Андрей Кончаловский. Никто не знает...

новый его вариант, до конца съемок так и не появившийся.

В скором времени выяснилось, что Питерс склонен манипулировать всеми, в том числе и

самим Кончаловским. С этой целью был взят режиссер второй, параллельной группы, который

формально должен был работать под руководством Кончаловского. Но фактически этой группой

управлял Питерс. А с другой стороны наседали звезды. Режиссер делал все, что они просили,

точно зная, что никогда не вставит этого в картину.

Между тем с картины сняли оператора и заменили другим. Был сменен сценарист. Новый,

опытный и очень дорогой вскорости запротестовал, не желая больше менять в сценарии ни

строки.

Все это, рассказывает Кончаловский, походило на сновидение. Происходило нечто

неподконтрольное, нерегулируемое…

Снят был с картины преданный режиссеру монтажер. Кончаловский лишался

возможности личного влияния на результат работы, хотя им по-прежнему, по его выражению,

«руководило глупое желание или утвердить себя как режиссера, добивающегося реализации

своих идей, или уйти с картины».

Фильм монтировался без режиссера. Он то и дело оказывался в вынужденном простое. А

перерасход по фильму составлял двадцать миллионов долларов. Финал этого безумия

Кончаловский описывает так: «Руководители «Уорнер бразерс» понимали, что аналитики с

Уолл-стрит наверняка заинтересуются, откуда такой перерасход, запросят совет директоров, тот,

в свою очередь, потребует отчета, что происходит, почему так затягиваются съемки, так

непроизводительно работает группа? И тут все факты будут не в пользу Питерса…

Руководители «Уорнер бразерс» не подозревали, что Питерс уже их предал. Они хотели

его защитить, им нужен был козел отпущения. Козлом был выбран я. Мне предложили уйти…

— Конечно, мы выполним все, что записано в контракте. Твоя фамилия останется в

титрах. Заплатим тебе все, что положено. У нас нет и не будет к тебе никаких претензий. Но так

надо…

Надо было, чтобы полетела чья-то голова. Пусть моя, я не возражал. Спустя ровно две с

половиной недели мир кинобизнеса вздрогнул от обвального известия: «Сони» за полтора

миллиарда купила «Коламбию», Губер и Питерс стали ее президентами».

А фильм был завершен другим режиссером.

Эта почти анекдотическая катастрофа подводила черту под голливудской одиссеей

Кончаловского, первые шаги которого здесь начинались так: «…я на Беверли-Хиллз, выхожу из

агентства, которое почему-то согласилось меня представлять. Хожу в белых носках сероватого

цвета (я тогда еще не знал, что если носки белые, то должны быть ослепительно-белыми),

делать нечего, работы нет, по советской привычке заходишь в какую-нибудь организацию и, как

в отечестве, хочешь с кем-нибудь потрепаться. На тебя смотрят как на эксцентрика… Так вот,

выйдя из агентства, вижу человека, катящего по улице тележку с сэндвичами. Денег — ни

копейки. Перспектив на работу нет. Что делать? Неужели продавать сэндвичи?..»

Сэндвичи он, ясное дело, продавать не стал. Стал снимать — в 1984 году вышел фильм

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

159

«Возлюбленные Марии». Но в систему все же не вписался. Так и остался, образно говоря, «в

носках сероватого цвета»…

Глава вторая Наши люди в Голливуде

Я думаю о том, что вернусь домой.

Возлюбленные Марии, 1984 г.

Да, я странник до конца. Я в пути. Дело в том, что горизонт для

меня — самая важная вещь. Если нет перспективы, причем во всем, мне

неинтересно жить…

А. Кончаловский. Из интервью. Октябрь 1997 г.

1

Андрей Кончаловский оставался если уже не советским вполне, то все же русским

человеком. В нем всегда жило неуемное, абсолютно отечественное стремление к поискам

Правды-Истины. Стремление это на рубеже XX—XXI столетий превратилось в какую-то

маниакальную страсть достучаться уже с открывшейся ему правдой до сердец и умов

соотечественников.

В творчестве желание «разобраться» выразилось в пристальном интересе к нашему

«низовому» человеку. Интерес этот не увял и тогда, когда режиссер оказался за рубежами своей

страны. Фактически все его ленты, созданные там, так или иначе возвращаются к этому

маргинальному типу, но только поставленному на границу с иной культурой, однако в чем-то

главном родственной культуре отечественной. Уже первый большой фильм режиссера,

созданный им за рубежом и открывший третий период его кинематографического творчества,

подтверждает это.

В основе сюжета «Возлюбленных Марии» лежит, как помнит читатель, платоновский

рассказ «Река Потудань», главных персонажей которого, сюжетные линии и ключевые образы

переносит в свой фильм Кончаловский. Но если у Платонова события связываются с

окончанием Гражданской войны в России, то в фильме — это 1946 год. Герой-серб спешит

домой, в Америку, из японского плена. Вместе с другими, возвращающимися со Второй

мировой войны, он, вероятно, мог переживать и те чувства, какие владели его далеким

прототипом Никитой Фирсовым из «Реки Потудани».

«Они шли с обмершим, удивленным сердцем, снова узнавая поля и деревни,

расположенные в окрестности по их дороге; душа их уже переменилась в мучении войны, в

болезнях и в счастье победы, — они шли теперь жить точно впервые, смутно помня себя,

какими они были три-четыре года назад, потому что они превратились совсем в других людей и

почувствовали внутри себя великую всемирную надежду…»

«Точно впервые жить» шел из плена и Иван Бибич. А главной идеей и надеждой и его, и