мучительных минут, когда мы сидели друг перед

другом и не знали, что друг с другом делать, о чем го­

ворить: о погоде не стоит, а о Прекрасной Даме невоз­

можно. Из последующих, уже иных разговоров этого его