Анатомия «кремлевского дела»

Чекисты уже, наверное, понемногу начинали сожалеть, что вообще выдумали этого персонажа – только путается под ногами. Но нет таких препятствий, которые органы пролетарской диктатуры не смогли бы, создав, преодолеть.

Беннет мне рассказала, что связь с зарубежом можно будет поддерживать через нее, что она имеет уже налаженные каналы. Она мне рассказала, что связана с неким Тархановым, бывшим участником зиновьевско-троцкистского блока, также работником Разведупра, ведущим и в настоящее время троцкистскую работу, что Тарханова нет в Москве, что он в командировке на Дальнем Востоке. Беннет рекомендовала мне наладить связь с близкими мне товарищами и начать троцкистскую работу [829] .

829

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 110. Л. 276.

Зачем Беннет вообще назвала Тарханова, если тот был на Дальнем Востоке, – непонятно. То есть непонятно неискушенному читателю, а читатель искушенный знает, что на Тарханова поступали показания еще с декабря 1934 года от бывших зиновьевцев, арестованных после убийства Кирова. К тому же его фамилию назвал на “процессе 14-ти” один из этих “14-ти” – Владимир Румянцев, рассказывая о “группе безвожденцев”, то есть членов зиновьевской оппозиции, отказавшихся после ее разгрома на XVсъезде партии покаяться и отречься от своих взглядов [830] . В гражданскую войну и в 1920-х годах О. С. Тарханов (настоящее имя Сергей Разумов) был видным деятелем комсомола, работал и в Исполкоме КИМа, а в 1924 году был направлен на партийную работу в Ленинград. Неудивительно поэтому его сближение с Зиновьевым (на допросе в 1937 году “правый уклонист” Ф. П. Медведев назвал Тарханова “бывшим секретарем Зиновьева”) [831] . В 1926 году после партийного выговора он был направлен политическим советником в Китай. Вернувшись в 1927 году в Москву, он живо принял участие в деятельности “новой оппозиции” (даже, по показаниям зиновьевца А. А. Муштакова, писал духоподъемные “контрреволюционные” стихи с характерными зачинами: “На земле весь род людской”, “Все равно цекистское старание” [832] ) и в итоге был исключен из партии XV съездом. Он, хоть и считался членом группы “безвожденцев” (вместе с Сафаровым и Вардиным-Мгеладзе), все же быстро покаялся и был восстановлен в ВКП(б) в конце 1928 года. Проработав недолго заместителем заведующего агропромышленным отделом Татарского обкома ВКП(б), он в 1930 году поступил в ИКП и, видимо, тогда же был передан в распоряжение начальника Разведупра. В 1932-м его отправили по линии военной разведки на Дальний Восток. Однако Тарханов продолжал часто бывать в Москве, а с осени 1934 года, похоже, и совсем туда перебрался. Как показал Чернявский со ссылкой на Беннет,

830

Там же. Д. 128. Л. 198.

831

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 278. Л. 37–38.

832

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 120. Л. 160.

Тарханов является состоящим в распоряжении Начальника Разведупра, работает во 2-м отделе Разведупра, до моего ареста находился в Москве [833] .

Кстати, незадолго до ареста Чернявского Тарханов, по показаниям сослуживца Чернявского по Разведупру М. Н. Рябинина, выступил на собрании, посвященном закрытому письму ЦК в связи с убийством Кирова:

Тарханов каялся и отрекался от своей прежней причастности к оппозиции. В связи с этим выступлением Тарханова кто-то из членов ячейки (какая-то женщина), обсуждая вопрос о необходимости повышения теоретического уровня членов нашей ячейки, заявил, что Чернявский допускает троцкистские трактовки и не дает развернутой критики троцкизма на занятиях кружка, руководителем которого он был [834] .

833

Там же. Д. 110. Л. 279.

834

Там же. Л. 165.

Кроме того, на Тарханова только что были получены показания и от его хорошего знакомого Георгия Борисовича Скалова. Хотя Тарханов по-дружески навестил Скалова в больнице после того, как партком ИККИ вынес постановление об исключении того из партии, Скалов, избравший путь сотрудничества со следствием, на допросе показал, что его бывший коллега по группе советников в Китае является контрреволюционером, резко настроенным против сталинского руководства. Именно поэтому следователи и уделили Тарханову столько внимания. В показаниях Чернявского утверждается, будто он узнал от Беннет, что Тарханов не прекращал вести “троцкистскую” работу даже после восстановления в партии. Поэтому Михаил Кондратьевич решил поближе познакомиться с ним. Начиная с осени 1934 года он якобы трижды встретился с Тархановым, рассказал ему о своей троцкистской работе:

Мои отношения с Тархановым не успели развиться в связи с моим арестом. Всего у меня было три встречи с Тархановым: первая во дворе, о которой я показывал выше, и две у него в кабинете. В разговорах со мной Тарханов в мрачных красках обрисовывал положение внутри страны, говорил, что бюрократия давит все живое. Тарханов враждебно отзывался о Сталине, говорил, что установился якобы режим хуже царского, что в стране существует “сверхэксплуатация” рабочего класса [835] .

835

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 110. Л. 281.

Чекисты явно готовились к аресту Тарханова. Однако вместо тюрьмы Тарханов был отправлен советником Полпредства СССР в Монголии. Арест отложили до лета 1937 года.

Собственно, рассказ о “контрреволюционной деятельности” Тарханова и был той “полезной” информацией, которую Чернявский якобы получил от Беннет. Больше ничего ценного Михаил Кондратьевич от Беннет не узнал, никаких директив от нее не получал, “ибо в силе все время оставались те указания, которые я получил еще в бытность свою в Америке от Ряскина”. Наоборот, это он информировал Беннет

о том, как идет выполнение этих директив… как идет троцкистская работа, которую я вел и мои товарищи. Этой информацией были заполнены все встречи [836] .

Зачем Раисе Беннет понадобилась эта информация, пока что оставалось невыясненным.

108

Чекисты продолжали разрабатывать “самарскую” линию Скалова. 8 апреля допросили подругу Екатерины Мухановой Лидию Перельштейн. Это был уже второй ее допрос – предыдущий состоялся 1 апреля [837] . На нем Лидия рассказала об отце – железнодорожном служащем (мать ее умерла еще до революции). При отходе белых из Самары отец Лидии и ее старший брат Виктор (служивший в белой армии) ушли вместе с ними, и Лидия, не имевшая по молодости лет средств к существованию, вынуждена была последовать за ними. Виктор служил в звании прапорщика в отряде Каппеля и был убит в боях с красными под Курганом (как и служивший в этом же отряде жених Е. К. Мухановой Борис Бузков). В 1920 году Лидия с отцом вернулись в Самару, где в 1925 году отец умер. Но сама Лидия уже в 1921 или 1922 году (вместе с Мухановой) перебралась в Москву для учебы в 1-м МГУ на факультете общественных профессий. В Москве подруги встретили своего земляка Скалова и переехали в его служебную квартиру в Армянском переулке. Следователь Гендин спрашивал Перельштейн о Скалове, его сестре Надежде и о Мухановой. Но ничего сенсационного Перельштейн рассказать не смогла. На допросе 8 апреля Гендин продолжил расспросы об участниках “белогвардейской группы” Мухановой – Головском, Рудневых, Чернозубовых, Ивановой. Особенно заинтересовала следователя сестра Скалова – Надежда. В связи с этим Лидия Ивановна рассказала целую историю – так получилось, что, работая научной сотрудницей ИМЭЛ, она из-за жилищного кризиса продолжала жить в одной квартире с матерью Георгия Борисовича и поэтому довольно часто виделась со Скаловой.

836

Там же. Л. 279.

837

Там же. Л. 101–111.

Когда Надя Скалова посещала свою мать, она обычно заходила и ко мне… У меня она встречалась с Мухановой Екатериной и моим близким знакомым Лапиным, Осипом Николаевичем. Он является заведующим отделом в объединении “Химснабсбыт”. Отец его работал в прошлом у Нобеля. С Лапиным я знакома около десяти лет; он часто бывает у меня дома, и я являюсь его фактической женой. Когда Скалова бывала у меня дома, она часто открыто высказывала свое враждебное отношение к советской власти. В связи с этим Лапин неоднократно и настойчиво рекомендовал мне порвать с нею отношения, характеризуя ее как человека, чуждого советской действительности. Был случай, когда Лапин заявил в глаза Скаловой, что он считает ее “типом из “Руля” [эмигрантской общественно-политической газеты кадетской ориентации. – В. К.]. В свою очередь и Скалова высказывала антипатию в отношении Лапина. Будучи ярой антисемиткой, она говорила мне: “Брось ты этого жида” (Лапин по национальности – еврей) [838] .

838

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 110. Л. 294.

В истинности показаний о пещерном антисемитизме Надежды Скаловой есть определенные сомнения, ибо сама Лидия Перельштейн в некоторых официальных бумагах значилась еврейкой (а в некоторых – русской). Но следствие предпочло не заострять на этом внимание. А сама Лидия Перельштейн на допросах пыталась выставить себя “советским человеком”, но следователь Гендин этому воспротивился, упрекнув ее в том, что она продолжала, несмотря ни на что, поддерживать дружеские отношения с “законченными белогвардейками” Мухановой и Скаловой. И пришлось Лидии подтвердить, что Скалова действительно является “законченной белогвардейкой” [839] , а Муханова

839

Там же.

говорила, что Сталин захватил власть в стране в свои руки, зажал страну в тиски, что так дальше продолжаться не может, она заявляла далее, что политический строй в СССР должен быть изменен… Как-то давно, когда именно, не помню, Муханова говорила мне, что в мире борются два основных политических течения – фашизм и коммунизм. О фашизме Муханова отзывалась с чувством восторженности, приводила в пример Италию как страну, переживающую благодаря победе фашизма эпоху бурного расцвета. Она подчеркивала, что Муссолини сумел объединить на основах национализма все население страны [840] .

840

Там же. Л. 295.

Однако “террористические намерения” Мухановой Лидия Перельштейн отказалась подтвердить, заявив, что разговоров подобного рода она с Екатериной не вела. В результате всего этого ОСО по итогам “кремлевского дела” приговорило Лидию Перельштейн к пяти годам заключения в лагерь (максимальный срок, который в то время могло отмерить особое совещание при НКВД). Из документов ЦАМО усматривается, что по отбытии срока заключения Лидия проживала в г. Белебей Башкирской АССР, откуда 23 августа 1943 года была призвана в армию. 23 марта 1945 года на Перельштейн был оформлен наградной лист в связи с представлением к скромной награде – медали “За боевые заслуги”. Из него мы узнаем, что Лидия Ивановна в звании старшего сержанта служила в 375-й стрелковой Харьковско-бухарестской дивизии 2-го Украинского фронта с 10 января 1944-го (и в составе этой дивизии побывала в Украине, Бессарабии, Румынии и Венгрии). Сначала она работала пекарем в полевой хлебопекарне, но с 1 июня 1944 года заместителем командира дивизии была выдвинута в отделение трофейного вооружения дивизии старшим писарем. В наградном листе говорится: