Андрей Кончаловский. Никто не знает...
Шрифт:
Отклики последовали немедленно и самые разноречивые. В фильме видели, например, заказ. С
возражениями выступил украинский журналист Кость Бондаренко:
«Те, кто сегодня усмотрел в фильме некий заказной характер, ошибаются. Думаю, точно с
такой же степенью цинизма можно говорить о том, что Михаил Ромм снял «на заказ» фильм
«Обыкновенный фашизм» или Френсис Форд Коппола «Апокалипсис сегодня» — ведь эти
фильмы были сняты настоящими Мастерами и в ту пору, когда общества, обожженные войнами,
искали ответы
формировались мировоззрение, оценки. Так было, и так будет.
В конце концов, Кончаловский дает свое видение и никому его не навязывает. Он
приглашает к дискуссии. Он дает возможность высказаться таким разным людям, как Мороз и
Гольдфарб, Мостовая и Табачник, Мельниченко и Фелыптинский. Он насыщает фильм
хроникой. Он пытается воссоздать ситуацию. Он размышляет о времени и о людях. И задает
вопросы, на которые не может найти ответы. И на которые, к сожалению, сегодня не ищут
ответов и в Украине…»
6
Размышляю над тем, что создал в первое десятилетие нулевых режиссер, над ближайшими
и дальними его замыслами, над публицистическим выступлениями, высказываниями в
приватных беседах, и прихожу к выводу, что при внешнем благополучии его нынешнего
существования в нем болезненно не утихает глубокая обеспокоенность зрелого мастера
современным состоянием и страны, и мира, и своим собственным. Не утихает то, что я здесь
уже называл «трагической тревогой».
В нем есть почти инстинктивное ощущение тупика, в котором Россия, ее народ сегодня
оказались. И откуда, как он полагает, выход может быть только при наличии у государственных
лидеров «политической воли» с помощью интеллектуальной элиты принять «идею дешифровки
генома русской ментальности» с последующей его «модификацией через индоктринизацию».
Он ссылается на Александра Зиновьева, который говорил о «регулируемой истории». «Это
ничего общего не имеет, — замечает Кончаловский, — с планами Явлинского, которые касались
исключительно экономических реформ, ему и в голову не могло прийти, что все беды России
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
221
лежат в культурном геноме, в системе ценностей, в несформированном чувстве личной
анонимной ответственности…» Словом, культура — это судьба, но судьбу можно изменить…
В одном из интервью конца 2010 года он сказал замечательную вещь: «Если бы у меня
было больше денег, то я прежде всего истратил бы значительную часть на то, чтобы изменить
русскую ментальность». И в очередной раз разъяснил, как он представляет себе «технически»
перековку отечественной «крестьянской ментальности»: «При сегодняшней способности
государства вмещать в подсознание человека все, что угодно, средств для этого столько —
телевидение,
школа, армия, церковь, — что за пятнадцать лет можно было бы воспитатьпоколение родителей, которые бы уже дальше воспитывали детей… Если понять алгоритм
действия русской души, то мы поймем, как его поменять. Нет главного — это называется
«индивидуальная анонимная ответственность личности», у нее должны быть внутренние
принципы ответственности… Это и есть буржуазное сознание. Я пытаюсь об этом говорить.
Когда правительство будет в полной жопе, когда усугубятся климатические обстоятельства,
тогда, наверное, они начнут понимать, что надо что-то делать, — а может, и не начнут. Нужен
очень продвинутый мозг, чтобы назначить в советники умных людей, а потом этим людям не
мешать. А потом на это нужно много денег. Но это возможно, и в России тоже — я утверждаю,
надо максимум два миллиарда долларов, чтобы это реализовать. Два миллиарда долларов и
абсолютно сознательная политическая воля…»
Коротко говоря, нужен свой Ли Куан Ю и деньги?
И он уже сам ищет более широкий контакт с аудиторией страны через интернет,
пропагандируя в качестве активного блогера свои идеи. С апреля 2011 года здесь подняты темы,
прямо связанные с его культурологической концепцией преобразования национальной «системы
ценностей», в частности: о «цветных» революциях; о доверии; о брошенных и забытых (судьбы
стариков и детей в стране); о съезде «Единой России» как зеркале «модернизации по-русски»;
о национальной идее и анонимной ответственности; о безответственности русских людей…
Выступления получают такой широкий резонанс, которому он и сам поражается. Так, на
размышления режиссера о съезде единороссов (ноябрь 2011-го) откликнулось до полусотни
тысяч человек. Вдохновленный Кончаловский целое выступление посвятил своим ответам на
эти отклики. Вот фрагменты.
«…Все вопросы делятся на три вида. Авторы первой группы заранее отрицают все, что я
говорю, заранее имеют точку зрения, что я какой-то прикормленный… Вторая группа
спрашивает очень по-русски: «Кто виноват?». Третья: «Что делать?»
По поводу первой группы. Недоверие — я не удивлен этому. Узкий круг доверия — это
основной признак всех стран, где сознание не эволюционировало в буржуазное и осталось, по
сути, крестьянским.
Когда я говорю «крестьянское» — это необязательно о людях, которые работают на земле.
Они могут давно работать в городе, на заводе и даже в Кремле, но сознание у них крестьянское.
Вот сейчас Москву «захватили» люди из Петербурга. Но я могу понять их, потому что доверия
мало, а знакомым-приятелям веришь. Поэтому сегодня — «петербуржцы». Но завтра, если в
Кремль придет житель другого региона, все властные структуры наполнятся жителями из