Анархизм

Ничего нельзя возразить противъ этихъ утвержденій — сухихъ, формальныхъ, но обоснованныхъ обширнымъ непредубжденнымъ изслдованіемъ.

Наоборотъ, и теоретическое разсужденіе и изученіе воззрній самихъ анархистовъ вполн подтверждают заключенія Эльцбахера.

Интересующая насъ проблема обычно ставится такъ: найти условія существованія такого общества, гд ничто — ни въ учрежденіяхъ, ни въ нравахъ — не ограничивало бы воли личности, гд каждый былъ бы автономенъ, гд законодателемъ, регуляторомъ поведенія была бы личная, а не коллективная воля въ любомъ ея выраженіи.

Анархизму предлагается задача — найти такой общественный строй, «въ которомъ не будетъ больше никакихъ начальниковъ, не будетъ оффиціальныхъ блюстителей нравственности, не будетъ ни тюремщиковъ, ни палачей, ни богатыхъ,ни бдныхъ, а только люди, равные между собой въ правахъ, — братья, имющіе каждый свою ежедневную долю хлба насущнаго и живущіе въ любви и согласіи не въ силу пресловутаго повиновенія законамъ, сопровождаемаго страшными наказаніями для ослушниковъ, а въ силу всеобщаго уваженія интересовъ другихъ, въ силу научнаго слдованія законамъ природы». (Реклю. Анархія).

Какъ-же анархизмъ ршаетъ подобную проблему?

Протесты противъ «государства», противъ «права государства», противъ «права, основаннаго на закон» и пр. начались давно.

Съ « » (берегись оцезариться) Марка Аврелія, въ разнообразныхъ оттнкахъ проходятъ они черезъ политическую литературу всхъ временъ. У Гердера они отлились въ настоящіе анархическіе перлы. «Милліоны людей живутъ на земномъ шар безъ государства и тотъ, кто хочетъ быть счастливъ въ искуственномъ государств, долженъ его искать тамъ-же, гд дикарь; искать здоровья, душевныхъ силъ, благополучія своего дома и сердца не въ услугахъ государства, но въ себ».

Соціологи показали въ своихъ изслдованіяхъ, что государство не является первоначальной формой человческаго общежитія, что народы начинаютъ свою историческую жизнь съ «безгосударственнаго» состоянія. Государство является продуктомъ сложной культуры, отвтомъ на разнообразные запросы постепенно дифференцирующагося общества, одновременно и плодомъ завоеванія и результатомъ постепенно вырастающаго сознанія о выгодности и даже нравственности связи, солидарности между разрозненными членами хаотическаго цлаго.

Соціологи и политики показали намъ картину постепеннаго роста государства, захвата имъ тхъ функцій, которыя первоначально принадлежали общественнымъ организаціямъ мстнаго характера. И, если нкоторыя изъ этихъ функцій, независимо отъ ихъ природы, технически выполнялись государствомъ съ большимъ совершенствомъ, то многія функціи исполнялись имъ неудовлетворительно и притомъ съ постояннымъ нарушеніемъ основныхъ правъ личности. Чмъ дале, тмъ боле должно было претитъ это государственное всемогущество развитому чувству личнаго правосознанія.

Этотъ процессъ государственной гипертрофіи и въ противовсъ разложенія идеи «государственности» превосходно охарактеризованъ Дюркгеймомъ: «..Государственная власть... стремилась поглотить въ себ вс формы дятельности, носившія соціальный характеръ, и вн ея осталась лишь пыль людская. Но тогда ей пришлось взять на себя огромное число функцій, для которыхъ она не годилась и которыя плохо исполняла. Много разъ уже было замчено, что ея страсть все захватывать равна только ея безсилію. Только болзненно перенапрягая свои силы, сумла она распространиться на вс т явленія, которыя отъ нея ускользаютъ и которыми она можетъ овладть, лишь насилуя ихъ. Отсюда расточеніе силъ, въ которомъ ее упрекаютъ и которое дйствительно не соотвтствуетъ полученнымъ результатамъ. Съ другой стороны, частныя лица не подчинены боле никакому другому коллективу, кром нея, такъ какъ она единственная организованная коллективность. Только черезъ посредство государства они чувствуютъ общество и свою зависимость отъ него. Но государство далеко стоитъ отъ нихъ и не можетъ оказывать на нихъ близкаго и непрерывнаго вліянія. Въ ихъ общественномъ чувств нтъ поэтому ни послдовательности, ни достаточной энергіи. Въ теченіе большей части ихъ жизни вокругъ нихъ нтъ ничего, что оторвало бы ихъ отъ нихъ самихъ и наложило бы на нихъ узду. При такихъ условіяхъ, они неизбжно погружаются въ эгоизмъ или въ анархію».

Да, именно на этой почв — стремленія государства поглотить личность, сковать ея волю и акты своими санкціями — выростаетъ бунтъ анархизма.

Но есть-ли этотъ бунтъ — бунтъ противъ «права» вообще? Думаетъ-ли анархизмъ, отвергнувъ государство, ничмъ его не замнить, предоставив распыленнымъ «индивидамъ» устраиваться, какъ имъ угодно?

Правда, проблемы права, принужденія въ анархическихъ условіяхъ общежитія, трактуются вообще анархистами неясно. Многіе, какъ мы сказали выше, постулируютъ прямое чудо — вру въ чудесное и совершенное преображеніе человческой природы, боле не нуждающейся въ «слишкомъ человческомъ» прав. Одни при этомъ врятъ въ волшебную силу эгоизма, другіе въ солидарность, третьи возлагаютъ вс надежды на силу общественнаго мннія, четвертые на умственный и нравственный прогрессъ личности, пятые, наконецъ, врятъ даже въ особую природу «новаго человка», въ которой исчезаетъ все «дурное» съ гибелью собственности и государства.

Но, несмотря ни на какія чудеса, анархизмъ вообще, а коммунистическій, являющійся разновидностью либертарнаго соціализма, въ особенности, прежде всего признаетъ — «организацію».

Онъ только строитъ ее не на началахъ классового господства, какъ строитъ капиталистическій режимъ, но на началахъ солидарности, взаимопомощи. Но самый принципъ «организаціи» не отрицается никмъ изъ современныхъ анархистовъ.

«Анархія — говоритъ де-Папъ — есть замна политики соціальной экономіей, правительственной организаціи, организаціей промышленной». Мерлино думаетъ, что «въ организаціи — душа, сущность анархіи». Испанскіе рабочіе заявляютъ въ манифест: «самой крупной обязанностью анархіи является соотвтствующая организація администраціи» [31] .

31

См. объ этомъ подробне въ изданной подъ моей редакціей книг Амона — «Соціализмъ и анархизмъ". М. 1903.

Такимъ образомъ, необходимость экономической организаціи, хотя-бы и мстнаго характера, долженствующей смнить дйствующій сейчасъ государственный политическій аппаратъ, не оспаривается вовсе анархизмомъ.

Мене ясной представляется — проблема организаціи правосудія въ будущихъ анархическихъ условіяхъ общежитія. Здсь въ разсужденіяхъ анархистовъ мы найдемъ и полную голословность утвержденій, и вопіющія противорчія.

Нечего и говорить, что цлыя категоріи современныхъ «преступленій» должны исчезнуть съ устраненіемъ принудительнаго государства со всми его органами, бюрократіей и полиціей. Подавляющее большинство коммунистическихъ анархистовъ врятъ также въ глубокое измненіе человческой природы подъ вліяніемъ уничтоженія частной собственности [32] . Что современный строй съ его исправительными и карательными институтами порождаетъ самъ преступленія и преступниковъ — это, разумется, не требуетъ особыхъ доказательствъ. Однако, отсюда еще очень далеко до представленій, что немедленно по вступленіи въ анархическія условія существованія — исчезнутъ вс антисоціальные инстинкты, исчезнутъ мотивы ко всякому преступленію.

32

Индивидуалистическіе анархисты, особенно Тэкеръ и Маккэй, вслдъ за Прудономъ и Уорреномъ, не признаютъ формулы — «все принадлежитъ всмъ» и доказываютъ ея непримиримость съ основнымъ постулатомъ анархизма — «свободой личности». Коммунистъ — С. Форъ также видитъ источникъ «міровой скорби» не въ собственности, а въ организаціи власті.

Если бы мы даже согласились съ тмъ, что утверждаютъ нкоторые анархисты, что преступленіе въ подлинно свободномъ обществ было бы только свидтельствомъ «вырожденія» преступника, т.-е. состоянія не подлежащаго вмненію, то, для установленія подобныхъ заключеній, необходимы, по меньшей мр, годы анархической практики, чтобы человкъ былъ воспитанъ уже въ «новыхъ» условіяхъ. Но врить въ мгновенное перерожденіе человка, измненіе всей его психической природы только съ устраненіемъ государства и наступленіемъ всеобщей сытости едва-ли мыслимо.

Лавровъ, разсуждая объ этой вр въ исчезновеніе «преступленій подъ вліяніемъ расцвта альтруизма, основательно замтилъ: «Это, конечно, весьма возможно и вроятно, даже если дло идетъ лишь о значительномъ уменьшеніи «преступленій противъ личности», совершаемыхъ подъ вліяніемъ страсти — почти неизбжно. Но современное состояніе психологіи все-таки не дозволяетъ поставить вполн достоврное предсказаніе о роли аффектовъ и страстей въ будущемъ обществ, такъ какъ до сихъ поръ мы имемъ крайне недостаточное число фактовъ для опредленія измненія силы и направленія аффектовъ въ личностяхъ подъ вліяніемъ измненія характера общественной среды и подъ вліяніемъ воспитанія. Среда, въ которой развивались личности, была до сихъ поръ наполнена вредными вліяніями, и воспитаніе было настолько подвержено случайностямъ въ своей практик, что «о степени вліянія боле здоровой среды и боле правильнаго воспитанія можно только догадываться». («Государственный элементъ въ будущемъ обществ»).