Анархизм
Шрифт:
Лавровъ вритъ въ огромную роль общественнаго мннія въ будущемъ обществ, и все-же, хотя и въ очень туманныхъ чертахъ, говоритъ объ организаціи «возмездія».
«Будущее общество не будетъ нуждаться въ спеціальной полиціи, охраняющей личную безопасность, потому что вс будутъ охранять ее. Столь же мало, въ подобныхъ случаяхъ, можетъ понадобиться, спеціальный судъ, если преступленіе было совершено въ порыв непобдимой страсти и вызвало негодованіе общественнаго мннія, которое есть и мнніе самого преступника въ трезвомъ состояніи, то онъ наказанъ и собственнымъ осужденіемъ и сознаніемъ, что его осудили вс окружающіе, съ которыми онъ былъ связанъ тысячью разнобразныхъ нитей, кооперацій. Надо думать, что въ огромномъ большинств подобныхъ случаевъ — совершенно исключительныхъ, какъ я уже говорилъ — эта кара будетъ настолько тяжела, что побудитъ преступника или зажить свой проступокъ всми силами, или даже выселиться
Приведемъ мнніе еще другого, извстнаго своей гуманностью, анархиста — Малатесты: «Во всякомъ случа и какъ бы тамъ ни понимали это сами анархисты, которые, какъ и вс теоретики, могутъ потерять изъ виду дйствительность, гоняясь за кажущейся логичностью, — извстно, что народъ никогда не позволитъ безнаказанно посягать на свою свободу и благосостояніе, и если явится необходимость, онъ приметъ мры для защиты противъ антисоціальныхъ стремленій нсколькихъ. Но, разв есть для этого нужда въ тхъ людяхъ, ремесло которыхъ фабрикація законовъ? Или въ тхъ, которые отыскиваютъ и выдумываютъ нарушителей законовъ? Когда народъ дйствительно отвергаетъ что-нибудь, находя вреднымъ, онъ всегда суметъ этому воспрепятствовать и притомъ лучше, чмъ вс законодатели, жандармы и судьи по ремеслу. Когда бы народъ пожелалъ, въ пользу или во вредъ остальнымъ заставить уважать частную собственность, онъ заставилъ бы уважать ее, какъ не могла бы сдлать цлая армія жандармовъ» («Анархизмъ»).
Ниже мы будемъ еще знакомиться съ воззрніями анархистовъ на роль «принужденія» въ будущемъ обществ, но и сказаннаго довольно, чтобы видть, что анархизмъ признаетъ — «организацію», «порядокъ».
Но всякая организація есть результатъ соглашенія, а, слдовательно, заключаетъ въ себ извстную модификацію жизни каждаго.
Это убдительно было показано однимъ изъ наиболе солидныхъ и добросовстныхъ критиковъ анархизма — Штаммлеромъ («Теоретическія основы анархизма»).
ІІІтаммлеръ не вритъ въ анархическое «чудо» и отрицаетъ возможность соціальнаго существованія вн правового регулированія.
«Мысль о существованіи естественной гармоніи, какъ законной основы общественной жизни, неврна — пишетъ онъ. Сама соціальная жизнь — «въ дйствительности вообще иметъ смыслъ и существуетъ только при предположеніи созданныхъ людьми правилъ»; ...«въ любомъ соглашеніи между людьми уже находится сама по себ извстная модификація и извстное регулированіе естественной жизни каждаго отдльнаго человка».
Послднее положеніе — самоочевидно; отрицать ограниченіе частной воли въ соглашеніи; значило-бы признать абсурдомъ самое соглашеніе. Какія цли могло-бы оно преслдовать, какъ не опредленное направленіе личной воли, въ интересахъ достиженія цли, намченной участниками соглашенія. Предположеніе, что отдльный членъ соглашенія можетъ выйти изъ него въ любой моментъ — недопустимо, ибо этимъ легко можетъ быть разрушено все дло, которому соглашеніе призвано служить, не говоря уже о неуваженіи къ достоинству всхъ участниковъ соглашенія, выразившихъ въ немъ свою свободную волю.
Мы не знаемъ также ни одного человческаго общества (задолго до образованія государствъ), которое бы не было извстнымъ правопорядкомъ. Совмстная жизнь требуетъ извстныхъ правилъ, но правила эти могутъ быть различны.
Наряду съ юридическими постановленіями въ любомъ человческомъ общежитіи дйствуютъ еще особыя нормы, которыя Штаммлеръ называетъ «конвенціональными правилами». Эти нормы — «въ правилахъ приличія и нравственности, въ требованіяхъ этикета, въ формахъ общественныхъ отношеній, въ боле узкомъ смысл слова, въ мод и во многихъ вншнихъ обычаяхъ, равно какъ въ кодекс рыцарской чести». Реальная сила конвенціональныхъ правилъ можетъ быть значительне силы юридическихъ предписаній. Повиновеніе имъ нердко заставляетъ члена общежитія вступить въ конфликтъ съ закономъ. Коренное, внутреннее отличіе конвенціональнаго правила отъ юридическаго предписанія заключается въ томъ, что первое иметъ значеніе — «исключительно вслдствіе согласія, подчиняющагося ему лица, — согласія, быть-можетъ, молчаливаго, какъ это большей частью иметъ мсто въ общественной жизни, но всегда вслдствіе особаго согласія».
Вотъ это право, право, какъ совокупность конвенціональныхъ правилъ, обусловленныхъ согласіемъ подчиняющихся имъ лицъ, и есть собственно анархистическое право. И это право, какъ мы увидимъ ниже, не отрицается ни однимъ
изъ наиболе выдающихся представителей анархистской мысли. Ибо ни самое существованіе общественной организаціи, ни ея техническій прогрессъ — невозможны безъ опредленнаго регулированія общественныхъ отношеній.Разумется, это право, вовсе не обезпечиваетъ всмъ и каждому «неограниченной» свободы.
Во первыхъ, какъ это было указано Штаммлеромъ-же, правомъ, какъ совокупностью конвенціональныхъ нормъ, въ общественной организаціи анархистовъ не предусматриваются т, которые не обладаютъ фактической способностью — вступать въ договорныя отношенія. Таковы вс недеспособныя лица: дти, тяжко-больные, страдающіе безуміемъ, дряхлые старики и пр. Очевидно, что ихъ жизнь регулируется извстными правилами, установленными вн ихъ согласія.
Съ другой стороны, совершенно ясно, что конвенціональныя правила заключаютъ въ себ значительную дозу косвеннаго понужденія до того, какъ на нихъ получено согласіе присоединяющагося. Проблема состоитъ не въ томъ — можетъ ли уклониться личность, принадлежащая къ опредленному союзу, отъ принятыхъ послднимъ конвенціональныхъ нормъ или нтъ, но въ томъ — можетъ-ли личность уклоняться отъ участія въ союз, нормы соглашенія котораго противорчатъ его свободному сознанію. Логически проблема разршается весьма просто — личность уйдетъ изъ союза, но практически, надо полагать, будутъ случаи, когда уйти будетъ некуда, и личность должна будетъ согласиться на извстныя самоограниченія.
Посл бглаго теоретическаго обзора познакомимся непосредственно съ воззрніями отдльныхъ наиболе выдающихся представителей анархистской мысли на роль права и государства въ будущемъ обществ.
I) Годвинъ, какъ выражается Эльцбахеръ, отрицаетъ право — «вполн и всецло». Онъ отмчаетъ его — чрезмрность, хаотичность, неопредленность, отсутствіе индивидуализаціи, претензіи на пророчество. Столь-же категорически отрицаетъ Годвинъ и государство, называя всякое правительство, независимо отъ его формы, тиранніей и зломъ.
Однако, Годвинъ говоритъ объ общин, какъ организаціи «совмстнаго разсмотрнія всеобщаго блага» и объ обязательств подчиненія отдльной личности велніямъ общины. Предвидя возможность «несправедливостей», чинимыхъ отдльными членами общины, Годвинъ поручаетъ борьбу съ ними «судамъ присяжныхъ», которые ршаютъ — исправлять преступника или изгнать его.
Наконецъ, Годвинъ предвидитъ возможность созыва въ исключительныхъ случаяхъ особыхъ національныхъ собраній — для улаживанія споровъ между общинами и изысканія средствъ защиты отъ непріятельскихъ нападеній. Впрочемъ, Годвинъ чисто раціоналистически уповаетъ, что практика всхъ этихъ новыхъ учрежденій будетъ далека отъ практики существующихъ учрежденій. Такъ — право, усердно изгоняемое, тмъ не мене просачивается и въ новыя — анархическія формы общиннаго устройства.
II) Ученіе Прудона, несмотря на многочисленныя частныя противорчія, вытекающія изъ основной антиноміи, лежащей въ основ всхъ Прудоновскихъ построеній — антиноміи между требованіями абсолютной свободы личности и полнаго соціальнаго равенства всхъ членовъ общежитія, въ его цломъ — за право и даже за государство.
Правда, Прудонъ требуетъ отмны всхъ правовыхъ нормъ современнаго государства, но вмст съ тмъ онъ утверждаетъ всеобщее и принудительное значеніе правовой нормы, предписывающей соблюденіе и выполненіе общественнаго договора, на которомъ онъ строитъ новую общественность. Отказъ отъ выполненія договора или нарушеніе его можетъ вызвать противъ нарушителя страшныя репрессіи до изгнанія и смертной казни включительно.
На такое-же радикальное противорчіе наталкиваемся мы и въ ученіи Прудона о централизаціи и государств. Какъ бы мы ни называли проектируемый Прудономъ строй, который долженъ утвердиться на мст упраздненнаго буржуазнаго государства — «анархіей» или «федерализмомъ», онъ, несомннно, носитъ въ себ вс черты «государственности». Самое понятіе — «анархія» — употребляется Прудономъ въ двоякомъ смысл. Въ однихъ случаяхъ, анархія есть идеалъ, представленіе объ абсолютно безвластномъ обществ. Реально такое общество — невозможно, ибо необходимость соблюденія договора предполагаетъ наличность принужденія. Въ другихъ случахъ — анархія есть только своеобразная форма политической организаціи, характеризующаяся преобладаніемъ началъ автономіи и самоуправленія надъ началомъ госудаственной централизаціи. Однако, компромиссы и поправки идутъ у Прудона еще дале. Если въ «Confessions» онъ разрабатываетъ сложную систему общественности на началахъ централизаціи, то въ «Principe F'ederatif» онъ уже опредленно признаетъ, что «анархія» въ чистомъ вид, какъ абсолютное безвластіе, неосуществима и что реальное ршеніе политической проблемы лежитъ въ реализаціи «федерализма», какъ дйствительнаго, жизненнаго компромисса между анархіей и демократіей.